Вепсская сказка медведь и лиса

Kondi i rebįine

подкорпус вепсских сказок

северновепсский диалект

Информант: Лонин Рюрик Петрович, г.р. 1930, место записи: Шелтозеро (Šoutarv), Прионежский р-н, Республика Карелия, г. записи: 1956, записали: Лонин Рюрик Петрович

Вепсские народные сказки, (1996), с. 51-52; НА КарНЦ, кол. 58, ед. хр. 16

Вепсские сказки

Фольклор вепсов, как и карел
и русских, уходит своими корнями в
далекую древность. Имея общую историческую
судьбу, народы, проживающие на территории
Карелии, не могли не оказывать друг на
друга взаимного влияния. Тем не менее
до сих пор основная часть вепсов сохранила
свой язык и культуру. Вепсский фольклор,
и прежде всего – сказки – записывались
учеными еще в XIX
веке. Известный вам Элиас Леннрот был
одним из первых собирателей вепсских
сказок. Сказочный репертуар вепсов
разнообразен. Это и сказки о животных,
волшебные, новеллистические,
сказки-анекдоты. Познакомься с одной
из сказок, записанной в Прионежском
районе в селе Шелтозеро. Она дана в
переводе, максимально приближенном к
оригиналу.

Медведь и лиса

Встретились в густом лесу медведь и
лиса. И спрашивает медведь:

— Ну, как поживаешь, лиса?

— Да живу, видишь, стараюсь своим хвостом
для тебя тропинку расчистить и платы
не прошу.

— Да неужели с меня плату брать, — говорит
медведь, — если я в нашем лесу как царь,
все меня боятся. Да и одной силы сколько!
– хвалится медведь.

И пошли они вместе бродить по густым
лесам. Идут они и попали как-то на
муравейник. Лиса и говорит:

— Ну-ка, медведь, прищурь свои глаза и
посмотри, как муравьи таскают камни
ростом с себя.

Тут он прищурил один глаз, а вторым
видит: правда. Ухватился и он тоже лапами
за камень, величиной с него, лежавший
тут же рядом. Сколько ни тужился, ни
ворочал, а одолеть никак не смог. Лиса
и говорит:

— Вот ведь каков ты, медведь. Говорил,
всех сильнее ты, а может быть, ты слабее
меня.

И пошли они дальше. Идут-идут они и
наткнулись на женщин-грибников. А женщины
как увидели медведя – и давай кто во
что горазд: одни в ведра барабанить,
другие кричать во все горло. Медведь
испугался, видит, что тут творится, да
и наутек. Бежал-бежал, спотыкаясь, как
полоумный, и свалился со скалы. Только
его и видели, медведя-то. А лиса присела
под сосну да с ухмылкой смотрит на все,
что делается вокруг.

Вопросы и задания

1. В чем отличие новеллистических сказок
   от волшебных и сказок о животных?

2. Какое качество человека высмеивает
   прочитанная вами сказка «Как старик
   горох сеял»?

3. К какому виду сказок
   относится сказка «Медведь и лиса»?

4. Знаком ли тебе сюжет по карельским или
   русским сказкам?

5. О каких чертах характера
   идет речь в сказке «Медведь и лиса»?

6. Прочитайте сказку по ролям,
   инсценируйте.

Из древнерусской литературы

Что вы знаете
о летописях?

Возникновение древнерусской литературы
связано с началом письменности. Первое
упоминание о корелах (так называли в
русских летописях древнекарельские
племена) помещено в Новгородской первой
летописи 1143 года:

«В то
же лето ходиша Корела на Емь, и отбежаша;
2 лоиву избиле».

Вы прочитали о неудачном походе корелы
на финское племя емь, в результате
которого потеряны два парусных судна
(лойва).

О древних карелах рассказывалось
не только в летописях, но и в «Слове о
погибели Русской земли», и в «берестяных
грамотах».

Вопросы и задания

Почему летописи и берестяные
грамоты являются не только историческим
памятником, но и литературным?

§
21 – 22. Писатели и поэты Карелии о природе.

О
природе написано немало произведений,
можно сказать, что это одна из главных
тем как для писателей, так и для поэтов.
Вспомните, в каких прозаических текстах
эта тема основная, или в каких произведениях,
рассказывая о событиях из жизни героев,
автор обращается к описанию природы.

Как
вы думаете, для чего он это делает?

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

Жила-была кума-Лиса… Надоело Лисе на старости самой о себе помышлять, вот и пришла она к Медведю и стала проситься в жилички:

— Впусти меня, Михаил Потапыч, я лиса старая, ученая, места займу немного, не объем и не обопью.

Медведь, долго не думав, согласился. Перешла Лиса на житье к Медведю и стала осматривать да обнюхивать, где что у него лежит. Мишенька жил с запасом, сам досыта наедался и Лисоньку хорошо кормил. Вот заприметила она в сенцах на полочке кадочку с медом, а Лиса, что Медведь, любит сладко поесть; лежит она ночью да и думает, как бы ей уйти да медку полизать; лежит, хвостиком постукивает да Медведя спрашивает:

— Мишенька, никак, кто-то к нам стучится?

Прислушался Медведь.

— И то, — говорит, — стучат.

— Это, знать, за мной, за старой лекаркой, пришли.

— Ну что ж, — сказал Медведь, — иди.

— Ох, куманек, что-то не хочется вставать!

— Ну, ну, ступай, — понукал Мишка, — я и дверей за тобой не стану запирать.

Лиса заохала, слезла с печи, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и ну починать кадочку; ела, ела, всю верхушку съела, досыта наелась; закрыла кадочку ветошкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все прибрала, как у Медведя было, и воротилась в избу как ни в чем не бывало.

Медведь ее спрашивает:

— Что, кума, далеко ль ходила?

— Близехонько, куманек; звали соседки, ребенок у них захворал.

— Что же, полегчало?

— Полегчало.

— А как зовут ребенка?

— Верхушечкой, куманек.

— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.

— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет!

Медведь уснул, и Лиса уснула.

Понравился Лисе медок, вот и на другую ночку лежит, хвостом об лавку постукивает:

— Мишенька, никак опять кто-то к нам стучится?

Прислушался Медведь и говорит:

— И то кума, стучат!

— Это, знать, за мной пришли!

— Ну что же, кумушка, иди, — сказал Медведь.

— Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать!

— Ну, ну, ступай, — понукал Медведь, — я и дверей за тобой не стану запирать.

Лиса заохала, слезая с печи, поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку, добралась до меду, ела, ела, всю середку съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все, как надо, убрала и вернулась в избу.

А Медведь ее спрашивает:

— Далеко ль, кума, ходила?

— Близехонько, куманек. Соседи звали, у них ребенок захворал.

— Что ж, полегчало?

— Полегчало.

— А как зовут ребенка?

— Серёдочкой, куманек.

— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.

— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! — отвечала Лиса.

С тем оба и заснули.

Понравился Лисе медок; вот и на третью ночь лежит, хвостиком постукивает да сама Медведя спрашивает:

— Мишенька, никак, опять к нам кто-то стучится? Послушал Медведь и говорит:

— И то, кума, стучат.

— Это, знать, за мной пришли.

— Что же, кума, иди, коли зовут, — сказал Медведь.

— Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать! Сам видишь — ни одной ночки соснуть не дают!

— Ну, ну, вставай, — понукал Медведь, — я и дверей за тобой не стану запирать.

Лиса заохала, закряхтела, слезла с печи и поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и принялась за кадочку; ела, ела, все последки съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, пригнела камешком и все, как надо быть, убрала. Вернувшись в избу, она залезла на печь и свернулась калачиком.

А Медведь стал Лису спрашивать:

— Далеко ль, кума, ходила?

— Близехонько, куманек. Звали соседи ребенка полечить.

— Что ж, полегчало?

— Полегчало.

— А как зовут ребенка?

— Последышком, куманек, Последышком, Потапович!

— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.

— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! Медведь заснул, и Лиса уснула.

Вдолге ли, вкоротке ли, захотелось опять Лисе меду — ведь Лиса сластена, — вот и прикинулась она больной: кахи да кахи, покою не дает Медведю, всю ночь прокашляла.

— Кумушка, — говорит Медведь, — хоть бы чем ни на есть полечилась.

— Ох, куманек, есть у меня снадобьеце, только бы медку в него подбавить, и всё как есть рукой сымет.

Встал Мишка с полатей и вышел в сени, снял кадку — ан кадка пуста!

— Куда девался мед? — заревел Медведь. — Кума, это твоих рук дело!

Лиса так закашлялась, что и ответа не дала.

— Кума, кто съел мед?

— Какой мед?

— Да мой, что в кадочке был!

— Коли твой был, так, значит, ты и съел, — отвечала Лиса.

— Нет, — сказал Медведь, — я его не ел, всё про случай берег; это, значит; ты, кума, сшалила?

— Ах ты, обидчик этакий! Зазвал меня, бедную сироту, к себе да и хочешь со свету сжить! Нет, друг, не на такую напал! Я, лиса, мигом виноватого узнаю, разведаю, кто мед съел.

Вот Медведь обрадовался и говорит:

— Пожалуйста, кумушка, разведай!

— Ну что ж, ляжем против солнца — у кого мед из живота вытопится, тот его и съел.

Вот легли, солнышко их пригрело. Медведь захрапел, а Лисонька — скорее домой: соскребла последний медок из кадки, вымазала им Медведя, а сама, умыв лапки, ну Мишеньку будить.

— Вставай, вора нашла! Я вора нашла! — кричит в ухо Медведю Лиса.

— Где? — заревел Мишка.

— Да вот где, — сказала Лиса и показала Мишке, что у него все брюхо в меду.

Мишка сел, протер глаза, провел лапой по животу — лапа так и льнет, а Лиса его корит:

— Вот видишь, Михайло Потапович, солнышко-то мед из тебя вытопило! Вперед, куманек, своей вины на другого не сваливай!

Сказав это, Лиска махнула хвостом, только Медведь и видел ее.

Жили-были медведь и лиса.
У медведя в избе на чердаке была припасена кадушка меду.
Лиса про то сведала. Как бы ей до меду добраться?
Прибежала лиса к медведю, села под окошечко:
Кум, ты не знаешь моего горечка!
Что, кума, у тебя за горечко?

Изба моя худая, углы провалились, я и печь не топила.
Пусти к себе ночевать.- Поди, кума, переночуй.
Вот легли они спать на печке. Лиса лежит да хвостом вертит. Как ей до меду добраться? Медведь заснул, а лиса — тук-тук хвостом.
Медведь спрашивает:
— Кума, кто там стучит?
— А это за мной пришли, на повой зовут.
— Так сходи, кума.
Вот лиса ушла. А сама влезла на чердак и почала кадушку с медом.

Наелась, воротилась и опять легла.
— Кума, а кума, — спрашивает медведь, — как назвали-то?
— Починочком.
— Это имечко хорошее.
На другую ночь легли спать, лиса — тук-тук хвостом:
— Кум, а кум, меня опять на повой зовут.
— Так сходи, кума.
Лиса влезла на чердак и до половины мед-то и поела. Опять воротилась и легла.
— Кума, а кума, как назвали-то?
— Половиночкой.
— Это имечко хорошее.
На третью ночь лиса — тук-тук хвостом:
— Меня опять на повой зовут.
— Кума, а кума, — говорит медведь,- ты недолго ходи, а то я блины хочу печь.
— Ну, это я скоро обернусь.
А сама — на чердак и докончила кадушку с медом, все выскребла.

Воротилась, а медведь уже встал.
— Кума, а кума, как назвали-то?
— Поскрёбышком.
Это имечко и того лучше. Ну, теперь давай блины печь.
Медведь напек блинов, а лиса спрашивает:
— Мед-то у тебя, кум, где?
— А на чердаке.
Полез медведь на чердак, а меду-то в кадушке нет — пустая.
— Кто его съел? — спрашивает.- Это ты, кума, больше некому!
— Нет, кум, я мед в глаза не видала. Да ты сам его съел, а на меня говоришь!
Медведь думал, думал…
— Ну, — говорит, — давай пытать, кто съел. Ляжем на солнышке вверх брюхом. У кого мед вытопится — тот, значит, и съел.
Легли они на солнышке. Медведь уснул. А лисе не спится. Глядь-поглядь — на животе у нее и показался медок. Она ну-ко скорее перемазывать его медведю на живот.
— Кум, а кум! Это что? Вот кто мед-то съел!
Медведь — делать нечего — повинился.