Васюткино озеро это рассказ или повесть

Автобиографический рассказ «Васюткино озеро» основан на реальных событиях, произошедших с Виктором Астафьевым в детстве. Через какие испытания пришлось пройти автору, как это повлияло на образ главного героя? Выясним содержание произведения и сделаем его краткий анализ.

Краткое содержание рассказа «Васюткино озеро»

О чем рассказ «Васюткино озеро»? Это рассказ о том, как 13-летний парнишка заблудился в тайге и пять дней скитался, пока не вышел к реке, где его подобрал катер. Выжить в сложных таежных условиях ему помогла выдержка, сила духа, самостоятельность и целеустремленность.

Экспозиция

В начале рассказа автор переносит читателя на место действия, в низовье реки Енисей, описывает живописную природу Забайкалья. Сюда прибыла бригада рыбаков во главе с Григорием Афанасьевичем Шадриным на осеннюю путину (когда рыба особенно хорошо ловится). Там, где они рыбачили до этого, улова не было. Поднялся уровень воды, похолодало, и рыба ушла на глубину. В низовье рыбаки остановились у старой избушки, которую когда-то в экспедиции построили ученые.

Завязка

Кто является главным героем произведения «Васюткино озеро»? Главный герой повести — Васютка, 13-летний сын Григория Афанасьевича Шадрина. В бригаде рыбаков он был вместе с матерью. Подросток учился ловить рыбу, помогал по хозяйству и ходил в тайгу за кедровыми орешками — любимым лакомством рыбаков.

В один из дней мальчуган собрался за орехами. Мать настояла, чтобы он взял хлеб и спички. Васютка взял ружье и отправился в лес на промысел. Когда он набрал кедровых орехов, увидел большого глухаря. Прицелился, выстрелил и ранил птицу. Слабеющий глухарь полетел вглубь леса. В погоне за раненой птицей мальчуган пожалел, что не взял с собой собаку. Но все-таки догнал! Назад должен был возвращаться по зарубкам на деревьях, но их нигде не было. Парню стало страшно: он понял, что заблудился.

Кульминация

С этой минуты для Васютки начались серьезные испытания. Чтобы найти дорогу назад, он вспоминал все, чему его учили дед и отец. Решил идти в южном направлении — туда, где больше веток на деревьях. Так планировал выйти к реке, а потом уже искать вдоль берега избушку. Несколько раз менял направление, но все было тщетно. Его охватило отчаяние.

Надвигалась ночь и холод. Он развел огонь, выпотрошил и испек глухаря. Заснул только под утро. Проснувшись, выстрелил два раза в надежде, что кто-то услышит. В ответ — тишина. Потом собрался с духом и решил идти на север. Надеялся выйти к реке, но вышел к какому-то небольшому озеру.

В озере было очень много рыбы, по глади плавали утки. Васька подстрелил двух птиц. Хлеб берег на крайний случай. Сделал вывод, что раз в озере речная рыба, значит оно проточное, поэтому можно найти выход к реке. Испортилась погода: пошел дождь и похолодало. У него осталось всего три спички.

Когда вышел к Енисею, увидел пароход. Начал кричать и махать руками. Пассажиры тоже помахали ему в ответ, и пароход поплыл дальше. Они не поняли, что ему нужна помощь.

Развязка

Васютка заночевал у реки, а утром услышал звук катера. Подбросил в костер дрова, кричал, выстрелил из ружья. И его заметили! В катере был его знакомый дядька Коляда, которому он рассказал о своих приключениях. Оказалось, что Васька на 60 км отошел от избы.

Его доставили к рыбакам. Пять суток скитался парень. Родные были в отчаянии. Отец его не наказывал. Дед только сказал, что надо было оставаться на месте, его бы быстро нашли. Васютка показал бригаде богатое рыбой озеро. Зимой на берегу поставили избушку и взяли там хороший улов. Рыбаки назвали озеро Васюткиным. Обозначение даже на районной карте появилось.

Анализ произведения «Васюткино озеро»

Чтобы понять символизм названия повести, важно комплексно подойти к анализу произведения. Включим в него несколько необходимых составляющих.

История создания

Людмила Самотик и Татьяна Садырина, исследователи творчества писателя, отмечают в статье ведущую литературную тенденцию 60-х годов XX века — подлинность (документальность/автобиографизм), которая характерна и для творчества Виктора Астафьева.

Что лежит в основе рассказа «Васюткино озеро»? Произведение основано на реальной истории, которая произошла в детстве с автором произведения. Это он заблудился в тайге и провел там 7 дней. Позже на уроке русской литературы дали задание написать сочинение о летнем отдыхе. Виктор в красках описал свои скитания. Уже тогда учитель заметил литературный талант мальчика. Его рассказ под названием «Жив» был напечатан в школьной газете.

По признанию самого Астафьева, взяться за перо во взрослом возрасте его заставила война. К теме, затронутой когда-то в школьном рассказе, Виктор Петрович вернулся спустя много лет. В 1952 году он написал произведение «Васюткино озеро», в котором в деталях описал свои мысли и страхи, которые пережил тогда в детстве. Опубликовали рассказ в 1956 году.

Герои рассказа

Василий Шадрин — главный герой произведения. Ему 13 лет, он сын бригадира рыбаков, озорник и хвастун, любит приключения. Образ мальчика раскрывается постепенно, в процессе развития событий. Васютка оказывается не по-детски рассудительным и самостоятельным. Оказавшись один на один с тайгой, он не поддался панике. «Тайга, наша кормилица, хлипких не любит», — вспомнил он слова отца и деда. И не только слова, а и то, как выжить в тайге, как найти дорогу, определить стороны света, прокормиться. Благодаря этим знаниям, собственной настойчивости, самообладанию и мужеству он вышел к реке и спасся.

Афанасий — дед Васютки, ворчливый, но добрый человек, опытный рыбак. Переживает, что Енисей уже не так богат. Многим премудростям научил внука, что и помогло Васютке выжить. Григорий Афанасьевич Шадрин — отец Васютки, бригадир. Автор наградил его реальной фамилией сибирских промысловиков. Благодаря строгому, но толковому воспитанию Григория Афанасьевича сын вернулся из тайги.

Анна — мать Василия, очень любит сына, но, как и большинство сибиряков, старается быть с ребенком построже. Когда увидела сына, вернувшегося из тайги, у нее подкосились ноги. Сам автор Виктор Афанасьев остался без матери в 7 лет: она утонула в Енисее. До конца жизни писатель сокрушался, зачем Богу была угодна ее смерть в молодом возрасте. «Все та же тоска по ней, по уже вечной матери, все то же недоумение, заменившее острую боль», — писал он в июне 1991 года в письме к Агнессе Гремицкой.

Поэтому в рассказе отношения между матерью и сыном он рисует с любовью, но скупо, сам он таких отношений почти не знал. Но не только желание выжить, а и материнские слезы побуждали Васютку к действию. Он волновался за маму, которая плачет и ждет его.

Тема и идея произведения

Главным мотивом творчества Астафьева Людмила Самотик называет преодоление — борьбу за жизнь в физическом и духовном смыслах. Тема рассказа «Васюткино озеро» — борьба ребенка, который заблудился в тайге и оказался один на один с суровой природой, за выживание.

Из этой темы раскрывается несколько подтем:

• тема преемственности поколений;
• любви и уважения к природе;
• становления личности;
• переоценка ценностей на фоне жизненных испытаний.

В чем идея произведения? Автор хотел выразить такие мысли:

• Нельзя опускать руки даже в безвыходных ситуациях, нужно идти до конца, использовать все возможности, верить в собственные силы. Тогда обязательно будет победа, маленькая или большая;
• Важно прислушиваться к старшим, понимать и ценить их опыт и мудрость;
• Самая суровая природа лояльна к человеку, если он уважает ее законы и ценит дары.
• В условиях тяжелых испытаний человек меняет свое отношение к жизни, переоценивает ценности и понимает, что для счастья на самом деле ему нужно немного.

Почему рассказ называется «Васюткино озеро»? В произведении Виктора Астафьева Васюткино озеро — это символ победы человека над сложными обстоятельствами, в которые он попал. Полный рыбы и дичи водоем для заплутавшего в тайге мальчика стал наградой за веру, настойчивость и непреодолимое желание жить. Благодаря озеру Василий вычислил, где находится Енисей, нашел путь к спасению и показал рыбакам богатое место.

В произведении автор на собственном примере показал читателю, что победа обязательно будет у тех, кто силен духом и не сдается. Чтобы понять всю глубину рассказа, читайте полное произведение «Васюткино озеро». Краткое содержание и анализ помогут оформить читательский дневник, написать сочинение и оценить мастерство писателя.

Оригинал статьи: https://www.nur.kz/family/school/1875781-pocemu-rasskaz-nazyvaetsa-vasutkino-ozero-razbor-proizvedenia/

Рассказ про тринадцатилетнего мальчика Васютку, который пошел в тайгу за кедровыми орешками для рыбаков и заблудился. Сначала у него была паника, потом он вспомнил всё, что рассказывали о тайге отец и дед. Только на пятый день Васютка вышел к Енисею и его заметили рыбаки.

«Васюткино озеро» читать

Это озеро не отыщешь на карте. Небольшое оно. Небольшое, зато памятное для Васютки. Еще бы! Мала ли честь для тринадцатилетнего мальчишки — озеро, названное его именем! Пускай оно и не велико, не то что, скажем, Байкал, но Васютка сам нашел его и людям показал. Да, да, не удивляйтесь и не думайте, что все озера уже известны и что у каждого есть свое название. Много еще, очень много в нашей стране безымянных озер и речек, потому что велика наша Родина, и сколько по ней ни броди, все будешь находить что-нибудь новое, интересное.

Рыбаки из бригады Григория Афанасьевича Шадрина — Васюткиного отца — совсем было приуныли. Частые осенние дожди вспучили реку, вода в ней поднялась, и рыба стала плохо ловиться: ушла на глубину.

Холодная изморозь и темные волны на реке нагоняли тоску. Не хотелось даже выходить на улицу, не то что выплывать на реку. Заспались рыбаки, рассолодели от безделья, даже шутить перестали. Но вот подул с юга теплый ветер и точно разгладил лица людей. Заскользили по реке лодки с упругими парусами. Ниже и ниже но Енисею спускалась бригада. Но уловы по-прежнему были малы.

— Нету нам нынче фарту, — ворчал Васюткин дедушка Афанасий. — Оскудел батюшко Енисей. Раньше жили, как бог прикажет, и рыба тучами ходила. А теперь пароходы да моторки всю живность распугали. Придет время — ерши да пескари и те переведутся, а об омуле, стерляди и осетре только в книжках будут читать. Спорить с дедушкой — дело бесполезное, потому никто с ним не связывался. Далеко ушли рыбаки в низовье Енисея и наконец остановились. Лодки вытащили на берег, багаж унесли в избушку, построенную несколько лет назад ученой экспедицией.

Григорий Афанасьевич, в высоких резиновых сапогах с отвернутыми голенищами и в сером дождевике, ходил по берегу и отдавал распоряжения.

Васютка всегда немного робел перед большим, неразговорчивым отцом, хотя тот никогда его не обижал.

— Шабаш, ребята! — сказал Григорий Афанасьевич, когда разгрузка закончилась. — Больше кочевать не будем. Так, без толку, можно и до Карского моря дойти.

Он обошел вокруг избушки, зачем-то потрогал рукой углы и полез на чердак, подправил съехавшие в сторону пластушины корья на крыше. Спустившись по дряхлой лестнице, он тщательно отряхнул штаны, высморкался и разъяснил рыбакам, что избушка подходящая, что в ней можно спокойно ждать осеннюю путину, а пока вести промысел паромами и переметами. Лодки же, невода, плавные сети и всю прочую снасть надобно как следует подготовить к большому ходу рыбы. Потянулись однообразные дни. Рыбаки чинили невода, конопатили лодки, изготовляли якорницы, вязали, смолили.

Раз в сутки они проверяли переметы и спаренные сети — паромы, которые ставили вдали от берега.

Рыба в эти ловушки попадала ценная: осетр, стерлядь, таймень, частенько налим, или, как его в шутку называли в Сибири, поселенец. Но это спокойный лов. Нет в нем азарта, лихости и того хорошего, трудового веселья, которое так и рвется наружу из мужиков, когда они полукилометровым неводом за одну тоню вытаскивают рыбы по нескольку центнеров.

Совсем скучное житье началось у Васютки. Поиграть не с кем — нет товарищей, сходить некуда. Одно утешало: скоро начнется учебный год, и мать с отцом отправят его в деревню. Дядя Коляда, старшина рыбосборочного бота, уже учебники новые из города привез. Днем Васютка нет-нет да и заглянет в них от скуки. Вечерами в избушке становилось людно и шумно. Рыбаки ужинали, курили, щелкали орехи, рассказывали были и небылицы. К ночи на полу лежал толстый слой ореховой скорлупы. Трещала она под ногами, как осенний ледок на лужах.

Орехами рыбаков снабжал Васютка. Все ближние кедры он уже обколотил. С каждым днем приходилось забираться все дальше и дальше в глубь леса. Но эта работа была не в тягость. Мальчишке нравилось бродить. Ходит себе по лесу один, напевает, иногда из ружья пальнет.

Васютка проснулся поздно. В избушке одна мать. Дедушка Афанасий ушел куда-то. Васютка поел, полистал учебники, оборвал листок календаря и с радостью отметил, что до первого сентября осталось всего десять дней. Потом засобирался по кедровые шишки.

Мать недовольно сказала:

— К ученью надо готовиться, а ты в лесу пропадаешь.

— Чего ты, мамка? Орехи кто-то должен добывать? Должен. Охота ведь рыбакам пощелкать вечером.

— «Охота, охота»! Надо орехов, так пусть сами ходят. Привыкли парнишкой помыкать да сорить в избе.

Мать ворчит по привычке, потому что ей не на кого больше ворчать.

Когда Васютка с ружьем на плече и с патронташем па поясе, похожий на коренастого, маленького мужичка, вышел из избы, мать привычно строго напоминала:

— Ты от затесей далеко не отходи — сгинешь. Хлеба взял ли с собой?

— Да зачем он мне? Каждый раз обратно приношу.

— Не разговаривай! На вот краюшку. Не задавит она тебя. Спокон веку так заведено, мал еще таежные законы переиначивать.

Тут уж с матерью не поспоришь. Таков старинный порядок: идешь в лес — бери еду, бери спички.

Васютка покорно сунул краюшку в мешок и поспешил исчезнуть с глаз матери, а то еще придерется к чему-нибудь.

Весело насвистывая, шел он по тайге, следил за пометками на деревьях и думал о том, что, наверное, всякая таежная дорога начинается с затесей. Сделает человек зарубку на одном дереве, отойдет немного, еще топором тюкнет, потом еще. За этим человеком пойдут другие люди; собьют каблуками мох с валежин, притопчут траву, ягодники, отпечатают следы в грязи, и получится тропинка. Лесные тропинки узенькие, извилистые, что морщинки на лбу дедушки Афанасия. Только иные тропинки зарастают со временем, а уж морщинки-то на лице едва ли зарастут. Склонность к пространным рассуждениям, как у всякого таежника, рано появилась у Васютки. Он еще долго думал бы о дороге и о всяких таежных разностях, если бы не скрипучее кряканье где-то над головой.

«Кра-кра-кра!..» — неслось сверху, будто тупой пилой резали крепкий сук. Васютка поднял голову. На самой вершине старой взлохмаченной ели увидел кедровку. Птица держала в когтях кедровую шишку и орала во все горло. Ей так же горласто откликались подруги. Васютка не любил этих нахальных птиц. Он снял с плеча ружье, прицелился и щелкнул языком, будто на спуск нажал. Стрелять он не стал. Ему ужо не paз драли уши за попусту сожженные патроны. Трепет перед драгоценным «припасом» (так называют сибирские охотники порох и дробь) крепко вбит в сибиряков отроду.

— «Кра-кра»! — передразнил Васютка кедровку и запустил в нее палкой.

Досадно было парню, что не может он долбануть птицу, даром что ружье в руках. Кедровка перестала кричать, неторопливо ощипалась, задрала голову, и по лесу снова понеслось ее скрипучее «кра!».

— Тьфу, ведьма проклятая! — выругался Васютка и пошел.

Ноги мягко ступали по мху. На нем там и сям валялись шишки, попорченные кедровками. Они напоминали комочки сотов. В некоторых отверстиях шишек, как пчелки, торчали орехи. Но пробовать их бесполезно. Удивительно чуткий клюв у кедровки: пустые орехи птица даже не вынимает из гнездышка. Васютка поднял одну шишку, осмотрел ее со всех сторон и покачал головой:

— Эх и пакость же ты!

Бранился Васютка так, для солидности. Он ведь знал, что кедровка — птица полезная: она разносит по тайге семена кедра.

Наконец Васютка облюбовал дерево и полез на него. Наметанным глазом он определил: там, в густой хвое, упрятались целые выводки смолистых шишек. Он принялся колотить ногами по разлапистым веткам кедра. Шишки так и посыпались вниз.

Васютка слез с дерева, собрал их в мешок и, не торопясь, закурил. Попыхивая цигаркой, оглядел окружающий лес и облюбовал еще один кедр.

— Обобью и этот, — сказал он. — Тяжеловато будет, пожалуй, да ничего, донесу.

Он тщательно заплевал цигарку, придавил ее каблуком и пошел. Вдруг впереди Васютки что-то сильно захлопало. Он вздрогнул от неожиданности и тут же увидел поднимающуюся с земли большую черную птицу. «Глухарь!» — догадался Васютка, и сердце его замерло. Стрелял он и уток, и куликов, и куропаток, но глухаря подстрелить ему еще не доводилось.

Глухарь перелетел через мшистую поляну, вильнул между деревьями и сел на сухостоину. Попробуй подкрадись!

Мальчик стоял неподвижно и не спускал глаз с огромной птицы. Вдруг он вспомнил, что глухаря часто берут с собакой. Охотники рассказывали, что глухарь, сидя на дереве, с любопытством смотрит вниз, на заливающуюся лаем собаку, а порой и подразнивает ее. Охотник тем временем незаметно подходит с тыла и стреляет. Васютка же, как назло, не позвал с собою Дружка. Обругав себя шепотом за оплошность, Васютка пал на четвереньки, затявкал, подражая собаке, и стал осторожно продвигаться вперед. От волнения голос у него прерывался. Глухарь замер, с любопытством наблюдая эту интересную картину. Мальчик расцарапал себе лицо, порвал телогрейку, но ничего этого не замечал. Перед ним наяву глухарь!

…Пора! Васютка быстро встал на одно колено и попытался с маху посадить на мушку забеспокоившуюся птицу. Наконец унялась дрожь в руках, мушка перестала плясать, кончик ее задел глухаря… Тр-рах! — и черная птица, хлопая крыльями, полетела в глубь леса.

«Ранил!» — встрепенулся Васютка и бросился за подбитым глухарем.

Только теперь он догадался, в чем дело, и начал беспощадно корить себя:

— Мелкой дробью грохнул. А что ему мелкой-то? Он чуть не с Дружка!..

Птица уходила небольшими перелетами. Они становились все короче и короче. Глухарь слабел. Вот он, уже не в силах поднять грузное тело, побежал.

«Теперь все — догоню!» — уверенно решил Васютка и припустил сильнее. До птицы оставалось совсем недалеко. Быстро скинув с плеча мешок, Васютка поднял ружье и выстрелил. В несколько прыжков очутился возле глухаря и упал на него животом.

— Стоп, голубчик, стоп! — радостно бормотал Васютка. — Не уйдешь теперь! Ишь, какой прыткий! Я, брат, тоже бегаю — будь здоров!

Васютка с довольной улыбкой гладил глухаря, любуясь черными с голубоватым отливом перьями. Потом взвесил на руке. «Килограммов пять будет, а то и полпуда, — прикинул он и сунул птицу в мешок. — Побегу, а то мамка наподдаст по загривку».

Думая о своей удаче, Васютка, счастливый, шел по лесу, насвистывал, пел, что на ум приходило.

Вдруг он спохватился: где же затеси? Пора уж им быть.

Он посмотрел кругом. Деревья ничем не отличались от тех, на которых были сделаны зарубки. Лес стоял неподвижно, тихий в своей унылой задумчивости, такой же редкий, полуголый, сплошь хвойный. Лишь кое-где виднелись хилые березки с редкими желтыми листьями. Да, лес был такой же. И все же от него веяло чем-то чужим…

Васютка круто повернул назад. Шел он быстро, внимательно присматриваясь к каждому дереву, но знакомых зарубок не было.

— Ффу-ты, черт! Где же затеси? — Сердце у Васютки сжалось, на лбу выступила испарина. — Все этот глухарина! Понесся, как леший, теперь вот думай, куда идти, — заговорил Васютка вслух, чтобы отогнать подступающий страх. — Ничего, сейчас посоображаю и найду дорогу. Та-ак… Почти голая сторона у ели — значит, в ту сторону север, а где ветвей больше — юг. Та-ак…

После этого Васютка пытался припомнить, на какой стороне деревьев сделаны зарубки старые и на какой — новые. Но этого-то он и не приметил. Затеси и затеси.

— Эх, дубина!

Страх начал давить еще сильнее. Мальчик снова заговорил вслух:

— Ладно, не робей. Найдем избушку. Надо идти в одну сторону. На юг надо идти. У избушки Енисей поворот делает, мимо никак не пройдешь. Ну вот, все в порядке, а ты, чудак, боялся! — хохотнул Васютка и бодро скомандовал себе: — Шагом арш! Эть, два!

Но бодрости хватило ненадолго. Затесей все не было и не было. Порой мальчику казалось, что он ясно видит их на темном стволе. С замирающим сердцем бежал он к дереву, чтобы пощупать рукой зарубку с капельками смолы, но вместо нее обнаруживал шершавую складку коры. Васютка уже несколько раз менял направление, высыпал из мешка шишки и шагал, шагал…

В лесу сделалось совсем тихо. Васютка остановился и долго стоял прислушиваясь. Тук-тук-тук, тук-тук-тук… — билось сердце. Потом напряженный до предела слух Васютки уловил какой-то странный звук. Где-то слышалось жужжание. Вот оно замерло и через секунду снова донеслось, как гудение далекого самолета. Васютка нагнулся и увидел у ног своих истлевшую тушку птицы. Опытный охотник — паук растянул над мертвой птичкой паутину. Паука уже нет — убрался, должно быть, зимовать в какое-нибудь дупло, а ловушку бросил. Попалась в нее сытая, крупная муха-плевок и бьется, бьется, жужжит слабеющими крыльями. Что-то начало беспокоить Васютку при виде беспомощной мухи, влипшей в тенета. И тут его будто стукнуло: да ведь он заблудился!

Открытие это было настолько простым и потрясающим, что Васютка не сразу пришел в себя.

Он много раз слышал от охотников страшные рассказы о том, как блуждают люди в лесу и погибают иногда, но представлял это совсем не так. Уж очень просто все получилось. Васютка еще не знал, что страшное в жизни часто начинается очень просто.

Оцепенение длилось до тех пор, пока Васютка не услышал какой-то таинственный шорох к глубине потемневшего леса. Он вскрикнул и бросился бежать. Сколько paз oн спотыкался, падал, вставал и снова бежал, Васютка не знал. Наконец он заскочил в бурелом и начал с треском продираться сквозь сухие колючие ветви. Потом упал с валежин вниз лицом в сырой мох и замер. Отчаяние охватило его, и сразу не стало сил. «Будь что будет», — отрешенно подумал он.

В лес бесшумно, как сова, прилетела ночь. А с нею и холод. Васютка почувствовал, как стынет взмокшая от пота одежда.

«Тайга, наша кормилица, хлипких не любит!» — вспомнились ему слова отца и дедушки. И он стал припоминать все, чему его учили, что знал из рассказов рыбаков и охотников. Перво-наперво надо развести огонь. Ладно, что спички захватил из дому. Пригодились спички.

Васютка обломал нижние сухие ветки у дерева, ощупью сорвал пучок сухого мха-бородача, искрошил мелко сучки, сложил все в кучку и поджег. Огонек, покачиваясь, неуверенно пополз по сучкам. Мох вспыхнул — вокруг посветлело. Васютка подбросил еще веток. Между деревьями зашарахались тени, темнота отступила подальше. Монотонно зудя, на огонь налетело несколько комаров — веселее с ними. Надо было запастись на ночь дровами. Васютка, не щадя рук, наломал сучьев, приволок сухую валежину, выворотил старый пень. Вытащив из мешка краюшку хлеба, вздохнул и с тоской подумал: «Плачет, поди, мамка». Ему тоже захотелось плакать, но он переборол себя и, ощипав глухаря, начал перочинным ножиком потрошить его. Потом сгреб костер в сторону, на горячем месте выкопал ямку и положил туда птицу. Плотно закрыв ее мхом, присыпал горячей землей, золой, углями, сверху положил пылающие головни и подбросил дров.

Через час примерно он раскопал глухаря. От птицы шел пар и аппетитный запах: глухарь упрел в собственном соку — охотничье блюдо! Но без соли какой же вкус! Васютка через силу глотал пресное мясо.

— Эх, дурило, дурило! Сколько этой соли в бочках на берегу! Что стоило горсточку в карман сыпануть! — укорял он себя.

Потом вспомнил, что мешок, который он взял для шишек, был из-под соли, и торопливо вывернул его. Из уголков мешка он выковырял щепотку грязных кристалликов, раздавил их на прикладе ружья и через силу улыбнулся:

— Живем!

Поужинав, Васютка сложил остатки еды в мешок, повесил его на сук, чтобы мыши или кто-нибудь еще не добрался до харчей, и принялся готовить место для ночлега. Он перенес в сторону костер, убрал все угольки, набросал веток с хвоей, мху и лег, накрывшись телогрейкой.

Снизу подогревало.

Занятый хлопотами, Васютка не так остро чувствовал одиночество. Но стоило лечь и задуматься, как тревога начала одолевать с новой силой. Заполярная тайга не страшна зверьем. Медведь здесь редкий житель. Волков нет. Змей — тоже. Бывает, встречаются рыси и блудливые песцы. Но осенью корма для них полно в лесу, и едва ли они могли бы позариться на Васюткины запасы. И все-таки было жутко. Он зарядил одноствольную переломку, взвел курок и положил ружье рядом. Спать! Не прошло и пяти минут, как Васютка почувствовал, что к нему кто-то крадется. Он открыл глаза и замер: да, крадется! Шаг, второй, шорох, вздох… Кто-то медленно и осторожно идет по мху. Васютка боязливо поворачивает голову и неподалеку от костра видит что-то темное, большое. Сейчас оно стоит, не шевелится. Мальчик напряженно вглядывается и начинает различать вздетые к небу не то руки, не то лапы. Васютка не дышит: «Что это?» В глазах от напряжения рябит, нет больше сил сдерживать дыхание. Он вскакивает, направляет ружье на это темное:

— Кто такой? А ну подходи, не то садану картечью!

В ответ ни звука. Васютка еще некоторое время стоит неподвижно, потом медленно опускает ружье и облизывает пересохшие губы. «В самом деле, что там может быть?» — мучается он и еще раз кричит:

— Я говорю, не прячься, а то хуже будет!

Тишина. Васютка рукавом утирает пот со лба и, набравшись храбрости, решительно направляется в сторону темного предмета.

— Ох, окаянный! — облегченно вздыхает он, увидев перед собой огромный корень-выворотень. — Ну и трус же я! Чуть ума не лишился из-за этакой чепухи.

Чтобы окончательно успокоиться, он отламывает отростки от корневища и несет их к костру.

Коротка августовская ночь в Заполярье. Пока Васютка управился с дровами, густая, как смоль, темень начала редеть, прятаться в глубь леса. Не успела она еще совсем рассеяться, а на смену ей уже выполз туман. Стало холоднее. Костер от сырости зашипел, защелкал, принялся чихать, будто сердился на волглую пелену, окутавшую все вокруг. Комары, надоедавшие всю ночь, куда-то исчезли. Ни дуновения, ни шороха.

Все замерло в ожидании первого утреннего звука. Что это будет за звук — неизвестно. Может быть, робкий свист пичужки или легкий шум ветра в вершинах бородатых елей и корявых лиственниц, может быть, застучит по дереву дятел или протрубит дикий олень. Что-то должно родиться из этой тишины, кто-то должен разбудить сонную тайгу. Васютка зябко поежился, придвинулся ближе к костру и крепко заснул, так и не дождавшись утренней весточки. Солнце уже было высоко. Туман росою пал на деревья, на землю, мелкая пыль искрилась всюду.

«Где это я?» — изумленно подумал Васютка, окончательно проснувшись, услышал ожившую тайгу.

По всему лесу озабоченно кричали кедровки на манер базарных торговок. Где-то по-детски заплакала желна. Над головой Васютки, хлопотливо попискивая, потрошили синички старое дерево. Васютка встал, потянулся и спугнул кормившуюся белку. Она, всполошенно цокая, пронеслась вверх по стволу ели, села на сучок и, не переставая цокать, уставилась на Васютку.

— Ну, чего смотришь? Не узнала? — с улыбкой обратился к ней Васютка.

Белка пошевелила пушистым хвостиком.

— А я вот заблудился. Понесся сдуру за глухарем и заблудился. Теперь меня по всему лесу ищут, мамка ревет… Не понимаешь ты ничего, толкуй с тобой! А то бы сбегала, сказала нашим, где я. Ты вон какая проворная! — Он помолчал и махнул рукой: — Убирайся давай, рыжая, стрелять буду!

Васютка вскинул ружье и выстрелил в воздух. Белка, будто пушинка, подхваченная ветром, метнулась и пошла считать деревья. Проводив ее взглядом, Васютка выстрелил еще раз и долго ждал ответа. Тайга не откликалась. По-прежнему надоедливо, вразнобой горланили кедровки, неподалеку трудился дятел да пощелкивали капли росы, осыпаясь с деревьев.

Патронов осталось десять штук. Стрелять Васютка больше не решился. Он снял телогрейку, бросил на нее кепку и, поплевав на руки, полез на дерево. Тайга… Тайга… Без конца и края тянулась она во все стороны, молчаливая, равнодушная. С высоты она казалась огромным темным морем. Небо не обрывалось сразу, как это бывает в горах, а тянулось далеко-далеко, все ближе прижимаясь к вершинам леса. Облака над головой были редкие, но чем дальше смотрел Васютка, тем они делались гуще, и наконец голубые проемы исчезли совсем. Облака спрессованной ватой ложились на тайгу, и она растворялась в них.

Долго Васютка отыскивал глазами желтую полоску лиственника среди неподвижного зеленого моря (лиственный лec обычно тянется по берегам реки), но кругом темнел сплошной хвойник. Видно, Енисей и тот затерялся в глухой, угрюмой тайге. Маленьким-маленьким почувствовал себя Васютка и закричал с тоской и отчаянием:

— Э-эй, мамка! Папка! Дедушка! Заблудился я!..

Голос его пролетел немного над тайгой и упал невесомо — кедровой шишкой в мох. Медленно спустился Васютка с дерева, задумался, да так и просидел с полчаса. Потом встряхнулся, отрезал мяса и, стараясь не смотреть на маленькую краюшку хлеба, принялся жевать. Подкрепившись, он собрал кучу кедровых шишек, размял их и стал насыпать в карманы орехи. Руки делали свое дело, а в голове решался вопрос, один-единственный вопрос: «Куда идти?» Вот уж и карманы полны орехов, патроны проверены, к мешку вместо лямки приделан ремень, а вопрос все еще не решен. Наконец Васютка забросил мешок за плечо, постоял с минуту, как бы прощаясь с обжитым местом, и пошел строго на север. Рассудил он просто: в южную сторону тайга тянется на тысячи километров, в ней вовсе затеряешься. А если идти на север, то километров через сто лес кончится, начнется тундра. Васютка понимал, что выйти в тундру — это еще не спасение. Поселения там очень редки, и едва ли скоро наткнешься на людей. Но ему хотя бы выбраться из лесу, который загораживает свет и давит своей угрюмостью.

Погода держалась все еще хорошая. Васютка боялся и подумать о том, что с ним будет, если разбушуется осень. По всем признакам ждать этого осталось недолго. Солнце пошло на закат, когда Васюткa заметил среди однообразного мха тощие стебли травы. Он прибавил шагу. Трава стала попадаться чаще и уже не отдельными былинками, а пучками. Васютка заволновался: трава растет обычно вблизи больших водоемов. «Неужели впереди Енисей?» — с наплывающей радостью думал Васютка. Заметив меж хвойных деревьев березки, осинки, а дальше мелкий кустарник, он не сдержался, побежал и скоро ворвался в густые заросли черемушника, ползучего тальника, смородинника. Лицо и руки жалила высокая крапива, но Васютка не обращал на это внимания и, защищая рукой глаза от гибких ветвей, с треском продирался вперед. Меж кустов мелькнул просвет.

Впереди берег… Вода! Не веря своим глазам, Васютка остановился. Так он простоял некоторое время и почувствовал, что ноги его вязнут. Болото! Болота чаще всего бывают у берегов озер. Губы Васютки задрожали: «Нет, неправда! Бывают болота возле Енисея тоже». Несколько прыжков через чащу, крапиву, кусты — и вот он на берегу.

Нет, это не Енисей. Перед глазами Васютки небольшое унылое озеро, подернутое у берега ряской.

Васютка лег на живот, отгреб рукою зеленую кашицу ряски и жадно припал губами к воде. Потом он сел, усталым движением снял мешок, начал было вытирать кепкой лицо и вдруг, вцепившись в нее зубами, навзрыд расплакался.

Заночевать решил Васютка на берегу озера. Он выбрал посуше место, натаскал дров, развел огонь. С огоньком всегда веселее, а в одиночестве — тем более. Обжарив в костре шишки, Васютка одну за другой выкатил их из золы палочкой, как печеную картошку. От орехов уже болел язык, но он решил: пока хватит терпения, не трогать хлеб, а питаться орехами, мясом, чем придется.

Опускался вечер. Сквозь густые прибрежные заросли на воду падали отблески заката, тянулись живыми струями в глубину и терялись там, не достигая дна. Прощаясь со днем, кое-где с грустью тинькали синички, плакала сойка, стонали гагары. И все таки у озера было куда веселее, чем в гуще тайги. Но здесь еще сохранилось много комаров. Они начали донимать Васютку. Отмахиваясь от них, мальчик внимательно следил за ныряющими на озеро утками. Они были совсем не пуганы и плавали возле самого берега с хозяйским покрякиванием. Уток было множество. Стрелять по одной не было никакого расчета. Васюткa, прихватив ружье, отправился на мысок, вдававшийся в озеро, и сел на траву. Рядом с осокой, на гладкой поверхности воды, то и дело расплывались круги. Это привлекло внимание мальчика. Васютка взглянул в воду и замер: около травы, плотно, одна к другой, пошевеливая жабрами и хвостами, копошились рыбы. Рыбы было так много, что Васютку взяло сомнение: «Водоросли, наверно?» Он потрогал траву палкой. Косяки рыбы подались от берега и снова остановились, лениво работая плавниками. Столько рыбы Васютка еще никогда не видел. И не просто какой-нибудь озерной рыбы: щуки там, сороги или окуня. Нет, но широким спинам и белым бокам он узнал пелядей, чиров, сигов. Это было удивительнее всего. В озере — белая рыба! Васютка сдвинул свои густые брови, силясь что-то припомнить. Но в этот момент табун уток-свиязей отвлек его от размышлений. Он подождал, пока утки поравняются с мысом, выцелил пару и выстрелил. Две нарядные свиязи опрокинулись кверху брюшками и часто-часто задвигали лапками. Еще одна утка, оттопырив крыло, боком уплывала от берега. Остальные всполошились и с шумом полетели на другую сторону озера. Минут десять над водой носились табуны перепуганных птиц. Пару подбитых уток мальчик достал длинной палкой, а третья успела уплыть далеко.

— Ладно, завтра достану, — махнул рукой Васютка.

Небо уже потемнело, в лес опускались сумерки. Середина озера напоминала сейчас раскаленную печку. Казалось, положи на гладкую поверхность воды ломтики картошки, они мигом испекутся, запахнет горелым и вкусным. Васютка проглотил слюну, еще раз поглядел на озеро, на кровянистое небо и с тревогой проговорил:

— Ветер завтра будет. А вдруг еще с дождем?

Он ощипал уток, зарыл их в горячие угли костра, лег на пихтовые ветки и начал щелкать орехи.

Заря догорала. В потемневшем небе стыли редкие неподвижные облака. Начали прорезаться звезды. Показался маленький, похожий на ноготок, месяц. Стало светлее. Васютка вспомнил слова дедушки: «Вызвездило — к холоду!» — и на душе у него сделалось еще тревожнее.

Чтобы отогнать худые мысли, Васютка старался думать сначала о доме, а потом ему вспомнилась школа, товарищи.

Васютка дальше Енисея еще никогда не бывал и видел только один город — Игарку. А много ли в жизни хотелось узнать и увидеть Васютке? Много. Узнает ли? Выберется ли из тайги? Затерялся в ней точно песчинка. А что теперь дома? Там, за тайгой, люди словно в другом мире: смотрят кино, едят хлеб… может, даже конфеты. Едят сколько угодно. В школе сейчас, наверное, готовятся встречать учеников. Над школьными дверями уже вывешен новый плакат, на котором крупно написано: «Добро пожаловать!»

Совсем приуныл Васютка. Жалко ему самого себя стало, начало донимать раскаяние. Не слушал вот он на уроках и в перемену чуть не на голове ходил, покуривал тайком. B школу съезжаются ребята со всей округи: тут и эвенки, тут и ненцы, и нганасаны. У них свои привычки. Бывало, достанет кто-нибудь из них на уроке трубку и без лишних рассуждений закуривает. Особенно грешат этим малыши — первоклассники. Они только что из тайги и никакой дисциплины не понимают. Станет учительница Ольга Федоровна толковать такому ученику насчет вредности курева — он обижается; трубку отберут — ревет. Сам Васютка тоже покуривал и им табачок давал.

— Эх, сейчас бы Ольгу Федоровну увидеть… — думал Васютка вслух. — Весь бы табак вытряхнул…

Устал Васютка за день, но сон не шел. Он подбросил в костер дров, снова лег на спину. Облака исчезли. Далекие и таинственные, перемигивались звезды, словно звали куда-то. Вот одна из них ринулась вниз, прочертила темное небо и тут же растаяла. «Погасла звездочка — значит, жизнь чья-то оборвалась», — вспомнил Васютка слова дедушки Афанасия.

Совсем горько стало Васютке.

«Может быть, увидели ее наши?» — подумал он, натягивая на лицо телогрейку, и вскоре забылся беспокойным сном.

Проснулся Васютка поздно, от холода, и не увидел ни озера, ни неба, ни кустов. Опять кругом был клейкий, неподвижный туман. Только слышались с озера громкие и частые шлепки: это играла и кормилась рыба. Васютка встал, поежился, раскопал уток, раздул угольки. Когда костер разгорелся, он погрел спину, потом отрезал кусочек хлеба, взял одну утку и принялся торопливо есть. Мысль, которая вчера вечером беспокоила Васютку, снова полезла в голову: «Откуда в озере столько белой рыбы?» Он не раз слышал от рыбаков, что в некоторых озерах будто бы водится белая рыба, но озера эти должны быть или были когда-то проточными. «А что, если?..»

Да, если озеро проточное и из него вытекает речка, она в конце концов приведет его к Енисею. Нет, лучше не думать. Вчера вон обрадовался — Енисей, Енисей, — а увидел шиш болотный. Не-ет, уж лучше не думать.

Покончив с уткой, Васютка еще полежал у огня, пережидая, когда уляжется туман. Веки склеивались. Но и сквозь тягучую, унылую дремоту пробивалось: «Откуда все же взялась в озере речная рыба?»

— Тьфу, нечистая сила! — выругался Васютка. — Привязалась как банный лист.

«Откуда, откуда»! Ну, может, птицы икру на лапах принесли, ну, может, и мальков, ну, может… А, к лешакам все! — Васютка вскочил и, сердито треща кустами, натыкаясь в тумане на валежины, начал пробираться вдоль берега. Вчерашней убитой утки на воде не обнаружил, удивился и решил, что ее коршун утащил или съели водяные крысы.

Васютке казалось, что в том месте, где смыкаются берега, и есть конец озера, но он ошибся. Там был лишь перешеек. Когда туман растворился, перед мальчиком открылось большое, мало заросшее озеро, а то, возле которого он ночевал, было всего-навсего заливом — отголоском озера. — Вот это да! — ахнул Васютка. — Вот где рыбищи-то, наверно… Уж здесь не пришлось бы зря сетями воду цедить. Выбраться бы, рассказать бы. — И, подбадривая себя, он прибавил: — А что? И выйду! Вот пойду, пойду и…

Тут Васютка заметил небольшой комочек, плавающий у перешейка, подошел ближе и увидел убитую утку. Он так и обомлел: «Неужели моя? Как же ее принесло сюда?!» Мальчик быстро выломал палку и подгреб птицу к себе. Да, это была утка-свиязь с окрашенной в вишневый цвет головкой.

— Моя! Моя! — в волнении забормотал Васютка, бросая утку в мешок. — Моя уточка!

— Его даже лихорадить начало. — Раз ветра не было, а утку отнесло, значит, есть тягун, озеро проточное!

И радостно, и как-то боязно было верить в это. Торопливо переступая с кочки на кочку, через бурелом, густые ягодники продирался Васютка. В одном месте почти из-под ног взметнулся здоровенный глухарь и сел неподалеку. Васютка показал ему кукиш:

— А этого не хочешь? Провалиться мне, если я еще свяжусь с вашим братом!

Поднимался ветер.

Качнулись, заскрипели отжившие свой век сухие деревья. Над озером заполошной стаей закружились поднятые с земли и сорванные с деревьев листья. Застонали гагары, вещая непогоду. Озеро подернулось морщинами, тени на воде заколыхались, облака прикрыли солнце, вокруг стало хмуро, неуютно.

Далеко впереди Васютка заметил уходящую в глубь тайги желтую бороздку лиственного леса. Значит, там речка. От волнения у него пересохло в горле. «Опять какая-нибудь кишка озерная. Мерещится, и все», — засомневался Васютка, однако пошел быстрее. Теперь он даже боялся остановиться попить: что, если наклонится к воде, поднимет голову и не увидит впереди яркой бороздки?

Пробежав с километр по едва приметному бережку, заросшему камышом, осокой и мелким кустарником, Васютка остановился и перевел дух. Заросли сошли на нет, а вместо них появились высокие обрывистые берега. — Вот она, речка! Теперь уж без обмана! — обрадовался Васютка. Правда, он понимал, что речушки могут впадать не только в Енисей, но и в какое-нибудь другое озеро, но он не хотел про это думать. Речка, которую он так долго искал, должна привести его к Енисею, иначе… он обессилеет и пропадет. Вон, с чего-то уж тошнит…

Чтобы заглушить тошноту, Васютка на ходу срывал гроздья красной смородины, совал их в рот вместе со стебельками. Рот сводило от кислятины и щипало язык, расцарапанный ореховой скорлупой.

Пошел дождь. Сначала капли были крупные, редкие, потом загустело кругом, полилось, полилось…. Васютка приметил пихту, широко разросшуюся среди мелкого осинника, и залег под нее. Не было ни желания, ни сил шевелиться, разводить огонь. Хотелось есть и спать. Он отковырнул маленький кусочек от черствой краюшки и, чтобы продлить удовольствие, не проглотил его сразу, а начал сосать. Есть захотелось еще сильнее. Васютка выхватил остатки горбушки из мешка, вцепился зубами и, плохо разжевывая, съел всю.

Дождь не унимался. От сильных порывов ветра качалась пихта, стряхивая за воротник Васютке холодные капли воды. Они ползли по спине. Васютка скорчился, втянул голову в плечи. Веки его сами собой начали смыкаться, будто повесили на них тяжелые грузила, какие привязывают к рыболовным сетям.

Когда он очнулся, на лес уж спускалась темнота, смешанная с дождем. Было все так же тоскливо; сделалось еще холоднее.

— Ну и зарядил, окаянный! — обругал Васютка дождь.

Он засунул руки в рукава, прижался плотнее к стволу пихты и снова забылся тяжелым сном. На рассвете Васютка, стуча зубами от холода, вылез из-под пихты, подышал на озябшие руки и принялся искать сухие дрова. Осинник за ночь разделся почти донага. Будто тоненькие пластинки свеклы, на земле лежали темно-красные листья. Вода в речке заметно прибыла. Лесная жизнь примолкла. Даже кедровки и те не подавали голоса.

Расправив полы ватника, Васютка защитил от ветра кучу веток и лоскуток бересты. Спичек осталось четыре штуки. Не дыша, он чиркнул спичку о коробок, дал огоньку разгореться в ладонях и поднес к бересте. Она стала корчиться, свернулась в трубочку и занялась. Потянулся хвостик черного дыма. Сучки, шипя и потрескивая, разгорались. Васютка снял прохудившиеся сапоги, размотал грязные портянки. Ноги издрябли и сморщились от сырости. Он погрел их, Высушил сапоги и портянки, оторвал от кальсон тесемки и подвязал ими державшуюся на трех гвоздях подошву правого сапога.

Греясь возле костра, Васютка неожиданно уловил что-то похожее на комариный писк и замер. Через секунду звук повторился, вначале протяжно, потом несколько раз коротко.

«Гудок! — догадался Васютка. — Пароход гудит! Но почему же он слышится оттуда, с озера? А-а, понятно».

Мальчик знал эти фокусы тайги: гудок всегда откликается на ближнем водоеме. Но гудит-то пароход на Енисее! В этом Васютка был уверен. Скорей, скорей бежать туда! Он так заторопился, будто у него был билет на этот самый пароход. В полдень Васютка поднял с реки табун гусей, ударил по ним картечью и выбил двух. Он спешил, поэтому зажарил одного гуся на вертеле, а не в ямке, как это делал раньше. Осталось две спички, кончались и Васюткины силы. Хотелось лечь и не двигаться. Он мог бы отойти метров на двести-триста от речки. Там, по редколесью, было куда легче пробираться, но он боялся потерять речку из виду. Мальчик брел, почти падая от усталости. Неожиданно лес расступился, открыв перед Васюткой отлогий берег Енисея. Мальчик застыл. У него даже дух захватило — так красива, так широка была его родная река! А раньше она ему почему-то казалась обыкновенной и не очень приветливой. Он бросился вперед, упал на край берега и жадными глотками стал хватать воду, шлепать по ней руками, окунать в нее лицо.

— Енисеюшко! Славный, хороший… — шмыгал Васютка носом и размазывал грязными, пропахшими дымом руками слезы по лицу. От радости Васютка совсем очумел. Принялся прыгать, подбрасывать горстями песок. С берега поднялись стаи белых чаек и с недовольными криками закружились над рекой.

Так же неожиданно Васютка очнулся, перестал шуметь и даже несколько смутился, оглядываясь вокруг. Но никого нигде не было, и он стал решать, куда идти: вверх или вниз по Енисею? Место было незнакомое. Мальчик так ничего и не придумал. Обидно, конечно: может быть, дом близко, в нем мать, дедушка, отец, еды — сколько хочешь, а тут сиди и жди, пока кто-нибудь проплывет, а плавают в низовьях Енисея не часто…

Васютка смотрит то вверх, то вниз по реке. Тянутся берега навстречу друг другу, хотят сомкнуться и теряются в просторе. Вон там, в верховьях реки, появился дымок. Маленький, будто от папиросы. Дымок становится все больше и больше… Вот уж под ним обозначилась темная точка. Идет пароход. Долго еще ждать его. Чтобы как-нибудь скоротать время, Васютка решил умыться. Из воды на него глянул парнишка с заострившимися скулами. От дыма, грязи и ветра брови стали у него еще темнее, а губы потрескались.

— Ну и дошел же ты, дружище! — покачал головой Васютка.

А что, если бы дольше пришлось бродить?

Пароход все приближался и приближался. Васютка уже видел, что это не обыкновенный пароход, а двухпалубный пассажирский теплоход. Васютка силился разобрать надпись и, когда наконец это ему удалось, с наслаждением прочитал вслух:

— «Серго Орджоникидзе».

На теплоходе маячили темные фигурки пассажиров. Васютка заметался на берегу.

— Э-эй, пристаньте! Возьмите меня! Э-эй!.. Слушайте!..

Кто-то из пассажиров заметил его и помахал рукой. Растерянным взглядом проводил Васютка теплоход.

— Эх, вы-ы, еще капитанами называетесь! «Серго Орджоникидзе», а человеку помочь не хотите…

Васютка понимал, конечно, что за долгий путь от Красноярска «капитаны» видели множество людей на берегу, около каждого не наостанавливаешься, — и все-таки было обидно. Он начал собирать дрова на ночь.

Эта ночь была особенно длинной и тревожной. Васютке все казалось, что кто-то плывет по Енисею. То он слышал шлепанье весел, то стук моторки, то пароходные гудки.

Под утро он и в самом деле уловил равномерно повторяющиеся звуки: бут-бут-бут-бут… Так могла стучать только выхлопная труба рыбосборочного катера-бота.

— Неужели дождался? — Васютка вскочил, протер глаза и закричал: — Стучит! — и опять прислушался и начал, приплясывая, напевать: — Бот стучит, стучит, стучит!..

Тут же опомнился, схватил свои манатки и побежал по берегу навстречу боту. Потом кинулся назад и стал складывать в костер все припасенные дрова: догадался, что у костра скорей его заметят. Взметнулись искры, высоко поднялось пламя. Наконец из предрассветной мглы выплыл высокий неуклюжий силуэт бота.

Васютка отчаянно закричал:

— На боте! Э-эй, на боте! Остановитесь! Заблудился я! Э-эй! Дяденьки! Кто там живой? Э-эй, штурвальный!..

Он вспомнил про ружье, схватил его и начал палить вверх: бах! бах! бах!

— Кто стреляет? — раздался гулкий, придавленный голос, будто человек говорил, не разжимая губ. Это в рупор спрашивали с бота.

— Да это я, Васька! Заблудился я! Пристаньте, пожалуйста! Пристаньте скорее!..

На боте послышались голоса, и мотор, будто ему сунули в горло паклю, заработал глуше. Раздался звонок, из выхлопной трубы вылетел клуб огня. Мотор затарахтел с прежней силой: бот подрабатывал к берегу.

Но Васютка никак не мог этому поверить и выпалил последний патрон.

— Дяденька, не уезжайте! — кричал он. — Возьмите меня! Возьмите!..

От бота отошла шлюпка.

Васютка кинулся в воду, побрел навстречу, глотая слезы и приговаривая:

— За-заблудился я-а, совсем заблудился-а…

Потом, когда втащили его в шлюпку, заторопился:

— Скорее, дяденьки, плывите скорее, а то уйдет еще бот-то! Вон вчера пароход только мелькну-ул…

— Ты, малый, що, сказывся?! — послышался густой бас с кормы шлюпки, и Васютка узнал по голосу и смешному украинскому выговору старшину бота «Игарец».

— Дяденька Коляда! Это вы? А это я, Васька! — перестав плакать, заговорил мальчик.

— Який Васька?

— Да шадринский. Григория Шадрина, рыбного бригадира, знаете?

— Тю-у! А як ты сюды попав?

И когда в темном кубрике, уплетая за обе щеки хлеб с вяленой осетриной, Васютка рассказывал о своих похождениях, Коляда хлопал себя по коленям и восклицал:

— Ай, скажэнный хлопець! Та на що тоби той глухарь сдався? Во налякав ридну маты и батьку… шку…

Коляда затрясся от смеха:

— Ой, шо б тоби! Он и дида вспомнил! Ха-ха-ха! Ну и бисова душа! Да знаешь ли ты, дэ тебя вынесло?

— Не-е-е.

— Шестьдесят килолометров ниже вашего стану.

— Ну-у?

— Оце тоби и ну! Лягай давай спать, горе ты мое гиркое.

Васютка уснул на койке старшины, закутанный в одеяло и в одежду, какая имелась в кубрике.

А Коляда глядел на него, разводил руками и бормотал:

— Во, герой глухариный спит соби, а батько с маткой с глузду зъихалы…

Не переставая бормотать, он поднялся к штурвальному и приказал:

— На Песчаному острови и у Корасихи не будет остановки. Газуй прямо к Шадрину.

— Понятно, товарищ старшина, домчим хлопца мигом!

Подплывая к стоянке бригадира Шадрина, штурвальный покрутил ручку сирены. Над рекой понесся пронзительный вой. Но Васютка не слышал сигнала.

На берег спустился дедушка Афанасий и принял чалку с бота.

— Что это ты сегодня один-одинешенек? — спросил вахтенный матрос, сбрасывая трап.

— Не говори, паря, — уныло отозвался дед. — Беда у нас, ой беда!.. Васютка, внук-то мой, потерялся. Пятый день ищем. Ох-хо-хо, парнишка-то был какой, парнишка-то, шустрый, востроглазый!..

— Почему был? Рано ты собрался его хоронить! Еще с правнуками понянчишься! — И, довольный тем, что озадачил старика, матрос с улыбкой добавил: — Нашелся ваш пацан, в кубрике спит себе и в ус не дует.

— Чего это? — встрепенулся дед и выронил кисет, из которого зачерпывал трубкой табак. — Ты… ты, паря, над стариком не смейся. Откудова Васютка мог на боте взяться?

— Правду говорю, на берегу мы его подобрали! Он там такую полундру устроил — все черти в болото спрятались!

— Да не треплись ты! Где Васютка-то? Давай его скорей! Цел ли он!

— Це-ел. Старшина пошел его будить.

Дед Афанасий бросился было к трапу, но тут же круто повернул и засеменил наверх, к избушке:

— Анна! Анна! Нашелся пескаришка-то! Анна! Где ты там? Скорее беги! Отыскался он…

В цветастом переднике, со сбившимся набок платком показалась Васюткина мать. Когда, она увидела спускавшегося по трапу оборванного Васютку, ноги ее подкосились. Она со стоном осела на камни, протягивая руки навстречу сыну. И вот Васютка дома! В избушке натоплено так, что дышать нечем. Накрыли его двумя стегаными одеялами, оленьей дохой да еще пуховой шалью повязали.

Лежит Васютка на топчане разомлевший, а мать и дедушка хлопочут около, простуду из него выгоняют. Мать натерла его спиртом, дедушка напарил каких-то горьких, как полынь, корней и заставил пить это зелье.

— Может, еще что-нибудь покушаешь, Васенька? — нежно, как у больного, спрашивала мать.

— Да мам, некуда уж…

— А если вареньица черничного? Ты ведь его любишь!

— Если черничного, ложки две, пожалуй, войдет.

— Ешь, ешь!

— Эх ты, Васюха, Васюха! — гладил его по голове дедушка, — Как же ты сплоховал? Раз уж такое дело, не надо было метаться. Нашли бы тебя скоро. Ну да ладно, дело прошлое. Мука — вперед наука. Да-а, глухаря-то, говоришь, завалил все-таки? Дело! Купим тебе новое ружье на будущий год. Ты еще медведя ухлопаешь. Помяни мое слово!

— Ни боже мой! — возмутилась мать. — Близко к избе вас с ружьем не подпущу. Гармошку, приемник покупайте, а ружья чтобы и духу не было!

— Пошли бабьи разговоры! — махнул рукой дедушка, — Ну, поблукал маленько парень. Так что теперь, по-твоему, и в лес не ходить?

Дед подмигнул Васютке: дескать, не обращай внимания, будет новое ружье — и весь сказ!

Мать хотела еще что-то сказать, но на улице залаял Дружок, и она выбежала из избушки.

Из лесу, устало опустив плечи, в мокром дождевике, шел Григорий Афанасьевич. Глаза его ввалились, лицо, заросшее густой черной щетиной, было мрачно.

— Напрасно все, — отрешенно махнул он рукой. — Нету, пропал парень…

— Нашелся! Дома он…

Григорий Афанасьевич шагнул к жене, минуту стоял растерянный, потом заговорил, сдерживая волнение:

— Ну, а зачем реветь? Нашелся — и хорошо. К чему мокреть-то разводить? Здоров он? — и, не дожидаясь ответа, направился к избушке. Мать остановила его:

— Ты уж, Гриша, не особенно строго с ним. Он и так лиха натерпелся. Порассказывал, так мурашки по коже…

— Ладно, не учи!

Григорий Афанасьевич зашел в избу, поставил в угол ружье, снял дождевик.

Васютка, высунув голову из-под одеяла, выжидательно и робко следил за отцом. Дед Афанасий, дымя трубкой, покашливал.

— Ну, где ты тут, бродяга? — повернулся к Васютке отец, и губы его тронула чуть заметная улыбка.

— Вот он я! — привскочил с топчана Васютка, заливаясь счастливым смехом. — Укутала меня мамка, как девчонку, а я вовсе не простыл. Вот пощупай, пап. — Он протянул руку отца к своему лбу.

Григорий Афанасьевич прижал лицо сына к животу и легонько похлопал по спине:

— Затараторил, варнак! У-у-у, лихорадка болотная! Наделал ты нам хлопот, попортил крови!.. Рассказывай, где тебя носило?

— Он все про озеро какое-то толкует, — заговорил дед Афанасий. — Рыбы, говорит, в нем видимо-невидимо.

— Рыбных озер мы и без него знаем много, да не вдруг на них попадешь.

— А к этому, папка, можно проплыть, потому что речка из него вытекает.

— Речка, говоришь? — оживился Григорий Афанасьевич. — Интересно! Ну-ка, ну-ка, рассказывай, что ты там за озеро отыскал…

Через два дня Васютка, как заправский провожатый, шагал по берегу речки вверх, а бригада рыбаков на лодках поднималась следом за ним.

Погода стояла самая осенняя. Мчались куда-то мохнатые тучи, чуть не задевая вершины деревьев; шумел и качался лес; в небе раздавались тревожные крики птиц, тронувшихся на юг. Васютке теперь любая непогода была нипочем. В резиновых сапогах и в брезентовой куртке, он держался рядом с отцом, приноравливаясь к его шагу, и наговаривал:

— Они, гуси-то, как взлетя-ат сразу все, я ка-ак дам! Два на месте упали, а один еще ковылял, ковылял и свалился в лесу, да я не пошел за ним, побоялся от речки отходить.

На Васюткины сапоги налипли комья грязи, он устал, вспотел и нет-нет да и переходил на рысь, чтобы не отстать от отца.

— И ведь я их влет саданул, гусей-то…

Отец не отзывался. Васютка посеменил молча и опять начал:

— А что? Влет еще лучше, оказывается, стрелять: сразу вон несколько ухлопал!

— Не хвались! — заметил отец и покачал головой. — И в кого ты такой хвастун растешь? Беда!

— Да я и не хвастаюсь: раз правда, так что мне хвалиться, — сконфуженно пробормотал Васютка и перевел разговор на другое. — А скоро, пап, будет пихта, под которой я ночевал. Ох и продрог я тогда!

— Зато сейчас, я вижу, весь сопрел. Ступай к дедушке в лодку, похвались насчет гусей. Он любитель байки слушать. Ступай, ступай!

Васютка отстал от отца, подождал лодку, которую тянули бечевой рыбаки. Они очень устали, намокли, и Васютка постеснялся плыть в лодке и тоже взялся за бечеву и стал помогать рыбакам.

Когда впереди открылось широкое, затерявшееся среди глухой тайги озеро, кто-то из рыбаков сказал:

— Вот и озеро Васюткино…

С тех пор и пошло: Васюткино озеро, Васюткино озеро. Рыбы в нем оказалось действительно очень много. Бригада Григория Шадрина, а вскоре и еще одна колхозная бригада переключились на озерный лов. Зимой у этого озера была построена избушка. По снегу колхозники забросили туда рыбную тару, соль, сети и открыли постоянный промысел.

На районной карте появилось еще одно голубое пятнышко, с ноготь величиной, под словами: «Васюткино оз.». На краевой карте это пятнышко всего с булавочную головку, уже без названия. На карте же нашей страны озеро это сумеет найти разве сам Васютка.

Может, видели вы на физической карте в низовьях Енисея пятнышки, будто небрежный ученик брызнул с пера голубыми чернилами? Вот где-то среди этих кляксочек и есть та, которую именуют Васюткиным озером.

Виктор Астафьев — очень плодовитый писатель 20 века. За годы творчества он написал столько рассказов, романов и пьес, что собрание сочинений автора имеет объем 15 томов. «Васюткино озеро» — это рассказ, написанный им в 1952 году, но опубликованный лишь спустя 4 года, в 1956 году.

Краткое содержание

Васютка — главный персонаж истории, это маленький мальчик, который отправился на летнюю охоту вместе с отцом и его бригадой охотников. Однако в этот раз, вопреки привычным ожиданиям, охота была не слишком удачной — охотники не могли добыть дичь, а потому просто сидели целыми днями в домике. Васютке было скучно проводить весь день за учебниками и готовиться к школе, он каждый день гулял по лесу за орехами. Мальчик довольно хорошо ориентировался в лесу и всегда находил дорогу домой по примечательным шишечкам на деревьях.

Но однажды Васютка загулялся и сам не заметил, как оказался в незнакомой части леса, туда он забрел, потому что увидел глухаря, впервые за долгое время. Мальчику так хотелось порадовать отца и его бригаду, что он забыл об осторожности и погнался за птицей. Пристрелить глухаря он смог, а вот вернуться после этого по привычным знакам — нет.

Пять дней Васютка блуждал по лесу, почти отчаявшись вернуться домой. За это время он наткнулся на озеро, где было много рыбы. Однако к отцу мальчик все же вернулся, он смог найти дорогу от озера к реке, где встретил знакомого отца, едущего на лодке. Дядя Коляда на лодке и вернул Васютку в лагерь охотников. По возвращению Васютка рассказал охотникам про найденное озеро, куда они вскоре и отправились. В тот сезон они переключились на рыбную ловлю, а водоем стал носить название Васюткино озеро, так как нашел его главный герой истории.

Смысл названия

Для Васютки находка озера имела несколько значений. Во-первых, благодаря тому, что он смог выйти к озеру, он не погиб от голода, а занимался на нем ловлей рыбы и дичи, чем и питался несколько дней. Во-вторых, именно по нахождению озера он понял, где примерно находится, смог выйти к Енисею, откуда его и забрал друг отца — дядя Коляда. Отец мальчика, Григорий Шадрин, очень гордился своим сыном, ведь не зря озеро впоследствии было названо его именем, но старался не показывать своего особого расположения к сыну, чтобы тот не загордился. Однако Васютка все же считал, что это путешествие стало для него настоящим жизненным уроком, а само озеро — своеобразной наградой за пережитые испытания и способность не сдаваться в тяжелой ситуации.

Таким образом, данное название было выбрано автором по причине большого символического значения озера как для главного героя, мальчика, так и для всех окружающих.

История создания

Рассказ «Васюткино озеро» — одна из первых работ Виктора Астафьева. Изначально история существовала лишь как школьное сочинение, история, основой которой стала реальная ситуация из жизни самого писателя. Но позже сюжет приобрел художественную ценность и был опубликован в литературной газете, где работал одно время Виктор Астафьев.

Задание описать летний отдых Виктор получил в школе на уроке русского языка и литературы, тогда рассказ носил название «Жив». Мальчик и сам не ожидал, что его творение будет так высоко оценено учителем, но сразу опубликовать его возможности не было. Лишь спустя годы, после участия в войне и двух ранений, после того, как писатель устроился работать на железную дорогу и принял участие в создании местной литературной газеты, Виктор Астафьев вспоминает о сюжете и переписывает его, придавая оконченность произведению.

У Астафьева рано умерла мама, а отец, решив устроить семейную жизнь, женился на другой женщине и переехал. Так будущий писатель попадает в приют, где и знакомится с учителем русского языка и литературы, столь значительно повлиявшего на становление личности мальчика. Отец автора рассказа, действительно, был охотником, а потому мальчик не понаслышке знал все то, о чем пишет в школьном сочинении. Более того, кроме детального описания тайги, Астафьев взял из жизни и сюжет рассказа. Мальчик, заблудившийся в лесу — это сам автор «Васюткиного озера».

Отразились в рассказе и образы отца, и матери, и бабушки. В произведении он создает полную счастливую семью — образ того счастья, которое не получил в реальной жизни.

Васютка – тринадцатилетний паренек, сын начальника рыбацкой бригады. В конце лета было много дождей, и бригада отца вынуждена спускаться все ниже и ниже по Енисею: рыба ушла на глубину. Скоро мальчика снова ждет школьная жизнь, но пока он помогает отцу, деду и развлекает рыбаков, собирая им кедровые шишки в тайге.

Мальчик ходит невдалеке от рыбацких избушек, замечая затеси на кедрах, зарубки, которые оставили люди, чтобы не заблудиться. Каждый день мать дает ему с собой хлеб, но Васютка неизменно приносит его домой. Он сердится: зачем ему краюшка, если он все равно далеко не уходит? Но таков старинный порядок: идешь в лес – бери еду, бери спички.

Однажды, собирая шишки, Васютка замечает глухаря. Никогда еще ему не удавалось подстрелить эту ценную птицу. Он стреляет по ней из своего легкого ружья, но только ранит, и глухарь уходит все глубже в лес. Возбужденный Васютка бежит за ним, а когда добывает птицу, понимает, что затесей на деревьях нет. Мальчик заблудился.

Спички, теплый ватник и подстреленный глухарь (хлеб Васютка не решается трогать, пока есть мясо) помогают ему скоротать первую ночь. Лежа на лапнике, мальчик борется со страхом. Взобравшись на высокое дерево утром, он видит, что до горизонта раскинулась хвойная тайга, а берегов Енисея, обрамленных лиственником, не видно. Васютка решает идти на север: через 100 км начнется тундра, где проще быть замеченным. Вечером второго дня мальчик выходит на берег озерца. Он видит стаю уток, но также обнаруживает необычную белую рыбу, которая водится только в проточной воде. Радость настигает его: будь в озере протока, она могла бы вывести к Енисею!

«Он не раз слышал от рыбаков, что в некоторых озерах будто бы водится белая рыба, но озера эти должны быть или были когда-то проточными…»

надежды Васютки

Усталость отвлекает его от мечтаний: протоки может и не быть, и, подстрелив трех уток, Васютка остается ночевать.

Туманным утром мальчик идет по берегу озера, оказывается, оно намного больше, чем он думал сначала. С удивлением Васютка замечает, что утка, которую он подстрелил и не достал из воды вчера, отнесена на другой край озера. Был туман и безветрие, значит, в озере есть течение. Взволнованный, Васютка обнаруживает желанную протоку, дело за главным: она не должна вести к другому озеру. Идя вдоль речки, мальчик выбивается из сил. Он съедает последний хлеб, спичек остается только четыре. Васютка ночует на берегу протоки.

На рассвете он слышит пароходный свисток вдали. Мальчик бежит из последних сил, и оказывается в устье протоки:

«Неожиданно лес расступился, открыв перед Васюткой отлогий берег Енисея. Мальчик застыл. У него даже дух захватило – так красива, так широка была его родная река!»

Васютка выходит на берег Енисея

Мальчик видит пассажирский пароход, но тот проходит мимо. Затем, уже в темноте раздается звук мотора – это идет рыболовецкий бот. В отчаянье он подбрасывает дров в костер и зовет на помощь: пламя и крики привлекают внимание людей, и они забирают Васютку. Оказывается, это артель старшины-украинца, дяди Коляды. Мальчик узнает, что он ушел за 60 км от рыбацкой избушки его отца. Коляда разворачивает бот и отвозит Васютку к родным. Утром пятого дня мальчик возвращается к семье, все счастливы, дед обещает подарить внуку новое крепкое ружье. Васютка рассказывает мужчинам о богатом рыбном озере, и оно вызывает интерес рыбаков. Мальчик отводит их к «своему» озеру, все, в том числе отец, убеждаются в верности его слов. Бригада рыбачит на озере всю осень и зиму. Постепенно название «Васюткино озеро» закрепляется за водоемом. Сегодня под таким названием его и можно найти на карте.

Это озеро не оты­щешь на карте. Неболь­шое оно. Неболь­шое, зато памят­ное для Васютки. Ещё бы! Мала ли честь для три­на­дца­ти­лет­него маль­чишки — озеро, назван­ное его име­нем! Пус­кай оно и не велико, не то что, ска­жем, Бай­кал, но Васютка сам нашёл его и людям пока­зал. Да, да, не удив­ляй­тесь и не думайте, что все озёра уже известны и что у каж­дого есть своё назва­ние. Много ещё, очень много в нашей стране безы­мян­ных озёр и речек, потому что велика наша Родина, и сколько по ней ни броди, всё будешь нахо­дить что-нибудь новое, интересное.

Рыбаки из бри­гады Гри­го­рия Афа­на­сье­вича Шад­рина — Васют­ки­ного отца — совсем было при­уныли. Частые осен­ние дожди вспу­чили реку, вода в ней под­ня­лась, и рыба стала плохо ловиться: ушла на глубину.

Холод­ная измо­розь и тём­ные волны на реке наго­няли тоску. Не хоте­лось даже выхо­дить на улицу, не то что выплы­вать на реку. Заспа­лись рыбаки, рас­со­ло­дели от без­де­лья, даже шутить пере­стали. Но вот подул с юга тёп­лый ветер и точно раз­гла­дил лица людей. Засколь­зили по реке лодки с упру­гими пару­сами. Ниже и ниже по Ени­сею спус­ка­лась бри­гада. Но уловы по-преж­нему были малы.

— Нету нам нынче фарту, — вор­чал Васют­кин дедушка Афа­на­сий. — Оску­дел батюшко Ени­сей. Раньше жили, как бог при­ка­жет, и рыба тучами ходила. А теперь паро­ходы да моторки всю жив­ность рас­пу­гали. При­дёт время — ерши да пес­кари и те пере­ве­дутся, а об омуле, стер­ляди и осетре только в книж­ках будут читать.

Спо­рить с дедуш­кой — дело бес­по­лез­ное, потому никто с ним не связывался.

Далеко ушли рыбаки в низо­вье Ени­сея и нако­нец оста­но­ви­лись. Лодки выта­щили на берег, багаж унесли в избушку, постро­ен­ную несколько лет назад учё­ной экспедицией.

Гри­го­рий Афа­на­сье­вич, в высо­ких рези­но­вых сапо­гах с отвер­ну­тыми голе­ни­щами и в сером дож­де­вике, ходил по берегу и отда­вал распоряжения.

Васютка все­гда немного робел перед боль­шим, нераз­го­вор­чи­вым отцом, хотя тот нико­гда его не обижал.

— Шабаш, ребята! — ска­зал Гри­го­рий Афа­на­сье­вич, когда раз­грузка закон­чи­лась. — Больше коче­вать не будем. Так, без толку, можно и до Кар­ского моря дойти.

Он обо­шёл вокруг избушки, зачем-то потро­гал рукой углы и полез на чер­дак, под­пра­вил съе­хав­шие в сто­рону пла­сту­шины корья на крыше. Спу­стив­шись по дрях­лой лест­нице, он тща­тельно отрях­нул штаны, высмор­кался и разъ­яс­нил рыба­кам, что избушка под­хо­дя­щая, что в ней можно спо­койно ждать осен­нюю путину, а пока вести про­мы­сел паро­мами и пере­мё­тами. Лодки же, невода, плав­ные сети и всю про­чую снасть надобно как сле­дует под­го­то­вить к боль­шому ходу рыбы.

Потя­ну­лись одно­об­раз­ные дни. Рыбаки чинили невода, коно­па­тили лодки, изго­тов­ляли якор­ницы, вязали, смолили.

Раз в сутки они про­ве­ряли пере­мёты и спа­рен­ные сети — поромы, кото­рые ста­вили вдали от берега.

Рыба в эти ловушки попа­дала цен­ная: осётр, стер­лядь, тай­мень, частенько налим, или, как его в шутку назы­вали в Сибири, посе­ле­нец. Но это спо­кой­ный лов. Нет в нём азарта, лихо­сти и того хоро­шего, тру­до­вого весе­лья, кото­рое так и рвётся наружу из мужи­ков, когда они полу­ки­ло­мет­ро­вым нево­дом за одну тоню вытас­ки­вают рыбы по нескольку центнеров.

Совсем скуч­ное житьё нача­лось у Васютки. Поиг­рать не с кем — нет това­ри­щей, схо­дить некуда. Одно уте­шало: скоро нач­нётся учеб­ный год, и мать с отцом отпра­вят его в деревню. Дядя Коляда, стар­шина рыбо­сбо­роч­ного бота, уже учеб­ники новые из города при­вёз. Днём Васютка нет-нет да и загля­нет в них от скуки.

Вече­рами в избушке ста­но­ви­лось людно и шумно. Рыбаки ужи­нали, курили, щёл­кали орехи, рас­ска­зы­вали были и небы­лицы. К ночи на полу лежал тол­стый слой оре­хо­вой скор­лупы. Тре­щала она под ногами, как осен­ний ледок на лужах.

Оре­хами рыба­ков снаб­жал Васютка. Все ближ­ние кедры он уже обко­ло­тил. С каж­дым днём при­хо­ди­лось заби­раться всё дальше и дальше в глубь леса. Но эта работа была не в тягость. Маль­чишке нра­ви­лось бро­дить. Ходит себе по лесу один, напе­вает, ино­гда из ружья пальнёт.

Васютка проснулся поздно. В избушке одна мать. Дедушка Афа­на­сий ушёл куда-то. Васютка поел, поли­стал учеб­ники, обо­рвал листок кален­даря и с радо­стью отме­тил, что до пер­вого сен­тября оста­лось всего десять дней. Потом засо­би­рался по кед­ро­вые шишки.

Мать недо­вольно сказала:

— К уче­нью надо гото­виться, а ты в лесу пропадаешь.

— Чего ты, мамка? Орехи кто-то дол­жен добы­вать? Дол­жен. Охота ведь рыба­кам пощёл­кать вечером.

— «Охота, охота»! Надо оре­хов, так пусть сами ходят. При­выкли пар­ниш­кой помы­кать да сорить в избе.

Мать вор­чит по при­вычке, потому что ей не на кого больше ворчать.

Когда Васютка с ружьём на плече и с патрон­та­шем на поясе, похо­жий на коре­на­стого, малень­кого мужичка, вышел из избы, мать при­вычно строго напоминала:

— Ты от зате­сей далеко не отходи — сги­нешь. Хлеба взял ли с собой?

— Да зачем он мне? Каж­дый раз обратно приношу.

— Не раз­го­ва­ри­вай! На вот кра­юшку. Не зада­вит она тебя. Спо­кон веку так заве­дено, мал ещё таёж­ные законы переиначивать.

Тут уж с мате­рью не поспо­ришь. Таков ста­рин­ный поря­док: идёшь в лес — бери еду, бери спички.

Васютка покорно сунул кра­юшку в мешок и поспе­шил исчез­нуть с глаз матери, а то ещё при­де­рётся к чему-нибудь.

Весело насви­сты­вая, шёл он по тайге, сле­дил за помет­ками на дере­вьях и думал о том, что, навер­ное, вся­кая таёж­ная дорога начи­на­ется с зате­сей. Сде­лает чело­век зарубку на одном дереве, отой­дёт немного, ещё топо­ром тюк­нет, потом ещё. За этим чело­ве­ком пой­дут дру­гие люди; собьют каб­лу­ками мох с вале­жин, при­топ­чут траву, ягод­ники, отпе­ча­тают следы в грязи, и полу­чится тро­пинка. Лес­ные тро­пинки узень­кие, изви­ли­стые, что мор­щинки на лбу дедушки Афа­на­сия. Только иные тро­пинки зарас­тают со вре­ме­нем, а уж мор­щинки-то на лице едва ли зарастут.

Склон­ность к про­стран­ным рас­суж­де­ниям, как у вся­кого таёж­ника, рано появи­лась у Васютки. Он ещё долго думал бы о дороге и о вся­ких таёж­ных раз­но­стях, если бы не скри­пу­чее кря­ка­нье где-то над головой.

«Кра-кра-кра!..» — нес­лось сверху, будто тупой пилой резали креп­кий сук.

Васютка под­нял голову. На самой вер­шине ста­рой взлох­ма­чен­ной ели уви­дел кед­ровку. Птица дер­жала в ког­тях кед­ро­вую шишку и орала во всё горло. Ей так же гор­ла­сто откли­ка­лись подруги. Васютка не любил этих нахаль­ных птиц. Он снял с плеча ружье, при­це­лился и щёлк­нул язы­ком, будто на спуск нажал. Стре­лять он не стал. Ему ужо не paз драли уши за попу­сту сожжен­ные патроны. Тре­пет перед дра­го­цен­ным «при­па­сом» (так назы­вают сибир­ские охот­ники порох и дробь) крепко вбит в сиби­ря­ков отроду.

— «Кра-кра»! — пере­драз­нил Васютка кед­ровку и запу­стил в нее палкой.

Досадно было парню, что не может он дол­ба­нуть птицу, даром что ружьё в руках. Кед­ровка пере­стала кри­чать, нето­роп­ливо ощи­па­лась, задрала голову, и по лесу снова понес­лось ее скри­пу­чее «кра!».

— Тьфу, ведьма про­кля­тая! — выру­гался Васютка и пошёл.

Ноги мягко сту­пали по мху. На нём там и сям валя­лись шишки, попор­чен­ные кед­ров­ками. Они напо­ми­нали комочки сотов. В неко­то­рых отвер­стиях шишек, как пчёлки, тор­чали орехи. Но про­бо­вать их бес­по­лезно. Уди­ви­тельно чут­кий клюв у кед­ровки: пустые орехи птица даже не выни­мает из гнёз­дышка. Васютка под­нял одну шишку, осмот­рел её со всех сто­рон и пока­чал головой:

— Эх и пакость же ты!

Бра­нился Васютка так, для солид­но­сти. Он ведь знал, что кед­ровка — птица полез­ная: она раз­но­сит по тайге семена кедра.

Нако­нец Васютка облю­бо­вал дерево и полез на него. Намё­тан­ным гла­зом он опре­де­лил: там, в густой хвое, упря­та­лись целые выводки смо­ли­стых шишек. Он при­нялся коло­тить ногами по раз­ла­пи­стым вет­кам кедра. Шишки так и посы­па­лись вниз.

Васютка слез с дерева, собрал их в мешок и, не торо­пясь, заку­рил. Попы­хи­вая цигар­кой, огля­дел окру­жа­ю­щий лес и облю­бо­вал ещё один кедр.

— Обо­бью и этот, — ска­зал он. — Тяже­ло­вато будет, пожа­луй, да ничего, донесу.

Он тща­тельно запле­вал цигарку, при­да­вил ее каб­лу­ком и пошел. Вдруг впе­реди Васютки что-то сильно захло­пало. Он вздрог­нул от неожи­дан­но­сти и тут же уви­дел под­ни­ма­ю­щу­юся с земли боль­шую чёр­ную птицу. «Глу­харь!» — дога­дался Васютка, и сердце его замерло. Стре­лял он и уток, и кули­ков, и куро­па­ток, но глу­харя под­стре­лить ему ещё не доводилось.

Глу­харь пере­ле­тел через мши­стую поляну, виль­нул между дере­вьями и сел на сухо­сто­ину. Попро­буй подкрадись!

Маль­чик стоял непо­движно и не спус­кал глаз с огром­ной птицы. Вдруг он вспом­нил, что глу­харя часто берут с соба­кой. Охот­ники рас­ска­зы­вали, что глу­харь, сидя на дереве, с любо­пыт­ством смот­рит вниз, на зали­ва­ю­щу­юся лаем собаку, а порой и подраз­ни­вает её. Охот­ник тем вре­ме­нем неза­метно под­хо­дит с тыла и стреляет.

Васютка же, как назло, не позвал с собою Дружка. Обру­гав себя шёпо­том за оплош­ность, Васютка пал на чет­ве­реньки, затяв­кал, под­ра­жая собаке, и стал осто­рожно про­дви­гаться впе­рёд. От вол­не­ния голос у него пре­ры­вался. Глу­харь замер, с любо­пыт­ством наблю­дая эту инте­рес­ную кар­тину. Маль­чик рас­ца­ра­пал себе лицо, порвал тело­грейку, но ничего этого не заме­чал. Перед ним наяву глухарь!

…Пора! Васютка быстро встал на одно колено и попы­тался с маху поса­дить на мушку забес­по­ко­ив­шу­юся птицу. Нако­нец уня­лась дрожь в руках, мушка пере­стала пля­сать, кон­чик её задел глу­харя… Тр-рах! — и чёр­ная птица, хло­пая кры­льями, поле­тела в глубь леса.

«Ранил!» — встре­пе­нулся Васютка и бро­сился за под­би­тым глухарём.

Только теперь он дога­дался, в чём дело, и начал бес­по­щадно корить себя:

— Мел­кой дро­бью грох­нул. А что ему мел­кой-то? Он чуть не с Дружка!..

Птица ухо­дила неболь­шими пере­лё­тами. Они ста­но­ви­лись всё короче и короче. Глу­харь сла­бел. Вот он, уже не в силах под­нять груз­ное тело, побежал.

«Теперь всё — догоню!» — уве­ренно решил Васютка и при­пу­стил силь­нее. До птицы оста­ва­лось совсем недалеко.

Быстро ски­нув с плеча мешок, Васютка под­нял ружьё и выстре­лил. В несколько прыж­ков очу­тился возле глу­харя и упал на него животом.

— Стоп, голуб­чик, стоп! — радостно бор­мо­тал Васютка. — Не уйдёшь теперь! Ишь, какой прыт­кий! Я, брат, тоже бегаю — будь здоров!

Васютка с доволь­ной улыб­кой гла­дил глу­харя, любу­ясь чёр­ными с голу­бо­ва­тым отли­вом перьями. Потом взве­сил на руке. «Кило­грам­мов пять будет, а то и пол­пуда, — при­ки­нул он и сунул птицу в мешок. — Побегу, а то мамка напод­даст по загривку».

Думая о своей удаче, Васютка, счаст­ли­вый, шёл по лесу, насви­сты­вал, пел, что на ум приходило.

Вдруг он спо­хва­тился: где же затеси? Пора уж им быть.

Он посмот­рел кру­гом. Дере­вья ничем не отли­ча­лись от тех, на кото­рых были сде­ланы зарубки. Лес стоял непо­движно, тихий в своей уны­лой задум­чи­во­сти, такой же ред­кий, полу­го­лый, сплошь хвой­ный. Лишь кое-где вид­не­лись хилые берёзки с ред­кими жёл­тыми листьями. Да, лес был такой же. И всё же от него веяло чем-то чужим…