Жизненные сценарии по сказкам

Сказка — ложь, да в ней намёк

Дата создания: 19.06.2005
Дата обновления: 02.10.2020

Известный психоаналитик Эрик Берн в своей книге «Люди, которые играют в игры» уделил большое внимание сказкам – и в первую очередь их воздействию на «жизненный сценарий» личности. Да и в принципе тема «Сказки и их влияние на жизнь» давно интересна как психоаналитикам, так и многим их клиентам…

Многие психотерапевты очень любят говорить о том, что «у каждой нации свои акцентуации». Например, мол, немцы – эпилептоиды, итальянцы – истероиды-маниакалы, англичане – шизоиды, россияне – конечно же, «импульсивные»… Понятно, что это верно лишь с известной натяжкой (к тому же личностный портрет каждого человека составляется из нескольких акцентуаций, а никак не из одной), но все-таки некая тенденция прослеживается. И в немалой степени этому способствуют именно сказки.

Даже в русском переводе многие детские английские песенки звучат, скажем так, довольно нестандартно. Первое, что приходит на ум:
«Жил на свете человек – скрюченные ножки,
и ходил он целый век по скрюченной дорожке…
А за скрюченной рекой в скрюченном домишке
жили летом и зимой скрюченные мышки…» 

Да и та же «Алиса в стране чудес», хоть это и авторская сказка? 

А вот русские сказки – в них действительно очень много, как говорится, «халявы» и везения. А также… жестокости. Увы, чаще всего это так, но к счастью, немногие об этом знают. Ибо детям предлагаются чаще всего «адаптированные переложения». 
И  нельзя забывать о так называемых «советских сказках»:  Данко, Буревестник, им подобные опусы и выхолощенные в том же стиле народные сказки.

Но вначале – об интерпретациях некоторых всем известных сказок, данных непосредственно Эриком Берном.

***
 

…Не секрет, что «психотерапевтическое истолкование» знакомых сказочных сюжетов, принадлежащее перу Э.Берна, многих откровенно коробит и вызывает неприятие. Исповедуемая Берном «позиция марсианина» отягощена здоровым цинизмом. Первое, на чем обычно застревают русскоязычные читатели Берна: их возмущает сам вопрос «что делали фея с отцом Золушки во время бала». Потому что в русском переводе, насколько могу помнить, папа Золушки уехал на бал вместе с семьей! Но в очень оригинальной роли: кучером. И вообще всем в доме заправляет жена, а папа молча смотрит, как шпыняют его родную дочь.

Подобных сказок вообще немало. Тот же Мальчик-с пальчик: жена велела мужу отвести детей в лес, а он и повел. А у Пушкина в «Сказке о мертвой царевне каков папа? А в «Золотой рыбке» каков муж?

И может быть, именно этот момент в сказках укоренился в восприятии нашего общества — потому, что это опять-таки отголоски «политики гаремной власти». Мол, пусть мужчина вовсю кричит, что он глава, и машет своим мечом, а я, «слабая женщина», буду манипулировать им исподволь. А он будет полагать, будто он тут главный. И не потому ли у того же Пушкина «ум у бабы догадлив, на всякие хитрости повадлив», и не потому ли уже в русских народных сказках Иван непременно дурак, а вот Марья – чаще всего искусница и Василиса – если не прекрасная, то премудрая? 

Но продолжаем о Золушке. 

«Не наш менталитет» у Берна отражается еще и в вопросе, «какими мотивами руководствовалась фея, наряжая Золушку на бал»?
У российского читателя зачастую в принципе не может возникнуть такого вопроса.
Начнем с того, в одном из распространенных русских вариантов фея была крестной матерью Золушки. А значит, в рамках тех же религиозных и мегасемейных традиций обязана была одаривать крестницу и опекать ее. 

Кстати, тут человек со здоровым прагматизмом тут скорее озадачится тем, где же была фея все предыдущие годы? Ведь если Золушка на балу понравилась принцу именно как будущая жена, значит, она была уже достаточно взрослой девушкой? Мать ее умерла, когда Золушка была девочкой. Но крёстная, насколько известно, ни разу до сего времени не

А уж если говорить о «сценарии Золушки», то у наших женщин это именно сценарий «безропотной Загнанной домохозяйки, которой вдруг однажды повезет». Или еще: «Ничего нельзя в жизни получить, не имея такой волшебной крестной матери». 

Еще одна разбираемая Берном сказка — «Красная шапочка.»
Тоже возникает много интересных разночтений. 

Берн спрашивает, почему мама спокойно послала дочку к бабушке одну через лес. А также почему беспомощная бабушка живет так далеко на отшибе и к тому же держит дверь открытой? 

Честно говоря, сложно припомнить, чтобы в русских вариантах сильно акцентировалась беспомощность бабушки. Бабушка там вполне еще крепкая, только предпочитает жить отдельно. Вернее, можно сказать, что отдельно, скорее всего, приходится жить Красной шапочке с мамой; ибо бабушка в русских традициях – это женщина еще не старая и достаточно властная. И потому, если маме не хочется быть у бабушки под каблуком, ей нужно жить отдельно. Здесь вспоминается материал про психологическую дистанцию. Да и дверь-то «русская бабушка» худо-бедно закрывала вроде? Помните: «Дёрни, деточка, за веревочку — дверь и откроется…» 

Но при том, как бы далеко ни жила мама, ей все равно вменяется в обязанность снабжать бабушку продуктами в рамках той же мегасемьи. Но опять предположим, что у мамы с бабушкой отношения такие, что обе они предпочитают жить подальше друг от друга, и возможно, даже видеть бабушку лишний раз маме не хочется. Поэтому ей приходится посылать с продуктами дочку. 

***

Русские сказки
 

Собирается купец в дальние страны и спрашивает у дочек, что им привезти. Старшая отрезы заказала, средняя жемчуга, а младшенькая говорит: «Привези мне, папа, ужасное волосатое чудище-юдище для сексуальных утех!» «Доченька, опомнись, что ты такое просишь,  как же тебе не стыдно!» «Ладно, пойдем длинным путем. Привези мне аленький цветочек…»
 

Русские сказки иногда просто поражают своей «многослойностью» не хуже той же интерпретированной Э.Берном «Золушки» или «Красной шапочки» — главное, умело и внимательно на них посмотреть. Вот, например, «По щучьему веленью». Честно говоря, довольно-таки хитрая в плане сценарных элементов.

Многие говорят, что данная сказка «воспитывает лентяев». Но, если помните, Емеля лежал на печке и всячески отбрехивался, извините, от приказаний родной матушки: «Пойди, принеси, сделай». Объяснить, почему не хочется подчиняться ее приказам, было невозможно, проще было сказать: «А мне ле-ень…» Но может быть, делать не хотелось не из-за лени, а из-за чувства протеста? Кстати, по факту лень чаще всего и есть протест. Так что — был ли Емеля лентяем? Скорее всего нет. Ибо, как известно, отказался он от царства и стал жить со свей женой, царской дочкой, в своей деревне. А вот пользовался ли тогда он помощью щуки – наверное, если и да, то уже не так часто.

…Еще одна любопытная сказка – «Аленький цветочек». Является сценарной для многих клиенток (при этом они убеждены, что сказка – русская народная, хотя у нее есть автор — С.Аксаков; вот насколько она проникла в общество и укоренилась в нем!)
Нагрузка у этой сказки колоссальная.

Прежде всего — достаточно традиционные для наших сказок распри между сестрами. Часто эту сказку только из-за этого «делают любимой» девочки, у кого есть хоть одна старшая сестра.

Но самая главная сценарная опасность сказки – «Он жил так несчастливо до встречи со мной, а теперь мы полюбим друг друга и он превратится в принца, даже если до того он был чудовищем».
На фоне этого сценария у женщины снижается критичность к любым отрицательным качествам кандидата в мужья, не только в плане внешности: он может быть грубияном, хамом, наглецом, невежей, относиться к ней без уважения и даже с презрением. Более того, у некоторых женщин с таким сценарием, из которых и вырастают практически готовые «жертвы самопожертвования», устанавливается еще один «сценарный камень»: «Я не могу от него уйти, он без меня пропадет».

• «Перебрала свои старые видеокассеты с русскими сказками.
  И нашла сказку «Аленький цветочек». Помню, она меня в некоторых местах задевала эмоционально, но самое основное — вызывала много вопросов ( которые некому было задатъ).
  А сейчас, попробовав проанализировать эту сказку с точки зрения жизненного сценария — вообще пришла в ужас от деструктивности оного.

  1. В сюжете присутствуют отец и три дочери. А где мать? Что с ней? Одна ли мать у всех троих сестер, т.к. очевидно, что отец любит и балует только младшую дочь?
  2. Не помню имена старших двух дочерей ( да и были ли они вообще названы в сказке?), зато о младшей говорится вполне определенно «младшая дочка Настенька». Что же такого особенного в этой Настеньке и в каких она отношениях с сестрами? Похоже, они ревнуют отца к ней.
  3. Откуда Настенька узнает об аленьком цветочке? Вроде бы радио и телевидения тогда не существовало — откуда же она может знать о его существовании?
  4. Если идея аленького цветочка была взята из воздуха, то получается, что Настенька послала отца искать «то, не знаю что»? А зачем? Что это? Такой вид манипуляции? Чтобы отец так быстро не привез подарки сестрам ( которые гораздо легче было достать), бегая в поисках подарка ей?
  5. Далее, Настенька отправляется к чудовищу вместо отца, даже не предупредив его об этом. Это оплата долга родителям?
  6. Жизнь у чудовища: исполнение любых капризов за жизнь взаперти и под контролем? Т.е. послушная Настенька «катается как сыр в масле» за четкое следование требованиям чудовища, которое она даже ни разу не видела. И не видя, и не зная, успевает его даже полюбить в конце сказки ( за «доброе отношение» к ней). Т.е. она нашла замену отцу в виде этого чудовища?»

Еще один «женский сценарий» – «Гадкий утенок». Сказка Андерсена, но стала чуть ли не народной для многих женщин.

Кстати, однажды коллега обмолвилась забавно: «Да, а еще Женский утенок, гадкий сценарий…» 
Вот именно – гадкий сценарий «Женский утенок».

Иными словами – «Ты некрасива, тебя все гонят и обзывают, никто тебя не понимает, но в один прекрасный день, ничего не делая, ты станешь прекрасным лебедем».
Вообще это сценарий не только женский («Меня никто не понимает, я для всех чужой, но в один прекрасный день…») – очень много обманутых ожиданий и личности с сочетанием «истероидность-шизоидность», независимо от пола. Но чаще всего подобный сценарий связан именно с внешностью, и потому стал в основном женским.

Итак, «девочка-подросток некрасива, но в один прекрасный день она станет молодой красивой девушкой, полной очарования юности…» – увы, именно так утешают многие мамы и учительницы своих дочерей и учениц, когда те жалуются, что они «некрасивы и их никто не любит». Но на самом-то деле девочке важно научиться: во-первых – любить и понимать себя, чтобы ее любили другие – и опять-таки, любить себя такой, какая она есть (может быть, она сама не видит своей красоты?), и во-вторых – уметь общаться: может быть, из-за этого неумения ее везде «гонят», а не из-за внешности? Увы, женщинам нередко проще во всем обвинить свой внешний вид.

Но часто получается, что девочка-подросток сидит себе по жизни, ничего не делает, — ни вкус эстетический не развивает, ни общаться не учится, и все ждет, когда же наступит прекрасный день. И вот в один не прекрасный день она понимает, что она уже зрелая женщина, а лебедем так и не стала. Обману-у-ули! Иногда на этом фоне вырастает агрессия на родителей и в частности, на мать. Или на все общество. 

«Царевна-лягушка»

Смысл этого сочетания обычно воспринимается как «временно заколдованная царевна» (как гадкий утенок?). Но личности, не испытывающие проблем с сочетанием несочетаемого, могут воспринимать это так: одновременно и «победитель», и «неудачник». 
Одна собеседница как-то вообще говорила, что Иван-царевич царевну-лягушку «из болота вытащил и в люди вывел». Вот сценарное отражение штампов и традиций. Кстати, именно за это, за «униженное положение» главной героини, та дама эту сказку и не любила.

А опять, заметьте: лягушка-царевна здесь опять умная и умелая (независимо от того, сама ли она ткет ковер на показ царю-батюшке за одну ночь или это по ее велению делают мамки-няньки, главное – она сумела этот процесс организовать и обеспечить), а Иван-то царевич в итоге как опростоволосился… Это опять к слову об ассоциациях.

• «Считается, что Иван-Царевич сделал плохо, когда сжег лягушечью кожу. А, может, наоборот? Может, это было необходимо для того, чтобы лягушка стала царевной? И все, что дальше делалось, было просто продолжением, невозможным без сжигания кожи? 
  И «психологический» смысл тоже получается прозрачным – пока Царевне-Лягушке не показали, что она кому-то нужна в качестве царевны, она и оставалась лягушкой, а как только показали, так сразу «пошел процесс» превращения в царевну  «

***

«Советские» и современные сказки 
 

Приходит Волька в клинику по пересадке волос. Сзади плетется Хоттабыч. У старика руки за спиной в наручниках, на лице следы побоев, во рту кляп.
Волька, кивая на Хоттабыча, говорит сотрудникам клиники:
— Хочу такую же бороду, как у него. Давайте своим лазером — пшик-пшик. Старик в принципе согласен.

…Одной из основных характеристик «советского периода» может быть следующая: в этот период активно пытались сформировать «неестественную личность человека». Для того общественного строя, который планировалось сформировать и называть коммунизмом, нужен был человек совершенно иной формации, с иным бессознательным и вообще иной физиологией. То есть «будущий прогрессивный строй» явно не желал учитывать того, что есть и шел упорно поперек естественных вещей. Что ему, как и предполагалось, даром не прошло.
Но перед тем, как закончиться, этот «счастливый строй» поломал психологию как минимум трех-четырех поколений.

В советский период, вместо того чтобы учитывать естественные вещи, пытались их подчинить идеологии. Было это трудно, поэтому контроль за «нежелательными проявлениями человеческой натуры» шел по всем фронтам, в том числе и в области искусства. Как известно, тотальной партийной цензуре подвергались все его продукты: книги, фильмы, живопись и т.п. Но вот берновскому анализу такие сказки поддаются с трудом. Ведь это не спонтанное творчество какого-то автора или народа, а конкретный заказ сверху, подвергшийся фильтрации.

Судите сами: взять разные продолжения «сказки про Буратино» (да и сама изначальная сказка Толстого), и во многом тот же «Старик Хоттабыч», и другие сказки, особенно из тех, что были распространенными и входили аж в школьную программу – все были в той или иной мере основаны на пресловутых бинарных оппозициях. Мы – хорошие, «они» – плохие. Причем одновременно в тех же сказках нередко «мы» были «бедные», а «они» – богатые (хотя чаще всего не оговаривалось, стараниями каких добрых меценатов в советских городах были Дворцы пионеров, цветочные клумбы и множество игрушек для детей). В общем, любимый тезис того времени – «денег хотеть стыдно, кто хочет денег, тот не наш».

Когда мы вели обучающие семинары (в том числе по сказкам) среди коллег, доводилось слышать интересные точки зрения по этому поводу. Например, такие: 
«Понятно, что прямые материальные ценности были под негласным запретом, и надо было как-то расплачиваться за услугу?»
«А при чем тут запрет? Муха же денежку нашла и купила по тем временам приличную бытовую технику. То есть она девица обеспеченная. почему бы комару на ней не жениться?»
«Но суть при этом одна – она ему теперь «вроде как должна». Или он ей должен?»

Завершая разговор о сказках, хочется вспомнить еще одно популярное советское детское произведение: «Бременские музыканты». Отрывок из дискуссии в Мастер-классе:

• «Неожиданно обнаружила, что у меня есть-таки своя сказка.
  Просто она не книжка, а пластинка. «Бременские музыканты».
  Я слушала ее очень долго, лет с трех и до семи. В это время я часто оставалась дома одна. А когда мне было семь, родился брат и мама сидела с ним дома.
  Я была принцессой, мама — королем (одиноким родителем).
  От меня требовали быть лучше всех — «принцесса», стоящая на балконе.
  Трубадур для меня был вроде как «лицо» Бременских музыкантов, «пирамида» (пес (верность) вскочил на спину ослу (трудолюбие), кот (нежность и одновременно независимость) — на спину псу, петух (храбрость и желание покрасоваться) в пирамиде не участвует, а юноша подпрыгнул и оказался стоящим на голове кота, да еще кверху ногами) — этакое напряжение всех сил, чтобы оказаться «на уровне» принцессы.
  «И друзья-артисты ввалились прямо в высокое окно прямо под королевским балконом» — маркер «своих», меня часто ругали за неуклюжесть.
  Во дворец пускают только Трубадура, пытаются заставить и его «танцевать под чужую дудку» — в родительском доме не видать счастья.
  И даже когда принцесса сбегает — ее ловят с помощью гениального сыщика и возвращают во дворец, хотя перед этим «король торжественно соединил руки Трубадура и своей дочери».

• «А мне вспомнилось:
  «Состоянье у тебя истерическое,
  Скушай, доченька, яйцо диетическое…»
  Какая связь между истерикой и «скушай яйцо» — поди пойми. Да и критерии «истеричности» король-батюшка не обозначил (я в детстве была уверена, что эта фраза ничего на самом деле не значит).»

• «для некоторых людей — самая непосредственная. На что бы я не пожаловалась, я услышу от мамы «Надо вести здоровый образ жизни». Поэтому для меня эта песенка вполне вписалась в контекст. Наверное, меня с самого раннего детства так воспитывали. Если что-то случилось — это потому что не слушалась взрослых. «Говорила тебе мама, кушай кашу? Вооот»))))
  И хуже всего, что ответ «Ничего я не хочу!» стал в итоге практически главным сценарным жизненным лозунгом».
   

***

Но прежде чем говорить о том, что сказка стала сценарной, важно ответить на следующие вопросы:

— При каких условиях сказка становится сценарием? Что формирует внутреннюю готовность ребенка «встать на эти рельсы»?
— В любой сказке есть завязка, развитие и развязка. Можно ли говорить, что ребенок начинает воспринимать сказку как сценарий в том случае, когда ощущает какое-то сходство с завязкой сказки, с ее реалиями?
— Возможно ли определить, действует ли еще данный сценарий? Может быть, он уже прожит и неактивен? Или подобные вещи действуют всю жизнь, пока их сознательно не дезактивируют?

Ответы на эти вопросы — как говорится, уже другая, отдельная история. Которую нужно исследовать на личном консультировании.
 

Заказы «Электронного доктора», наиболее подходящие к статье:

Я хочу поправить свой жизненный сценарий

Я хочу разобраться в своем жизненном сценарии

Я хочу знать свою ситуацию

Я хочу освободиться от своего жизненного сценария

Я хочу перестать жить по сценарию

Я хочу позволить себе быть адекватным

Я хочу позволить себе быть знаменитым

Я хочу полюбить себя

Я хочу поправить свои цели

Я хочу разобраться со своим жизненным сценарием

Темы: Взрослый-Родитель-Ребенок по Э.Берну, жизненные сценарии, сказки, трансактный анализ.

© Нарицын Николай Николаевич
врач-психотерапевт, психоаналитик
© Нарицына Марина
психолог, психоаналитик
г. Москва

Психологу важно быстро и точно определить мишени в работе с клиентом, выявить основу проблемы, определить направление работы. Использование специальных тестов не всегда вписывается в процесс консультации, потому что клиенту нужно выговориться, рассказать, разобраться, он не готов к прохождению тестов, не для этого он пришел к психологу. Поэтому основной инструмент работы психолога – беседа, выслушивание, слышание. При этом каждый практикующий психолог знает, что первичный запрос клиента – это только «верхушка айсберга» и, как правило, суть проблемы лежит гораздо глубже. На уточнение и определение сути часто уходит от двух до пяти консультаций. Выстраивая работу, психолог опирается на то, что знает о себе клиент, но его знания о себе тоже бывают неточными. Они затуманены мнением других, установками, полученными от родителей, стереотипами восприятия мира. Встреча с глубинным «Я», с собой – это то, к чему  ведет психолог клиента, с чего начинается терапевтический путь.

Из трансактного анализа мы знаем: бывает так, что человек проживает сценарий, заложенный его родителями. Попадая в одни и те же ситуации, он действует в них одинаковым способом, получая похожий, часто не устраивающий его, результат. Проживая свои сценарные решения, человек, тем не менее, не осознаёт их.

• Когда ситуация «здесь и теперь» воспринимается как стрессовая.
• Когда имеется сходство между ситуацией «здесь и теперь» и стрессовой ситуацией в детстве». [Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. — Екатеринбург: ЛИТУР, 2002. — 576 с.]

Так родилась идея соединить в одной методике знания о жизненных сценариях, социальных ролях и сказочных героях.

Суть методики состоит в поэтапной работе со сказочными героями на основе специальных вопросов, соотнесения героев с выбранными социальными ролями.

Вся работа над одной-тремя ролями занимает стандартную терапевтическую сессию в 55 — 80 минут. В результате мы получаем карту личности человека, на которой видно каким сценариям он следует, что можно изменить, на что повлиять, какие внутриличностные конфликты заложены и как они могут проявляться.

Работа клиента заключается в заполнении бланка под руководством психолога. В процессе заполнения клиент может сам увидеть для себя важную информацию, несоответствия, возникающие сопротивления, трудности и многое другое. А психолог может дать ему более глубокий анализ.

Как и в большинстве случаев, очень важно то, какие вопросы и в какой последовательности задает психолог. Ключевые вопросы к каждому этапу прописаны в методике, но не являются ограничивающими. При необходимости психолог может задавать уточняющие вопросы.

В следующих шагах, через знакомство с героем сказки, происходит раскрытие жизненного сценария.

Второй шаг – это определение цели, назначение социальной роли. И здесь мы тоже можем увидеть, что клиенту трудно сформулировать, определить для себя главную цель. И часто получается, что у социальной роли «мать», цель – создание уюта, или у «жены» –
забота о детях.

Третий шаг – клиенту нужно ответить на вопрос: «С каким героем ассоциируется у вас эта социальная роль?». Часто этот шаг вызывает особые затруднения, потому что мы переходим через внутренние барьеры. Раньше я предлагала клиентам, которые не могли вспомнить народные или авторские сказки из детства, вспомнить героя современных фильмов или книг. Но впоследствии пришла к выводу, что они могут оказаться слишком сложными и не решают задачу поиска основы жизненного сценария. Часто начинают вспоминать, например, Гарри Поттера и других героев книги. Такой вариант не подойдет, поскольку все герои этой книги очень сложные личности, с разными ролями и своими жизненными сценариями. И, несмотря на то, что результат все же известен, можно проследить основной тип действия и качества, в ходе действия книги герои могут быть в разных социальных ролях. Есть шанс запутаться. Поэтому лучше иметь список сказок или набор карточек.

Психолог может значительно обогатить свой методический арсенал, пройдя обучение и в дальнейшем используя методику «Жизненные сценарии в сказочных ролях». Он может быстрее и нагляднее помочь клиенту увидеть закономерности в своих реакциях, поведении, действиях, выявить главный запрет, который мешает двигаться вперед, определить условия снятия запрета. И главное – помочь найти отправные точки для изменения своего стиля поведения, найти другие способы самореализации в выбранной социальной роли.

В моей маленькой семье из четырех человек было три развода: родители, брат и я. «Ты явно в сценарии», – часто слышала я от людей, увлекающихся психологией. «Ну круто. И что мне теперь с этим делать?» – спрашивала я. 

Что такое сценарий, как он «пишется», а главное – кем и зачем разыгрывается на сцене жизни, я пришла разбирать на психологический тренинг Елены Дубовик, чтобы под руководством специалиста заглянуть в лицо своим демонам.

Долгие годы я была убеждена в том, что то, как с нами обращались в детстве, не имеет такого сильного влияния на взрослую жизнь, как нас пытаются убедить психологи. В конце концов, мы выросли, отрастили когти и зубы, научились давать сдачи, а в крайнем случае – спасаться от боли бегством, шорами на глазах и словами «это ты во всем виноват». Детство прошло и забылось, поэтому поверить в то, что слова мамы или папы, сказанные тебе в порыве злости в твои три года, смогли как-то повлиять на то, кто ты сейчас, мягко говоря, сложно.

Однако давайте попробуем разобраться

«Повесть вашей жизни уже написана, и написана она вами. Вы начали писать ее с момента рождения. К 4 годам вы решили, каким будет в общих чертах ее сюжет. К 7 годам ваша повесть была в основном завершена. С 7 до 12 вы шлифовали ее, добавляя то тут, то там некоторые детали. В подростковом возрасте вы пересмотрели свою повесть, придав ей более реалистичные черты. Как и любое другое повествование, повесть вашей жизни имеет начало, середину и конец. В ней есть свои герои и героини, злодеи и второстепенные персонажи, основной сюжет и побочные сюжетные линии. Теперь, будучи взрослыми, вы уже не помните о том, как начинали ее писать. Возможно, до сего момента вы вообще не подозревали, что писали ее. Но даже не сознавая этого, вы, скорее всего, воспроизводите в своей жизни повесть, которую сочинили много лет назад. Она – ваш жизненный сценарий…» Этими словами Елена Дубовик начала двухдневный тренинг-интенсив, в ходе которого мы должны были вернуться на много лет назад и «вспомнить все», а точнее – то, что до сих пор тихо отравляло наше существование и заставляло наступать на те же грабли: слова, болезненные эмоции и глубоко укоренившиеся страхи.

Сценарий – это план жизни

Своеобразная пьеса с ясно обозначенными началом, серединой и концом. Последний предопределяет то, как сюжет будет развиваться. Если выбранный вами-ребенком финал печален, то, будучи взрослым, вы будете бессознательно выбирать те формы поведения, которые приблизят вас к драматической развязке. Грубо говоря, если в детстве вы, вняв материнскому «какая же ты бестолочь», решили, что ничего путного из вас точно не вырастет, то и к тридцати годам жизнь ваша будет идти по сценарию «черт-те что и с боку бантик» – ни семьи, ни детей, ни карьеры, ни мужа.

На формирование сценария активно влияют внешние факторы вроде родителей или окружающей среды (воспитание в детдоме, или бабушкой, или улицей). Но даже воспитываясь в одних и тех же условиях, разные дети способны принять противоположные решения насчет того, какой будет их жизнь. Хрестоматийный пример: случай с двумя братьями, которым мать говорила, что оба они «кончат в психушке». В итоге один стал стационарным пациентом психиатрической лечебницы, другой – психиатром.

При этом ребенок принимает решения по поводу сценария своей жизни без тщательного обдумывания, а исходя из чувств («мне плохо», «меня бросили», «я никому не нужен») и опираясь на родительские послания («зачем ты только родился» или «ты молодец, я горжусь тобой»). Послания могут быть как вербальными, так и бессловесными (думаю, все помнят выражение лица папы, когда он кипел внутри, но пытался сдержаться, или как театрально вздыхала мама, и казалось, что лучше бы наорали, чем так).

По словам Елены, сценарий не сознается: воспоминания о раннем детстве приоткрываются нам лишь в снах и фантазиях. И если внимательно не покопаться в себе и не осознать, откуда ноги растут у всех неудач во взрослой жизни, можно так никогда и не начать жить по-другому – лучше, успешнее, счастливее, чем сейчас.

Скажи мне, на каких сказках ты вырос, и я скажу тебе, кто ты

Помимо огромного количества упражнений, направленных на определение плодотворности жизненной позиции и усвоенных родительских предписаний и запретов, было одно упражнение, последствие которого я ощущаю до сих пор. Мы работали с любимой сказкой – анализировали ее, разыгрывали в ролях при помощи фигурок и в конце «переписывали» таким образом, чтобы «никто никого не съел и все остались довольны».

Так, у каждого из нас в детстве была сказка, которую мы просили читать нам снова и снова, красочно представляя себе каждого героя и переживая за них отзывчивым детским сердцем как за родных. Причем нашей любимой сказкой становилась та, которая уже была похожа на наш сценарий, поэтому она так и западала в душу. Более того – в развитии ее сюжета мы интуитивно искали какой-то план, который подскажет, что же делать…

Будучи ребенком, мы не воспринимали Золушку или Лисицу-Хитрицу как несуществующих персонажей: в нашем воображении они были такими же реальными, как соседка тетя Люся. Поэтому и влияние оказывали такое же: тем, как себя вели в той или иной ситуации (обманывали, хитрили или были смелыми и сильными), как взаимодействовали с окружающими (родителями, детьми, супругами), добивались всего сами или при помощи волшебного зелья или потусторонних сил. Все это записывалось на подкорку детского мозга, чтобы потом причудливо вплестись в канву формирующегося сценария в виде значимых образов (например, чтобы в жизни всегда был добрый молодец, который придет и спасет) или мотивов (всеми понукаемая падчерица, необходимость заботиться об ораве голодных гномов, ощущение горошины в любом деле и даже через десяток перин).

Для меня такой «сказкой детства» стали «Дикие лебеди» Андерсена. Напомню кратко сюжет: у девочки есть 11 нежно любимых братьев, которые из-за проклятья превращаются в лебедей. Разрушить чары способны только рубашки из крапивы, которые должна связать девочка. Причем от первой петли и до волшебного превращения лебедей обратно в мальчиков она не должна вымолвить ни слова, иначе братья погибнут. Ни тогда, когда она мнет своими нежными пальчиками крапивные стебли, чтобы получить пряжу, ни тогда, когда из-за ее молчания в ней заподозрили ведьму и приговорили к сожжению на костре. И даже прекрасный принц, который в нее влюбился, был не в силах помешать исполнению наказания…

Я не знаю, почему эта сказка когда-то так глубоко запала мне в душу, но эхо ее сюжета можно хорошо проследить в моей жизни. По словам Елены, и отец, и братья из сказки символизируют мужчин рода девочки – один женился на мачехе и никак не берег детей от ее пакостей, другие в ходе событий превратились в лебедей, которые, хоть и любили сестру, но сами отчаянно нуждались в помощи, то есть защитить ее от зла внешнего мира не могли. Вот ей и пришлось взять на себя роль спасительницы и стать сильной. Более того, принять это бремя молча. Проанализировав свою жизнь и отношения с мужчинами, я нашла в ней эхо этой сказки. «Я-сама» стало моим личным проклятьем. У меня никогда не было близких отношений ни с отцом, который ушел из дома в мои десять, ни с братом. Каждый из нас привык быть сам по себе, словно в параллельных реальностях. Мы никогда особо не разговаривали: мужчины моего рода этакие суровые сибирские мужики, которые не плачут, не танцуют и любую боль переживают наедине с собой. Первый по-настоящему любимый мужчина через пять лет стал мужем – человеком хорошим, но безответственным, замужем за которым я меньше всего чувствовала себя как за каменной стеной – скорее, как за фасадом ДСП, который мне собственным плечом приходится подпирать, чтобы не рухнул. В общем, в очередной раз поймав себя на мысли, что мужик в нашем доме я, я сдалась и подала на развод. Потому что слова закончились, а проблемы – нет, тянуть все на себе и конопатить все новые дыры в семейной лодке больше не осталось сил. В конце концов, каждый сам волен портить себе жизнь, «я сваливаю».

Мужчины (родные, любимые, просто друзья) моей жизни были «лебедями», нуждающимися в спасительных рубашках из крапивы – одного утешить, второго подбодрить, с третьим просто помолчать, а главное – никому не дать о себе позаботиться, потому что «я сама», и со многим объективно справляюсь лучше, чем они. При этом сказать кому-то «помоги мне» я почему-то не считала нормальным и правильным. Кому и зачем я дала этот «обет молчания» – непонятно.

С другой стороны, время, которое девочка провела в пещере за вязанием – в полной тишине и одиночестве – оно ведь не было потрачено напрасно. Это было время, чтобы понять, кто она без своей семьи и братьев; осознать, как сильно она любит последних, даже таких, «заколдованных» (несовершенных, неполноценных); найти цель, ради которой стоит обжигаться – снова и снова. И здесь это уже не только «спасти братьев», но что-то другое – глубоко личное и наконец-то для нее одной, не для кого-то.

Можно говорить, что, впав в анализ, можно дойти до маразма, притягивая за уши и находя параллели там, где на самом деле все проще: рок, судьба, фатум, родовое проклятье, гены. Но каждый верит в то, что помогает ему жить. И если детская сказка позволяет абстрагироваться и свежим взглядом посмотреть на то, как связано прошлое и настоящее, лучше верить сказке, чем сидеть у очередного разбитого корыта и вопрошать «за что». Прототипы персонажей любимой сказки вдруг легко отыскиваются в жизни – и ведьмы, и коньки-горбунки, и злые сестрицы. Согласно теории сказок, все они – какие-то части тебя, зеркально отражающие то неприглядное болото из боли и страхов внутри тебя, которое тихо колышется и зарастает ряской. Поэтому, переписывая сказку, чтобы таким образом изменить жизненный сценарий, у всех героев должны быть выигрышные цели и никого нельзя убивать. Например, подумать, почему волк сожрал бабушку и как повернуть сюжет таким образом, чтобы охотникам не пришлось его вспарывать.

Вообще, если копнуть глубже, оказывается, что в сказках, которые нам читали в детстве, на самом деле очень много одиноких женских фигур, которые живут без мужчин и делают много глупостей, например, посылают детей одних в лес относить пирожки другой одинокой женщине. Да и мужчины все сплошь и рядом какие-то подкаблучники, слова поперек сварливой жене не скажут, как велит – так и сделают.

Конечно, одной работы со сказкой мало, чтобы понять, как и кем был сформирован твой сценарий. Обычно нужно еще провести глубокий анализ предписаний и запретов, усвоенных от родителей: что они обычно запрещали, что говорили при этом? Нельзя приводить в дом друзей, потому что «еще украдут чего или сломают». Нельзя гулять за домом, а только во дворе, чтобы мама «видела из окна». Нельзя играть с какими-то дорогими вещами, ведь обязательно «разобьешь или испортишь». Возможно, именно поэтому ты до сих пор паникуешь, если кто-то предлагает устроить вечеринку «у тебя», потому как «в дом не водить»; боишься куда-то уехать далеко или надолго, неосознанно реализуя таким образом предписание мамы «быть на виду»; не покупаешь себе дорогие вещи, вообще на них смотришь, всегда выбирая что-то только из низкой или средней ценовой категории, потому как просто не веришь, что их достойна. Да пусть они хоть дважды разобьются или сломаются, черт с ними – это же всего лишь вещи…

***

Два дня тренинга взбаламутили мое душевное болото, устроив в нем соревнования по гребле. Наружу вылезло много недовольных кикимор и водяных, горланящих непристойные песни и угрожающих «позвонить кому надо, чтобы разобрались». Но сегодня, спустя две недели, я действительно ощущаю изменения. Точки над «и» до конца не расставлены, но процесс пошел. С каждым днем все легче просить о помощи и принимать ее, отпускать от себя и расслабляться, не пытаясь все решить самой. Еще внутри меня проснулась какая-то странная тихая нежность к отцу, брату и даже, прости Господи, бывшему мужу. Я «вяжу им спасительные рубашки» из крапивы, и в часы этой медитативной кропотливой работы начинаю лучше понимать, чего же я в конце концов хочу от мужчин своей жизни. Возможно, однажды меня осенит, что они, эти рубашки, им вообще не нужны – им нравится быть лебедями, и я должна буду просто оставить их в покое, отпустив от себя. В конце концов, девочка в сказке встретила своего принца, и он влюбился в нее даже в такую – молчунью.

Мне хочется, чтобы каждому из нас для того, чтобы строить счастливые отношения, не приходилось идти на жертвы, замолкать на долгие годы и проходить испытания. Или наступать на одни и те же сценарные грабли.

И поэтому оно того стоит – однажды найти время разобраться в себе, в своем прошлом, в словах и поступках других людей, которые ты сам того не ведая повторяешь в собственной жизни.

С психологом, в группе или самостоятельно. Потому что что-то действительно меняется, причем на таком глубоком уровне, что кажется почти сказкой. Любимой сказкой твоего детства, и обязательно со счастливым концом.

Автор искренне благодарит Центр успешных отношений и лично Елену Дубовик за такт, терпение и мудрое руководство в непростом деле познания себя и поиска истины.

Вера Летова

Тренинг Осознание и изменение Жизненного сценария в нашем центре проводит Елена Дубовик.

Елена Дубовик, психолог, директор Центра успешных отношений.

Стаж работы психологом — больше 23 лет.
Специалист по личностному росту и развитию человека.

Автор и ведущая популярного тренинга LIFE CHANGE: Осознание и изменение жизненного сценария.

Больше 70 публикаций, комментариев и выступлений в СМИ.
Отличительной особенностью работы Елены является глубина и целостность. Уважения и должного внимания заслуживают даже самые противоречивые явления, и после работы над ними, они интегрируется в сознание, что до этого казалось невозможным.