Васёк Трубачев и его товарищи (fb2) — Васёк Трубачев и его товарищи [пьеса] (Васек Трубачев и его товарищи) 328K скачать: (fb2) — (epub) — (mobi) — Валентина Александровна Осеева
Валентина Александровна Осеева
Васёк Трубачев и его товарищи
Действующие лица
Васёк Трубачев, председатель совета отряда.
Саша Булгаков, староста класса.
Коля Одинцов, редактор классной стенгазеты.
Ученики четвертого класса «Б»:
Нюра Синицына,
Валя Степанова,
Лида Зорина,
Надя Глушкова,
Леня Белкин,
Костя Медведев,
Сева Малютин,
Коля Мазин,
Петя Русаков.
Сергей Николаевич, учитель.
Митя, вожатый.
Действие происходит в школе маленького подмосковного городка.
Первое действие
Первая картина
Сцена представляет небольшую поляну. В глубине справа — два дерева. Полутемно. Луна. Издали доносятся голоса: «Ау, Митя!.. Лида Зорина! Где Трубачев? Ау-у! Подождите, ребята!» Слышна все приближающаяся песня трех товарищей — Васька Трубачева, Коли Одинцова и Саши Булгакова:
Для верной дружбы нет ни в чем преграды,
Нас никогда никто не разлучит.
В любой беде товарищ станет рядом,
Плечо к плечу, и друга защитит!
Школьники советские — крепкая семья,
Эх, друзья-товарищи, верные друзья!
Ребята выходят на сцену, останавливаются.
Трубачев. Ребята, далеко мы зашли. Уже и пруд виден. (Вглядывается в даль, за сцену.) Может, пойдем к пруду?
Булгаков. Не стоит. Там грязно очень, болото.
Трубачев. Вот хорошее местечко. Посидим здесь. (Садится на бугорке, на переднем плане слева.)
Одинцов (садясь рядом). Садись, Саша, здесь сухая земля.
Трубачев. Здорово нагулялись! Покричать, что ли, ребятам?
Одинцов. Да уже все прошли давно. Леня Белкин нас звал-звал — думал, наверное, что мы вперед ушли.
Булгаков. А хорошо здесь, ребята!
Трубачев. Митя сказал, что теперь мы часто на экскурсии будем ходить. Всё места поблизости обойдем.
Одинцов. Может, и Сергей Николаевич с нами будет ходить.
Трубачев. Хорошо бы! Он все знает, про все может рассказать.
Булгаков. Такого учителя, как наш, ни в одном классе нет!
Трубачев. Конечно, ни в одном!
Одинцов. Только он строгий все-таки. А как он тебя, Васёк, похвалил, когда ты Мазина по географии подогнал! «Молодец, — говорит, — Трубачев, помог товарищу».
Трубачев (смущенно). Ну, это что… Мазин сам способный, с ним легко заниматься. Это он так сказал…
Одинцов. Ну да, так! Он ничего зря не скажет! А ты тогда весь покраснел от радости. И у меня тоже уши загорелись, как будто это он мне сказал.
Булгаков. И у меня! Прямо как медом по сердцу! «Молодец, Трубачев!»
Трубачев (обнимая ребят). Эх, друзья-товарищи… На всю жизнь вы мне товарищи!
Одинцов. И ты нам, Васёк. Мы друг за друга горой! Правда, Саша?
Булгаков. Еще бы! Ведь с первого класса дружим. А кончим школу — и опять куда-нибудь вместе попросимся.
Трубачев. Всегда будем вместе! Я без вас и не думаю… Дружба до гроба!
Все трое (соединяют руки, хором, торжественно). Дружба до гроба!
Одинцов. Нет, почему до гроба? Мы еще сто лет проживем!
Трубачев. Ну, значит, на сто лет!
Одинцов. Завтра давайте попросим Сергея Николаевича, чтобы посадил нас вместе.
Булгаков. Обязательно. А то сидим через парту друг от друга, даже поговорить на уроке нельзя.
Одинцов. Конечно! Только он, пожалуй, не согласится.
Булгаков. А может, и согласится. (Ложится на землю.) Эх, и красиво здесь, ребята! Давайте придем сюда завтра днем.
Трубачев. И правда, после уроков. Здорово будет! Пойдем, Саша?
Булгаков. Что вы — завтра! Я и так сегодня весь день гуляю. Мама, наверно, замучилась совсем. У нас детей мал мала меньше, с ними одному человеку не управиться… А завтра еще их купать будем…
Одинцов. Сашке нельзя, это верно, у них большая семья. Сколько у твоей мамы детей, Саша? Человек двенадцать будет?
Булгаков. Ну что ты! Семь.
Трубачев. Девчачье дело с детьми возиться! Брось ты это, Сашка, пойдем с нами завтра. Погуляем вволю! Смотри, какая красота! Здесь, наверно, ни одна человеческая нога не ступала!
Одинцов. Следов нет…
Булгаков. Кому сюда ходить, отсюда и города не видать. (Вглядывается в ту сторону, откуда пришли ребята.)
Одинцов. Только огоньки мигают.
Трубачев. Огоньки-то огоньки, а не пора ли нам домой? Ведь мы с тобой, Саша, завтра дежурные по классу, не забыл?
Булгаков. Нет, что ты!
Трубачев. Смотри… Нашему классу еще ни одного замечания не было. Девочки и то при Сергее Николаевиче подтянулись, а мы должны пример показывать.
Булгаков. Еще бы! Надо так дежурить, чтобы ни сучка ни задоринки!
Одинцов. У нас и редколлегия завтра. А я статью еще не писал! И что писать?
Булгаков. Очень просто — «Жизнь нашего класса». Повеление ребят отличное. Жив-здоров — редактор Одинцов!
Смеются.
Трубачев. Тссс…
Слышен треск сучьев, небольшой холмик у дерева сдвигается с места.
Одинцов. Видали?
Трубачев. Это обвал! Ну, просто земля у корней обвалилась.
Одинцов. Идемте лучше отсюда.
Трубачев. Ну, бояться еще! Мы в случае чего за себя постоим!
Булгаков. Да никого тут нет! Просто нам показалось. Одинцов. Конечно, показалось. Кому здесь быть! Булгаков. А вот на севере, мне рассказывали…
Снова раздаются треск и протяжный вон. В глубине сцены, медленно покачиваясь, ползет холмик. Ребята вскакивают.
Трубачев. Стойте здесь, я проверю.
Булгаков. Я с тобой, Васёк!
Одинцов. Вместе пойдем!
Вой усиливается.
Булгаков. Волки!
Трубачев. Держите палки наготове. Мы их сейчас! Одинцов. Нет, куда ты! Надо домой!
Булгаков. «Домой, домой»… Слышишь? Нам теперь обратно не пройти.
Трубачев. Ничего, как-нибудь дорогу пробьем. Нас трое, мы друг друга не дадим в обиду! За мной, ребята!
Пробегают по переднему краю сцены направо. Останавливаются у самого выхода за кулисы.
Стойте… Тьфу! Что за чертовщина такая!.. Всё тихо… Ребята, сознайтесь, кто испугался?
Булгаков. Я!
Одинцов. И я!
Трубачев. Ну и я.
Одинцов. А может, просто кошки? Мяу…
Смеются.
Трубачев. Пошли домой… Эх, где-то я рукав порвал! Вон и пуговица на одной ниточке висит, не потерять бы ее совсем.
Булгаков. Подожди, сейчас пришьем. Вон луна как светит, все видно. (Вытаскивает из-за борта курточки иголку с ниткой.)
Трубачев. Что это ты иголку с собой носишь?
Одинцов. Он у нас хозяйственный. Небось, его мал мала то и дело штаны рвут.
Булгаков (пришивает Ваську пуговицу). Я всегда ношу, на всякий случай… Ну вот теперь не оторвется. Давай застегну.
Одинцов. Идем скорей. Мне от этого вытья до сих пор тошно.
Трубачев. Пошли!
Уходят.
Холмик поднимается, из-под мешковины вылезает Русаков. Под деревом тоже раздвигаются куски мешковины, обнаруживается землянка. Из нее появляется Мазин. У входа в землянку видна жаровня с красными углями.
Мазин. Ушли?
Русаков. Ушли.
Мальчики садятся около землянки.
Мазин. И чего их занесло сюда? Еще повадятся ходить.
Русаков. Не повадятся. Мы их здорово напугали.
Мазин. Трубачева не запугаешь, он парень смелый! Недаром все ребята его уважают. Вот такого бы нам товарища, Петька!
Русаков. Да, хорошо. Только он отличник, а мы…
Мазин. А что мы? Захотим и тоже отличниками будем.
Русаков. Опять начнешь к Трубачеву бегать, как тогда, с географией, а я один останусь? В землянку вода уже затекает, я тут не справлюсь без тебя. А кроме землянки, нам и повидаться негде — отец строго-настрого мне запретил с тобой водиться. Эх, ты! Сам говорил: будем тренироваться в стрельбе, мы Р. М. 3. С. — Русаков — Мазин — знаменитые следопыты! А теперь за Трубачева хватаешься…
Мазин. Я за Трубачева не хватаюсь, а спасибо ему всегда скажу. Хороший он парень. И дружба у них настоящая. Слыхал, что они друг другу обещали? Мы тоже с тобой, Петька, может быть всю жизнь будем вместе, только никакой пользы от нашей дружбы нет.
Русаков. А что ж мы плохого делаем?
Мазин. Эх, жизнь! Ничего-то ты не понимаешь, Петька. Если человек делает плохо и сознает, что это плохо, тогда это еще ничего. А вот если он делает плохо, но думает, что это хорошо, — тогда уже дело дрянь. (Встает.) Ну ладно… На вот, вари дичь, я огонь раздую. (Достает из землянки ворону и бросает ее Пете.)
Русаков. Какая же это дичь! Это обыкновенная ворона.
Мазин. Так убей утку. А не убьешь утку, будешь есть ворону.
Русаков. Ладно! (Засовывает ворону в котелок.) Да она вся в перьях, вон даже хвост торчит!
Мазин. Отрежь хвост, и все! Сейчас я рыбу достану. На закуску у нас сырая рыба.
Русаков. Довольно одной вороны, Мазин, а то мы сразу все запасы съедим.
Ворона варится на жаровне.
Мазин (режет рыбу и дает Пете). Ешь. Ворон на нашу долю хватит.
Оба едят и давятся.
Русаков (со вздохом). Можно подумать, что нас дома не кормят.
Мазин (сердито). Ты кто? Следопыт или нет?
Русаков. Ну да, конечно. Это я так говорю… (Со вздохом.) Собаки на севере преимущественно питаются сырой рыбой.
Мазин (пробует ворону ножом). Жестковата.
Русаков (живо). Конечно, пусть поварится! Я уж наелся, возьми мою половину рыбы, если хочешь… И вообще, это кушанье как-то не по мне, Мазин…
Мазин. Что? А какие еще фрикадельки тебе нужны? Следопыт тоже! Небось, тут без меня и не тренировался ни разу. Давай мишень.
Русаков вытаскивает из землянки рогатки, пугачи, стрелы, вешает на дерево мишень.
Русаков. Сейчас трудно попасть: темно.
Мазин. А луна зачем! Становись сюда. Целься в правый, кружок, а я в левый. Следопыт должен бить без промаха!
Оба стреляют.
Русаков. Не попал! Я ж говорю, что плохо видно!.. А ты, Мазин? И ты не попал!
Мазин. «Не попал, не попал»! Не тренировался — и не попал. Некогда мне тренироваться сейчас!
Русаков. Тебе все некогда. У меня отец женился, мачеху привел, а тебе и до этого дела нет.
Мазин. Да ведь твой отец уж неделю назад как женился, что ж тут интересного?
Русаков. А то интересно, что от одного родителя еще кое-как убережешься, а от двух уж вовсе спасенья нет. Как начнет мачеха отцу на меня наговаривать… Эх, пропала теперь моя жизнь!.. Читал сказку про Золушку?
Мазин. Ну?
Русаков. Что «ну»? Вот я теперь Золушка и есть!
Мазин. Какая еще Золушка! Ну, рассказывай толком.
Русаков. А что рассказывать? Мачеха как пришла, так сразу пыль такую в доме подняла, уборку делала, всю мою кровать перевернула. А потом, смотрю, на мой стол чернильницу поставила, ручку у отца для меня взяла. Она вообще нас с отцом не различает — что ему, то и мне.
Мазин. Фью! Так какая же это мачеха?
Русаков. Самая настоящая. Она мне вот что один раз говорит: «Петя, может ты за хлебом сегодня сходишь?» Видал? Прислужку из меня хочет сделать!
Мазин. А ты хлеб ешь?
Русаков. Ем.
Мазин. Не ешь.
Русаков. Почему это?
Мазин. Потому что она подумает, что ты из нее прислужку хочешь сделать.
Русаков (смеется). Ты всегда придумаешь что-нибудь, Мазин! А мне бы только одно наверняка знать — добрая она или злая? Почему это сразу нельзя человека узнать?
Мазин. Узнать, пожалуй, можно.
Русаков. А как?
Мазин. Принеси ей дохлую кошку.
Русаков. Совсем дохлую?
Мазин. Не совсем, наполовину. Чтоб еще мяукала. Или собаку. Одно из двух.
Русаков. И что?
Мазин. И посмотри, выкинет она ее или накормит. Кто любит животных, тот добрый человек, а кто их не жалеет, тот злой.
Русаков. Верно, Мазин. Только где мне эту дохлую кошку взять? Все кошки толстые.
Мазин. Ну ладно, не ломай себе голову. Авось и без кошки мачеха себя покажет.
Русаков (грустно). Тебе смешно, Мазин, а ведь если б она хорошая оказалась, все бы ей делал…
Мазин. Да если она с тобой по-хорошему будет, я сам перед ней шапку сниму. Ну, хватит об этом! Уроки на завтра выучил?
Русаков. Да когда же?
Мазин. Эх, ты! «Когда же»… Давай хоть грамматику повторим. Говори честно, чего знаешь и чего не знаешь.
Русаков. Чего ты не знаешь, того и я не знаю.
Мазин. Я не знаю, так догадаюсь. Тебе со мной не равняться. Разбирай предложение: «Коля стукнул Петю по шее».
Русаков. Нет, ты разбирай: «Русаков положил Мазина на обе, лопатки».
Борются.
Мазин. Ты сначала положи!
Русаков. Нет, ты сначала стукни! Подожди, Мазин, что это так темно стало? Наверно, уже поздно. Опять попадет мне от отца.
Мазин. Верно, пошли домой, Петька. (Прячет жаровню, маскирует землянку и запевает.)
Учились вместе в школе
Друзья — Р. М. 3 С.,
Следы искали в поле,
Ходили в темный лес.
Охотников за рвенье
Учитель наградил.
В журнал за повеленье
По двоечке влепил!
Русаков (подхватывает последние слова).
В журнал за поведенье
По двоечке влепил!
Занавес
Второе действие
Вторая картина
Действие происходит перед закрытым занавесом. На скамейке, стоящей недалеко от входа, сидят Русаков и Мазин.
Мазин. Так твоя мачеха и сказала?
Русаков. Так и сказала. А отец только рукой махнул «Раз, — говорит, — ты его защищаешь, то и справляйся с ним сама как хочешь!» А она ему: «Ну и справлюсь». Знаешь, Мазин, я чуть не заплакал от радости…
Мазин. Здорово! Так какая ж это мачеха? Это самая настоящая мать, Петька!
Русаков. Конечно! Я ее теперь иначе и не считаю. Знаешь, как бы мне вчера попало, если б не она! Ого!
Мимо Русакова и Мазина по одному, по двое проходят ребята.
Мазин. Идем в класс.
Русаков. Успеем… Я ей, Мазин, честное пионерское дал, что ни одной двойки у меня больше не будет и вообще… мне теперь надо исправляться, Мазин! И тебе тоже.
Мазин. Я никому не обещал. А вот ты смотри теперь.
Идет Сергей Николаевич. Его догоняют Трубачев, Булгаков и Одинцов.
Одинцов. Вот сейчас и попросим!
Трубачев. Скорей, а то он уйдет.
Догоняют Сергея Николаевича.
Трубачев, Одинцов и Булгаков (вместе). Сергей Николаевич! У нас к вам просьба!
Булгаков. Мы просим…
Трубачев. Разрешите нам сесть вместе! Мы — друзья!
Одинцов. Мы еще с первого класса дружим!
Булгаков. Мы закадычные друзья!
Сергей Николаевич. Допустим, что вы друзья, это очень хороши, но ведь вас трое. Как же это можно усесться на одну парту втроем? Я не разрешаю. Идите в класс. (Увидел Русакова и Мазина.) Вы тоже идите. Скоро звонок. Я сегодня всех отстающих буду спрашивать! (Входит в школу.)
Трубачев. Не вышло! Бежим скорей в класс, я там уже все приготовил: тряпочку чистую положил и мел!
Булгаков. Да, как бы ребята не насорили. Идем!
Одинцов. Эх, жаль! Не вышло!
Трубачев, Булгаков и Одинцов входят в школу.
Русаков. Мазин, ты слышал? Он сегодня спрашивать будет… Обязательно меня вызовет! Пропал я…
Мазин. Конечно, вызовет! Говорил я тебе, Петька, чтобы повторил грамматику… Сам на двойку лезешь!
Русаков. Я не могу получить двойку, я честное слово дал! Ведь она подумает, что я ее обманул… Мазин, придумай что-нибудь, выручи меня!
Мазин. Да, придумаешь тут…
Русаков. Я тебя как друга прошу…
Мазин. Но хнычь… (Думает, потом что-то шепчет Пете на ухо. Громко.) Надо время затянуть, понимаешь, чтобы он не успел до звонка.
Русаков. А если меня первого?
Мазин. А если потолок провалится? Риск, понимаешь!
Звенит звонок.
Русаков. Нет, а все-таки если первого? А?
Мазин. Ладно, выручу.
Занавес
Третья картина
Класс. Идет урок русского языка.
Сергей Николаевич. Все ясно? Вопросов нет? Отметьте себе на странице сто двадцать третьей упражнение для домашнего задания.
Один из учеников. Какая страница?
Сергей Николаевич. Сто двадцать третья. В следующий раз мы будем разбирать эти предложения. А пока перейдем к повторению пройденного. (Перелистывает журнал.)
Мазин нетерпеливо кашляет, поднимает руку.
Ты что, Мазин?
Мазин (быстро). Сергей Николаевич! Сегодня в пруду девочка утонула…
Голоса. Какая девочка?
— Маленькая?
— Где? Где?
Мазин (кашляет в кулак). Небольшая девочка, годика три. Она так шла, шла… по бережку…
Одна из учениц. Ой, по бережку!..
Сергей Николаевич. Я думаю, Мазин, что это твоя фантазия.
Мазин. Нет, правда, она шла по самому краешку, да как провалится вдруг в воду…
Одна из учениц. Ой!..
Сергей Николаевич. Мазин, сядь на место и не фантазируй… Будем продолжать урок. Приготовьтесь писать. Синицына, иди к доске!
Синицына поднимается, идет к доске.
Русаков (вскакивая). Сергей Николаевич, у меня перо сломалось!
Сергей Николаевич (достает из кармана коробочку с перьями, кладет на стол). Пожалуйста, возьми себе перо.
Мазин. А у меня царапает!
Сергей Николаевич (сухо). Подойди и ты к столу.
Русаков направляется к столу за пером; за ним идет Мазин, незаметно берет с доски мел и прячет в карман, потом подходит к столу, выбирает перо.
Кто еще пришел в класс, не заготовив себе хорошее перо?
Все молчат. Трубачев, волнуясь, оглядывает класс.
Все с перьями?
Ребята. Все!
Сергей Николаевич. Значит, только вот эти двое — Мазин и Русаков — не позаботились о себе. Вы отняли у нас три минуты… Сядьте оба… Синицына, пиши: «Колхозники рано начнут сев…»
Синицына (ищет мел; оглядываясь на ребят, шопотом). Ме-ел…
Ребята (также топотом). Ищи!
Булгаков (тихо, Ваську). Где мел?
Трубачев (пожимает плечами). Я клал!
Мазин и Русаков старательно пишут в тетрадках.
Сергей Николаевич (подходит к доске, потом поворачивается к классу и несколько секунд молчит, нахмурившись, потом обращается к Одинцову). Одинцов, сбегай за мелом, живо!
Одинцов выбегает из класса.
Кто сегодня дежурный?
Трубачев молча встает, за ним поднимается Булгаков.
Трубачев? Булгаков? Не ожидал… Булгаков, ты к тому же и староста класса. Надо лучше знать свои обязанности. Садитесь!
Вбегает, запыхавшись, Одинцов, сует в руку учителю мел.
Положи на место. Пишите: «Колхозники рано начнут сев…»
Синицына быстро пишет.
Русаков (шопотом). И куда торопится, лягушка этакая!
Зорина поворачивается к его парте, машет рукой и делает сердитое лицо.
Сергей Николаевич. У тебя что-нибудь случилось, Зорина?
Зорина (вскакивает). Нет!
Сергеи Николаевич. Тогда сиди спокойно и не делай гримас… Написала, Синицына? Так… Давайте разберем это предложение.
Раздается звонок.
(Берет портфель.) Ну что ж, придется отложить до следующего раза. А теперь я хочу вам сказать несколько слов. Я думал, что говорить о дисциплине и порядке в четвертом классе мне не придется. К сожалению, я очитком понадеялся на вас… Пусть этот разговор будет первый и последний. Вы не малыши, и объяснять вам нечего. Есть староста, есть дежурные по классу. Честный человек честно относится к своим обязанностям. До свиданья! (Уходит.)
Ребята вскакивают, окружают Трубачева и Булгакова.
Голоса. Что же вы? Васёк? Саша?
Белкин. Трубачев, как же это?
Синицына. Не могли мел положить!
Девочки. Осрамили! Весь класс осрамили!
Булгаков (Ваську). Честное пионерское, я на тебя, как на себя самого, надеялся!
Трубачев (возмущенно). А я что? Что я?
Булгаков. Ты сказал, что у тебя все в порядке, а сам…
Трубачев. Что «сам»?
Медведев. Дисциплина! А еще всех подтягивают! Синицына. И на девочек нападают!
Зорина. Всегда мы виноваты!
Трубачев. Молчите! (Саше.) Говори, что я сделал? Булгаков. Мел не положил, вот что!
Трубачев. Кто не положил?
Булгаков. Ты! Весь класс подвел!
Трубачев (подскакивает к нему). Неправда! Я все проверил и все было! Нечего на меня сваливать!
Булгаков. Я не сваливаю. Я еще больше отвечаю. Я староста!
Трубачев. Староста с иголочкой. Тебе бы только сестричек нянчить!
Булгаков. А, ты так… этим попрекаешь! (Сжав кулаки, бросается к Трубачеву.)
Одинцов (бросается между товарищами). Разойдись! Разойдись!
Голоса мальчиков. Булгаков, отойди!
— Трубачев, брось!
— Васёк!
Голоса девочек. Перестаньте, перестаньте! Васёк! Саша!
Булгаков. Ты мне не товарищ! Я тебя знать больше не хочу!
Трубачев. Староста! (Расталкивает ребят.) Пустите! Чего вы еще?
Малютин (загораживая ему дорогу). Трубачев, так нельзя! Ты виноват!
Трубачев сердито отталкивает его и садится на свою парту, обхватив руками голову.
Голос девочки. Ой, Малютина толкнул!
Степанова. Как не стыдно! У Малютина сердце больное…
Малютин. Нет, мне ничего. Он меня не хотел толкнуть, я знаю.
Одинцов (взволнованно и торопливо, Булгакову). Саша… подожди, выслушай меня… Васёк просто вспылил, понимаешь? Это он сгоряча тебе сказал такие слова… понимаешь, со зла… Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал, и сам не знал!
Трубачев. Я клал мел, неправда!
Одинцов. Молчи, Васёк! (Булгакову.) Может, он и клал, а ты не проверил. А тут еще ребята кричат. Ну, обозлили его, он и вспылил… Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома, так давай глупости какие-нибудь говорить, что попало, со зла… А потом самому стыдно. Это с каждым человеком бывает. А Васёк все-таки наш товарищ…
Булгаков (круто поворачивается к нему). Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он меня так попрекнул… нянькой назвал… Я никогда ему этого не прощу!
Одинцов (понижая голос). Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучается.
Булгаков (громко). А, ты за него, значит?
Одинцов (сильно волнуясь). Я не за нею, я за нашу дружбу, за всех нас троих… Мы всегда вместе были, мы еще вчера говорили, что всю жизнь будем дружить…
Булгаков (решительно и горько). Ладно, дружите. А мне ничего больше не надо. Мне и тебя, если так, не надо! (Идет к двери.)
Одинцов бросается за ним.
Одинцов. Саша! Саша! Я все понимаю… Мне только очень жалко…
Булгаков. А мне не жалко. Мне теперь ничего не жалко…
Одинцов. Подожди, Саша! Васёк, что же ты молчишь? Скажи ему…
Булгаков уходит, хлопнув дверью.
Ты же виноват!
Трубачев (вскакивает). Я виноват? Говори по чести, по совести, я виноват по-твоему?
Одинцов. Виноват!
Трубачев. Неправда. (Указывает на Малютина.) Я вот перед кем виноват — перед Севкой Малютиным… Я не хотел его толкнуть, он мне просто под руку попался.
Малютин. Я не сержусь, Трубачев. Не во мне дело.
Одинцов. Ты и перед Сашей виноват! Ты должен сейчас же помириться с ним!
Трубачев. Я? Помириться? Ни за что! Он сам сказал, что знать меня не хочет.
Одинцов. Мало ли что он сказал! А ты не попрекай чем не надо! Тебе дома ничего делать не приходится…
Степанова (перебивая). А Саша своей маме помогает, ему трудно!
Зорина. Нехорошо, Трубачев!
Глушкова. Стыдно тебе!
Синицына (всплеснув руками). Бессовестные! Все на одного! Как не стыдно! Чуть что — Трубачев, Трубачев! А тут напали… Вы всегда так! В прошлом году окно разбили, так Трубачев на себя вину взял. Весь класс выручил, а теперь напали!
Белкин. Никто и не говорит ничего!
Степанова. А сейчас он виноват!
Одинцов. Васёк, ну что тебе стоит — помирись с Сашей! Ведь мы друзья были… Что же мне-то делать теперь? Помирись, Васёк! Ну, подойди к нему первый…
Трубачев. Нет, Коля, я к нему не подойду… А ты с ним дружи. И со мной дружи.
Одинцов. Да ведь нас трое было…
Трубачев. А теперь ты у меня один остался.
Одинцов. Пропала дружба!
Мазин (до сих пор молча стоявший рядом с Русаковым). Эх, жизнь! (С размаху ударяет по шее Русакова и идет к двери.)
Русаков (со слезами). За что? (Идет за Мазиным.)
Все застывают.
Мазин. Не реви, хуже будет!
Оба выходят.
Глушкова и Зорина (вместе). Еще драка!
Малютин. Что это с Мазиным?
Медведев. За что он его?
Степанова. Ребята, что же это такое?
Все молчат. В дверь заглядывает вожатый Митя.
Митя. Мертвая тишина! Что у вас тут?
Голоса. Ничего… мы так…
Митя. А я думал, поссорились. Ну, вот что: сегодня редколлегия! Приходите к шести часам! У кого материал?
Голоса. У Одинцова.
— У Коли…
Митя. Малютин, как с заголовком?
Малютин. Я нарисовал уже.
Трубачев берет книги и идет к двери.
Митя. Постой, Трубачев, куда ты?
Трубачев. Я дал заметку. (Уходит.)
Митя. Что это с ним? Разобиделся, что ли, на кого?
Ребята молчат.
А ты, редактор, статью написал?
Одинцов (рассеянно). Какую?
Митя. Как какую? «Жизнь нашего класса». Забыл?
Одинцов. Я не писал еще.
Митя. Что же ты? Плохо шевелитесь, ребята! Дали несколько заметок и успокоились. И сам редактор не спешит! В общем, приходите к шести в пионерскую комнату. Завтра газета должна быть вывешена! (Уходит.)
Одинцов. Ребята, давайте заметки! У кого еще есть, давайте.
Синицына. Ты сам статью еще не написал.
Степанова. Одинцов, тебе придется написать о драке.
Одинцов. Мне? О драке?
Зорина. Что ты, Валя! Разве можно об этом писать! Ведь тогда все узнают про наш класс. Вся школа узнает и Сергей Николаевич.
Медведев. Неужели напишешь, Одинцов? Про своего товарища напишешь?
Степанова. Одинцов всегда правду писал. Он должен написать!
Одинцов. Я должен написать?
Степанова. А какой же ты пионер, если не напишешь? Трубачев поступил нехорошо, а ты будешь скрывать это?
Медведев. Одинцов не будет писать про своего товарища…
Белкин. Говори, Одинцов: напишешь правду или покроешь своего дружка?
Синицына. Про своего же товарища писать? Как не стыдно! Что вы пристали к нему! Не пиши, не пиши, Одинцов!
Степанова. Молчи, Нюра! Одинцов — редактор, пионер!
Одинцов (в замешательстве). Конечно, я редактор… (Ребятам.) Но какой же я товарищ, если я напишу!
Все молчат.
(Медленно обводит всех взглядом.) И какой же я пионер, если я не напишу!
Занавес
Третье действие
Четвертая картина
Пионерская комната. Ближе к публике за столом сидит Коля Одинцов. Он пишет статью. Несколько ребят готовят стенгазету, подшивают «Пионерскую правду». Говорят тихо, чтобы не мешать Одинцову.
Малютин. Я вот тут нашу школу нарисовал, а над заголовком — пионерский галстук…
Степанова. Хорошо! Правда, Лида?
Зорина. Очень хорошо.
Малютин (кивает в сторону Одинцова). Он еще не написал?
Степанова. Пишет.
Белкин. Мучается человек.
Степанова. Надо так надо…
Синицына. Что надо? Про своего товарища писать? Да убейте меня, разорвите на кусочки — не буду!
Зорина. А про кого-нибудь другого напишешь?
Синицына. Про другого напишу, а про товарища не буду!
Степанова. Тише, мешаете человеку писать.
Одинцов (встает). Белкин, переписывай статью!
Голоса. Написал?
— Готова?
Степанова. Можно почитать, Одинцов?
Одинцов. Пусть Белкин. Леня, читай.
Белкин (читает вслух). «Сегодня в классе четвертом «Б» произошла драка…»
Зорина. Ой, как стыдно!..
Белкин (продолжает). «На уроке пропал мел, и дежурные Саша Булгаков и Васёк Трубачев сильно поссорились. Васёк Трубачев упрекнул Сашу Булгакова в том, что он нянчит своих сестричек…»
Во время чтения входит Васёк Трубачев и останавливается на пороге.
Синицына (шопотом). Трубачев!
Все быстро оглядываются. Белкин перестает читать.
Трубачев (подходит к Одинцову). Это… ты написал? Про меня? (Белкину.) Дай сюда… (Читает про себя.) Совершенно точно. (Одинцову.) Значит, ты против меня написал? (Поворачивается и, не дожидаясь ответа, уходит.)
Одинцов. Ушел…
Синицына. Вот что наделали!
Митя (входя). В чем дело? Куда это Трубачев помчался?
Степанова. Митя!..
Медведев. Белкин, дай Мите статью, пусть сам прочитает!
Митя. Конечно, давай, Одинцов, я сейчас почитаю. (Оглядывает всех.) Да что у вас тут случилось?
Степанова. Мы раньше не сказали тебе, Митя, у нас… Один из пионеров. Пусть сам прочитает…
Митя (читает статью). Ого, Одинцов пишет про Трубачева! Это для меня новость… (Читает молча.)
Все стоят вокруг.
Булгаков (подходит к Одинцову). Ты из-за меня написал?
Одинцов. Нет, я просто написал правду.
Митя (откладывает листок). Да-а… А Трубачев это читал?
Зорина. Он прочитал и ушел.
Глушкова. Он обиделся.
Митя. Устроил драку и сам обиделся. Никакой выдержки! Ну, придется поговорить с ним по-серьезному.
Общий шум.
Сергей Николаевич (входя). Здравствуйте! Что тут происходит? Трубачев чуть не сбил меня с ног и даже не остановился, когда я его окликнул… Здравствуйте, Митя! Что за шум?
Митя. Здравствуйте, Сергей Николаевич! А шум по поводу вот этой статьи. Читайте. (Протягивает Сергею Николаевичу статью.)
Оба читают. Ребята шепчутся.
Сергей Николаевич. Одинцов!
Одинцов, опустив голову, подходит к Сергею Николаевичу.
Это с Трубачевым ты просил посадить вас вместе?
Одинцов. Да, с Трубачевым и Булгаковым.
Сергей Николаевич. Закадычные друзья? А кто же тебе больше друг — Трубачев или Булгаков?
Одинцов. Они оба мои друзья!
Сергей Николаевич (кладет руку ему на плечо). Бывают, Одинцов, трудные положения у человека… Но если справедливость требует, то ничего не поделаешь, надо все преодолеть…
Митя. Вот уж не ожидал от Трубачева! Да еще по отношению к Саше Булгакову. Даже поверить трудно! (Снова читает листок и после паузы громко.) Постойте, а куда же все-таки делся мел?
Занавес
Пятая картина
Перед занавесом справа вход в дом Трубачева. Вечер. Медленно идет по сцене Мазин, за ним — Русаков.
Русаков. Я знаю, ты к Трубачеву идешь. Скажешь ему все…
Мазин. Я не Трубачеву скажу — всем ребятам скажу, что мел стащил я.
Русаков. Скажешь?
Мазин. Скажу. Что, испугался? Не бойся, я не про тебя, а про себя скажу.
Русаков. Да зачем?
Мазин. А затем, что из-за нас Трубачев страдает. Про него Одинцов статью написал. Вся школа узнает. Что же еще молчать!
Русаков. Да ведь статья из-за драки?
Мазин. А драка из-за кого?
Русаков. Из-за нас.
Мазин. То-то. Что ж, я молчать буду?
Русаков. Все равно не поможешь этим, только себя подведешь.
Мазин. Что?.. Ты, Петька, трус! Ты только за себя боишься, товарища тебе не жалко. Трубачева в газете протащили, его фамилию теперь вся школа читать будет, а ты… Эх, жизнь! И чего я только дружу с тобой!
Русаков. Я не трус, Мазин… Я только одного боюсь: я обещал, и мама за меня перед отцом поручилась… И если она узнает, что я опять что-то сделал, она не будет больше со мной, она уйдет.
Мазин. Птичья голова у тебя, Петька! И вообще ты только о себе думаешь… Не уйдет! А уйдет, так уйдет!
Русаков. А ты хочешь, чтобы твоя мать ушла от тебя, Мазин?
Мазин. При чем тут это?
Русаков. А при том, что ты ничего не понимаешь в моей жизни, а я… один… И ты лучше ничего не говори, если так…
Мазин. Как так?
Русаков молчит.
Ну ладно, я пошутил… Сейчас придумаю что-нибудь.
Русаков. Не надо… Это не такое, чтоб придумывать. Этого ты не можешь… и не надо…
Мазин. «Не можешь»! Я все могу.
Русаков. Нет… не надо… я сам. (Уходит за занавес слева.)
Мазин (смотрит ему вслед). Эх, жизнь… (Стоит в нерешительности у дома Трубачева.)
Пауза. Справа выходит Трубачев. Он идет медленно.
(Бросается ему навстречу.) Трубачев!
Трубачев отшатывается, хочет войти в дом.
Вот оно что… Трубачев!
Трубачев молчит.
У меня к тебе дело есть… Ты на все это не обращай внимания. Ну поссорился, ну подрался — велика важность!
Трубачев молчит.
Из каждой мухи слона делать, так это и жить нельзя!
Трубачев. Я и не делаю слона!
Мазин. Я не про тебя, я про Булгакова. Что это он нюни распустил? От одного слова скис…
Трубачев (резко). Он не скис! И нюни не распускал! Это не твое дело! (Хочет пройти.)
Мазин (про себя). Вот что… (Трубачеву.) Постой. Я к тебе как товарищ пришел. Ты об этой заметке не думай. Я тебя выручу, понятно? (Ласково.) Ты брось, не обращай внимания… Иди спать ложись как ни в чем не бывало… Ну, иди. (Обнимает Васька за плечи и тихонько подводит к дому.) Придешь — и ложись. Накройся с головой и не думай. Я тебя выручу… (Дергает звонок.)
Трубачев. Подожди, Мазин! Я ничего не боюсь… я… (Стучит кулаком в дверь.)
Мазин. Ну, бояться еще!.. Мы… им докажем…
Дверь открывается, Трубачев исчезает за дверью.
Мазин некоторое время стоит молча, затем медленно отходит, напевая про себя, потом, заломив на затылок шапку, поет громко: «Человек проходит как хозяин…»
Занавес
Шестая картина
Раннее утро. Четвертый класс «Б». Висит новая стенгазета. Крадучись входит Русаков.
Русаков. Никого еще нет… Хорошо… (На цыпочках подходит к стенгазете.) Ну и бессовестные! Вот бессовестные! Написали бы «один мальчик», а то полную фамилию напечатали… Ну ладно же! Не будет по-вашему… (Оглядывается, вынимает из кармана химический карандаш, плюет на ладонь и старательно замазывает везде фамилию Трубачева.) Раз Трубачев… два Трубачев… три… Где еще? (Отходит) Все! Вот Мазин обрадуется! Ай да Петька!
За дверью слышны голоса. Русаков прячется в конце класса за партами.
Степанова и Зорина (за дверью). Мы сегодня дежурные. (Входят.)
Степанова (с грустью). Вон газета наша висит…
Зорина. И смотреть на нее не хочется, так обидно делается. Старались, старались, первыми были — и вдруг драка…
Степанова (подходит к газете и всматривается в нее). Лида! Лида Зорина! Кто-то фамилию Трубачева замазал!
Зорина. Как замазал? (Подбегает к подруге.) Ой… и правда… Кто же это?
Степанова. Чернильным карандашом…
Входят Белкин, Медведев, Глушкова. Последним идет Одинцов. Ребята останавливаются у газеты.
Белкин. Ух, фамилия замазана!
Медведев. Это специально замазали!
Белкин. Жирно замазали!
Зорина. Одну фамилию только!
Глушкова. Эх, и попадет за это!
Белкин. Одинцов, видел? Пропала твоя статья!
Медведев. Не нужно было писать ее!
Русаков незаметно вылезает из своего угла и смешивается с ребятами.
Зорина. Неужели это кто-нибудь из нашего класса?
Степанова. Да когда же это? Мы первые пришли! Наверное, еще вчера вечером. Одинцов, как это случилось?
Одинцов (пожимает пленами). Не знаю… Белкин переписывал, и вы сами наклеивали. Не знаю…
Белкин. Вчера все было в порядке.
Входит Синицына, читает стенгазету.
Синицына. Ой, девочки! Когда же это он сделал?
Одинцов (резко). Кто «он»? Ты знаешь? Держи язык за зубами.
Синицына. Фу, что это мне держать язык за зубами! Это ты бы не расписывался в своей заметке! А то (дразнит): «Трубачев — мой товарищ, Трубачев — мой друг», а потом сам же на своего дружка написал! А теперь еще хуже будет, вот увидите!
Одинцов. Не твое дело! Уходи отсюда!
Синицына. И пойду! Скоро звонок. Мое дело маленькое… Кто замазал, тот и отвечать будет. Ему хуже всех придется. Не хотела б я быть на его месте!
Степанова. А я не хотела бы быть на твоем месте, Синицына. Ни за что, ни за что не хотела бы я быть на твоем месте!
Синицына. Скажите пожалуйста! Почему это?
Степанова. Потому что ты в классе как чужая!
Синицына. Чу-жая? А ты — своя?
Глушкова. Она своя! Она наша, и потому ей всех жалко! А тебе никого не жалко!
Синицына. А кого мне жалеть теперь? Вам надо было жалеть. А теперь вон довели… фамилию замазал!
Зорина. На кого ты думаешь? Говори прямо.
Синицына. На кого думаю — это мое дело. (Садится за парту.)
Медведев. Я знаю, про кого она говорит. Ладно, Митя скорей нас разберется. А я прямо скажу: довели человека до зла. Одинцов не имел права…
Белкин. Нет, имел!
Медведев. Если дружишь, так не подводи товарища, вот что!
Белкин. Одинцов — звеньевой, да еще редактор!
Медведев. А Трубачев — председатель совета отряда!
Глушкова. Ну и пропал он теперь…
Зорина. Лучше прямо спросить его, чем за глаза обвинять.
Степанова. Конечно, лучше прямо спросить… Только я не верю, что это он сделал.
Зорина. Трубачев никогда не солжет! Он скажет сам!
Во время спора к газете подходит Мазин. Он близко рассматривает статью, недоуменно чешет затылок и с досадой говорит: «Эх, жизнь!»
Русаков (жестами пытается отозвать Мазина в сторону). Мазин! Иди сюда!
Мазин. Подожди, не до тебя мне… Трубачев пришел?
Русаков. Нет еще… Мазин, мне надо тебе что-то сказать…
Мазин. Подожди, Петька… Эх, жизнь!.. (Про себя) Я же сказал ему, что выручу, а он сгоряча давай фамилию черкать. Что же теперь делать?
Русаков стоит молча. Входит Булгаков. Читает газету.
Одинцов (окруженный товарищами). А если товарищ мой человека убьет, я тоже молчать должен?
Мазин (берет Одинцова за локоть). Ты это ладно, потом объяснять будешь. А сейчас давай-ка… сними статью. Пусть Белкин заново перепишет.
Одинцов. Ты что, еще хуже хочешь сделать? Все обманом? А пионерская честь у тебя где?
Мазин. Эх ты, пионер! Пионер — это товарищ, а ты кто?
Булгаков (быстро подходит к Одинцову). Коля! Коля Одинцов! Иди сюда!
Булгаков и Одинцов отходят в сторону. Мазин садится на свою парту и о чем-то напряженно думает.
Ты думаешь, это он сделал?
Одинцов молча кивает головой.
Что же будет, Коля? Ведь это совсем уж плохо… Наверно, на сборе вопрос поставят.
Одинцов. Я не знаю, что делать, Саша, он, верно, со зла, что ли. Надо с Митей поговорить.
Булгаков. И Сергей Николаевич узнает… вся школа узнает… Это нельзя скрыть. Я с Трубачевым в ссоре, но это ничего не значит. Мы должны защищать его, Одинцов. Я скажу, что он хороший председатель, что ребята любят его. А ты, Коля?
Одинцов. Я тоже, конечно. Надо просить, чтобы ему только предупреждение сделали в случае чего, понимаешь?
Во время этого разговора в класс входит Малютин, читает газету, переговаривается с ребятами.
Белкин. Трубачев себя вычеркнул!
Малютин (громко). Это не он! Он не стал бы это делать.
Белкин. Ручаешься?
Малютин. Ручаюсь.
Русаков (снова подходя к Мазину). Мазин, послушай же меня…
Мазин (отталкивает Русакова). Не мешай мне! Я думаю. (Опять идет к газете.)
Русаков. Все пропало! Эх, я…
Малютин (окруженный ребятами). Он не трус! Это сделал не он!
Белкин. А кто же — ты?
Общий шум. Входит Трубачев. Сразу наступает тишина. Трубачев подходит к газете. Мазин стоит тут же. Трубачев поворачивается к Мазину и смотрит ему прямо в глаза.
Трубачев (тихо, с гневом). Мазин!
Мазин (не понимая его). Эх, сгоряча… Зря это…
Трубачев поворачивается лицом к классу, все молча смотрят на него.
Зорина (волнуясь). Трубачев, мы хотим тебя спросить всем классом: кто зачеркнул твою фамилию в газете?
Мазин делает движение по направлению к Трубачеву, как бы желая предупредить его, чтоб он не сознавался. Трубачев принимает это движение за боязнь, что он, Васёк, скажет про Мазина.
Трубачев. Я не знаю, кто это сделал.
Белкин (громко, указывая на Трубачева). Он!
Васёк вскидывает голову, хочет что-то сказать, но, поглядев на Мазина, садится на свою парту и опускает голову.
Голоса. Он!
— Это он!
— Молчит…
Входит Сергей Николаевич. Ребята встают. Сергей Николаевич подходит к газете, читает. В классе тишина.
Сергей Николаевич (поворачиваясь к ребятам). Я вижу, у вас большая неприятность. Но сейчас мы ее обсуждать не будем. Такие вещи лучше всего обсуждать на сборе, по-товарищески, сообща. Я тоже, конечно, приду к вам на сбор, а пока успокойтесь, и будем заниматься. (Девочкам, которые перешептываются.) Ну, девочки, девочки! Возьмите себя в руки. В жизни случается многое, и все можно уточнить, выяснить и… исправить.
Трубачев. Сергей Николаевич, я хочу… уйти… у меня болит голова.
Сергей Николаевич (мягко). Трубачев, я знаю, что ты мужественный мальчик… Но если хочешь, иди…
Трубачев выходит из класса. Русаков вскакивает и порывается за ним.
Русаков, в чем дело?
Русаков медленно опускается на свою парту.
Занавес
Четвертое действие
Седьмая картина
Пионерская комната. Сбор. Мальчики стоят небольшими группами, девочки сидят на стульях. Все взволнованы. Мазин стоит в стороне, засунув руки в карманы. Рядом — Русаков; он ежится, натягивает рукава курточки. Одинцов и Булгаков стоят поодаль, оба поминутно смотрят на дверь.
Глушкова. Ой, девочки! Ведь он вчера даже в школу не пришел, он и на сбор может не прийти.
Степанова. Нет, он придет. Что бы там ни было, а на сбор он придет, я уверена.
Белкин (Одинцову). Почему же он вчера не пришел в школу? Теперь ему и это зачтется.
К столу проходят Митя и Сергей Николаевич. Вслед за Митей и учителем входит Трубачев Булгаков и Одинцов придвигаются ближе к Трубачеву.
Степанова (оборачиваясь). Малютин, сядь, сядь!
Малютин. Нет, ничего, я постою.
Ребята. Тише…
Митя (встает, с шумом отодвигает стул). Ребята! На сегодняшнем сборе мы должны обсудить поведение председателя совета отряда Трубачева. Ни для кого не секрет, что последнее время Трубачев ведет себя плохо.
Все поворачивают головы в сторону Трубачева.
Да, плохо! Недостойно пионера! Срывает дисциплину, самовольно уходит с редколлегии и, наконец, зачеркивает свою фамилию в статье Одинцова…
Трубачев (громко). Я не зачерчивал!
Общее движение.
Митя. Трубачев, подойди сюда.
Трубачев (подходит к столу, твердо). Я не зачеркивал фамилию.
Митя. Допустим, что так. Мы это разберем. Но это не снимает с тебя ответственности за другие поступки. Ты ссоришься с Сашей Булгаковым, обижаешь товарища, которого мы все уважаем за то, что он помогает своей матери. О помощи в семье мы здесь говорили не раз, а ты позволяешь себе какие-то глупые насмешки. Это поступок нетоварищеский, непионерский. Об этом нужно тебе подумать, Трубачев, и крепко подумать! Ты меня понимаешь?
Трубачев молчит. Пауза.
Я говорю не с дошкольником, а с человеком, который должен отвечать за себя. Я говорю с пионером, председателем совета отряда. Трубачев!
Трубачев вытягивается, поднимает голову.
Это не всё. Я хочу знать, Трубачев, почему ты вчера не явился в класс? Ты нарушаешь дисциплину, роняешь свой авторитет в глазах товарищей. Мы тебя выбрали председателем совета отряда, а ты что делаешь?
Трубачев молчит. Пауза.
Мы хотим знать, почему ты не пришел вчера в класс?
Трубачев. Я не пришел потому, что все думали на меня…
Митя. Что думали на тебя?
Трубачев. Что я зачеркнул фамилию.
Митя. Не понимаю. Объясни!
Шум, движение. Сбоку, закрывая собой Трубачева, поспешно вырастает Мазин.
Мазин. Надо разобраться… с самого начала… Тут виноват мел, понятно?
Голоса. Чего? Чего? Что он сказал?
Митя. В чем дело, Мазин?
Мазин (громче). Из-за чего вышла ссора в классе? Из-за мела! Вот он! (Вынимает из кармана мел, кладет на стол.)
Все волнуются, тянутся посмотреть на мел.
Трубачев тут ни при чем. В тот день Русакова должны были вызвать, а он не знал… глаголов, что ли… И я стащил мел, чтоб Русакова не успели спросить. Это раз. (Оглянулся на испуганного Русакова.) Ладно… я все на себя беру. А насчет ссоры — это тоже надо разобрать. И Булгакову нечего обиженного из себя строить. Если ко всему придираться, так мы друг другу много насчитать можем. А по мне так: взял да ответил хорошенько, а то и другим способом расквитался за обиду. Разбираться так разбираться! Вот Одинцов статью написал и всё на Трубачева свалил, а ведь Булгаков тоже не молчал. Он сам Трубачева обозлил. «Ты, — говорит, — весь класс подвел». А тому, может, это хуже всего на свете! Мел он клал? Клал. А я стащил. И дело с концом.
Митя. Ты все сказал?
Мазин. Нет, не все… Одинцов тоже — не разберется, а пишет. А потом кто-то фамилию зачеркнул, и опять все на Трубачева. (Кашляет в кулак.)
Митя. Мазин, сядь. Об этом мы еще поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем — какие вещи тут открываются!
Медведев. Прошу слова!
Митя. Подождите, ребята! Когда кончу, кто хочет — возьмет слово. Пусть все-таки Трубачев ответит сам. Почему ты не пришел в класс? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты не зачеркивал, неужели нельзя было найти способ выяснить это? Почему ты не пришел ко мне, к Сергею Николаевичу?
Пауза. Трубачев молчит.
Я не думаю, Трубачев, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. И если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.
Трубачев (твердо). Я не знаю.
Митя. Трубачев, ты знаешь!
Голоса. Трубачев, сознавайся!
— Трубачев, говори!
— Говори, лучше будет!
Малюгин (волнуясь). Я прошу слова! Митя, слова!
Сергей Николаевич (Мите). Дайте ему слово.
Митя (кивает головой Малютину). Говори, Малютин!
Малютин. Сергей Николаевич, это не он! Я Трубачева знаю — про себя он бы сразу сказал. Это кто-то другой… Ребята! Если сейчас здесь сидит человек, который сделал это, и если он молчит, то этот человек нечестный…
Русаков (бросается к Малютину, перебивая). Ты… не твое дело! Я сам скажу. (Мазину.) Мазин! Это я зачеркнул фамилию… Я хотел сделать лучше, я не думал, что скажут на Трубачева…
Мазин (расталкивает ребят, подбегает к Русакову). Не реви… Ну, не реви… на платок…
Ребята поднимают руки, волнуются.
Голоса. Слова!
— Митя, прошу слова!
Митя. Степанова, говори!
Степанова. Ребята, я хочу сказать, что мы мало знаем друг друга…
Голоса. Что?
— Как?
— Почему?
Степанова. Потому что Мазин и Русаков сейчас как-то так хорошо поступили, что у меня просто… ну… Я их обоих как будто знала и раньше, а по-настоящему узнала только сейчас…
Сергей Николаевич (тихо, Мите). Это и нас с вами, Митя, касается.
Степанова. Но я… мне…
Голоса. Говори!
— Говори!
Степанова. И все равно мне многое непонятно. Например, почему Русаков фамилию зачеркнул? И еще: знал или не знал об этом Трубачев? Если знал, то почему он как-то странно молчал? Вот, ребята, если кто понял, скажите, или пусть Трубачев сам все расскажет!
Голоса. Верно! Верно!
— Трубачев, говори!
— Мы тоже не поняли!
Трубачев (глядя на Мазина). А я и сам ничего не понял. Я сейчас все начистоту расскажу, как было. Я пришел, а фамилия зачеркнута. А вечером… ну, перед этим… Мазин меня около дома ждал, поздно уже… Я после редколлегии… так себе… гулял, что ли… А он пришел ко мне и говорит. «Я тебя выручу». Я и подумал, что это он выручил. (Грустно усмехнулся.) Не мог же я про него говорить…
Мазин (живо). Ты про меня думал? А я про тебя! А это Русаков Петька!
Голоса. А при чем Русаков?
— Пусть Русаков говорит!
— Разбираться так разбираться!
— Тише! Говори, Петя!
Русаков. Это я… для Мазина я это сделал… И еще потому, что из-за нас у Трубачева ссора вышла. И про него статью написали. Только я, ребята, когда зачеркивал, не думал, что на Трубачева подумают.
Белкин. А что ж ты думал?
Русаков. Ничего не думал. Я хотел выручить.
Смех.
Синицына. Что у нас только делается! Один за другого, один за другого! (Всхлипывает.)
Снова шум.
Голоса. Подожди, Русаков!
— Спросите его, почему он в классе молчал?
Одинцов. Русаков, почему ты молчал, когда мы на Трубачева думали?
Русаков. Я не мог… я боялся…
Наступает тишина.
Белкин. Эх! Боялся! А товарища подвести не боялся?
Русаков опускает голову.
Глушкова. Ребята! Нехорошо так! Он же сознался все-таки!
Зорина. Не защищай! Пусть сам скажет!
Мазин. Он сам ничего не скажет, потому что тут история другая. Степанова правильно сказала — мы мало знаем друг друга. Как Петя живет, что у него есть и чего он боится — это из всего класса знаю только я.
Пауза.
Голоса. Мазин знает, что говорит. И кончено!
— А ты, Петя, на нас не обижайся.
Митя. Ребята! Сергей Николаевич будет говорить. Сергей Николаевич. Мне кажется, всем вам уже ясно, как произошло то, что Трубачев, председатель совета отряда, оказался в таком тяжелом положении. Вас, конечно, интересует больше всего вопрос: кто виноват? Ну, виноваты тут многие. Прежде всего и больше всего, несмотря ни на что, сам Трубачев. Потом, конечно, Мазин и Русаков…
Мазин. Одинцов! Одинцов!
Голос. И Одинцов тоже!
Сергей Николаевич. Не вижу вины Одинцова. В чем ты его обвиняешь?
Мазин. Я уже говорил. Он не разобрался и написал. Да еще про своего товарища.
Сергей Николаевич. Что он не разобрался, куда делся мел, то в этом его обвинять нельзя, потому что мел лежал у тебя в кармане, а этого Одинцов, конечно, предполагать не мог. А что он совершенно точно и честно описал все происшедшее в классе, несмотря на то что в этом участвовал его лучший товарищ, то за это, по-моему, Одинцова можно только уважать. Как вы думаете?
Белкин. Пусть ребята думают как хотят, а я скажу про Одинцова так… что мы… когда… вообще… это было… думали, что Одинцов вообще не напишет про своего товарища. И решили считать его… ну, вообще, если напишет — честным пионером, а если скроет — нечестным. И вот он написал, и мы считаем, что это честно.
Малютин. Мне кажется, он поступил честно, но как-то не по-товарищески все-таки. Потому что Трубачев не ожидал, а когда пришел на редколлегию, то сразу увидел, и это на него тоже подействовало.
Мазин. Верно. Предупреди, а потом пиши. Да разберись раньше, где мел, а не знаешь, где он, так и не пиши.
Общий смех.
Одинцов. Я не писал про мел. Я всегда пишу про то, что вижу и слышу. И потом, думал так: если я не напишу, то какой же я пионер? А если напишу, то какой же я товарищ? Я все думал. А тут ребята меня спросили прямо, в упор: покроешь своего дружка или напишешь правду? И я сразу понял, что должен написать. Только я не предупредил Трубачева… Это верно. Мне не пришлось как-то с ним поговорить.
Сергей Николаевич. В этом ты, конечно, неправ, Одинцов. Такие вещи надо делать открыто. Но все-таки из виноватых мы тебя исключаем, верно?
Голоса. Верно!
— Верно!
Сергей Николаевич (посмотрел на часы). И так как теперь уже очень поздно, то давайте пока буду говорить я один, и уж только в том случае, если моим противником окажется такой отчаянный спорщик, как Мазин, мы дадим ему слово.
Все смеются.
Так вот что я хотел вам сказать… и это, по-моему, самое главное. Для меня сегодня выяснилось, что вы неправильно понимаете слова «товарищество», «дружба». Отсюда и поступки у вас неправильные. Например, Мазин выручает Русакова, чтобы я не обнаружил, что Русаков ленится, что он плохо учится, не знает урока. Мазин хочет, очевидно, чтоб Русаков, с его товарищеской помощью, остался на второй год…
Мазин порывается что-то сказать, тянет руку.
Подожди, Мазин, я все знаю, что ты хочешь сказать.
Митя. Мазин, не мешай!
Мазин. Я хочу сказать… я, Сергей Николаевич, еще докажу, какой я товарищ!
Сергей Николаевич. Это очень хорошо. Но то, как ты сейчас доказал нам, — это плохо, это называется ложным товариществом. И, к сожалению, вся эта история построена на ложном товариществе. Русаков зачеркивает фамилию Трубачева — глупо и ненужно: он тем самым ставит Трубачева в тяжелое положение подозреваемого. А почему Русаков это делает? Я уверен, что из любви к товарищу. Так вот что я хочу сказать вам, ребята: есть прямое, честное пионерское товарищество и есть мелкое, трусливое, ложное выручательство. Это вещи разные, их никак нельзя путать. К товарищу надо относиться бережно и серьезно. Думаю, что даже Мазин со мной согласен сейчас. А, Мазин?
Мазин. Я дома разберусь.
Митя. Ну что ж, все ясно?
Трубачев. Нет, не все. Я хочу еще спросить… Если настоящая дружба, то ведь она остается, несмотря на ссору?
Митя. Может быть, на этот вопрос тебе ответит Булгаков?
Трубачев. Саша… прости меня… Я все понял… я очень виноват…
Булгаков. Ладно тебе, Васёк… Я и сам за тебя волновался.
Одинцов (обнимая, обоих). Нас всегда трое было. И весь класс четвертый «Б» с нами.
Голоса. Помирились! Помирились!
Кто-то запевает:
Школьники советские —
Крепкая семья!
Все ребята подхватывают:
Эх, друзья-товарищи,
Верные друзья!
Песня звучит тише.
Сергей Николаевич (Мите). Трудно растет человек!
Митя. Да, трудно… Вы не думайте, они все-таки неплохие ребята.
Сергей Николаевич. Хорошие ребята! Особенно этот, Трубачев… и его товарищи!
Песня разрастается.
Занавес
Режиссерские указания к инсценировке «Васёк Трубачев и его товарищи»
О правильном понимании дружбы и товарищества — этой основы, на которой строится жизнь школьного коллектива — идет речь в инсценировке «Васёк Трубачев и его товарищи». «Есть прямое, честное пионерское товарищество и есть мелкое, трусливое, ложное выручательство. Это вещи разные, их никак нельзя путать», — говорит Сергей Николаевич, учитель Васька Трубачева и его товарищей. В этих словах — главная мысль инсценировки.
В инсценировке действуют учащиеся четвертого класса. Ребята дружат, некоторые из них искренне считают себя «друзьями до гроба», и вдруг эта дружба обрывается, как ниточка. Почему? Потому что она была ложной, была построена на шаткой основе.
Васёк Трубачев, Саша Булгаков, Коля Одинцов, Коля Мазин и Петя Русаков — главные герои пьесы.
Васёк Трубачев — классный вожак, председатель совета отряда. Это определяет его волевые качества, умение сплотить и вести за собой ребят. Товарищи любят Васька, он пользуется у них авторитетом за смелость и решительность, прямоту и честность. Но есть еще одна черта в характере Васька — самолюбие. Она-то и приводит его к ссоре с друзьями. Все чувства, которые переживает Васёк Трубачев: радость оттого, что у него есть друзья и все они любят его; негодование при незаслуженном обвинении; боль за «измену» друга; глубокая обида на всех ребят, когда они ставят под сомнение его честность, — все эти чувства исполнитель роли Васька Трубачева должен пережить горячо и искренне, по-настоящему, как всякий переживает свои собственные радости и невзгоды.
Саша Булгаков — добрый, открытый, простой и чистосердечный мальчик. Дома у него братишки и сестренки, которых он любит и нянчит. Он немного конфузится этой роли няньки, но когда Васёк высмеивает и оскорбляет его, Саша испытывает кровную обиду. Сочетать и показать эти полюсы характера — основная задача исполнителя роли Саши Булгакова.
Главная сцена для роли Коли Одинцова — сцена в классе, когда происходит столкновение Васька Трубачева с Сашей Булгаковым. В этой сцене стремительно развернута целая гамма чувств, которые переживает Коля. Здесь и боязнь, что гибнет дружба, и желание помирить поссорившихся друзей, не дав обиде перейти в ненависть, и отчаяние от свалившейся на головы друзей непоправимой беды. Взяв за основу именно эту сцену, исполнитель роли Коли Одинцова должен искать всю внутреннюю линию образа. Главное, нужно почувствовать борьбу, которая происходит в душе Коли. Честность, сознание ответственности за высокое звание пионера обязывают его перед всем классом обвинить своего лучшего друга Васька Трубачева в нехорошем поступке. Коля Одинцов — настоящий друг Васька Трубачева.
Мазин отличается спокойствием, хладнокровием. Что бы ни происходило вокруг него, он редко теряет самообладание. Все, даже самые сильные чувства он переживает где-то внутри себя, внешне проявляя их в любимой поговорке: «Эх, жизнь!» Он скуп на слова и движения. Там, где другой бы наговорил много слов, Мазин ограничивается одной репликой, одним взглядом. Из сказанного, впрочем, не следует делать ошибочного вывода, что Мазину свойственно равнодушие, что ему незнакомы сильные переживания, сердечные порывы. Пережить очень глубоко все чувства, выявить их очень скупо, но выразительно — вот в чем сложность задачи для исполнителя роли Мазина.
Петя Русаков — живой, нервный мальчик. Положение Пети очень сложное. Долго не знавший родительской ласки, Петя в лице мачехи обрел замечательную мать, и он боится, как бы не потерять это счастье. Из-за Пети, из-за его боязни нарушить данное мачехе слово — не получать двоек, — по существу, и запутывается весь клубок событий. Петя безволен, он должен быть у кого-нибудь на поводу, кто-нибудь должен постоянно защищать его от напастей. Дружба Мазина и Пети — яркий пример ложной, мнимой дружбы.
В пьесе много ответственных массовых сцен. В них развертываются самые значительные события. Все события, происходящие в массовых сценах, должны быть по-настоящему пережиты всеми участниками. Только тогда пьеса произведет сильное впечатление, захватит зрителей.
Перед тем как рассмотреть оформление каждой картины в отдельности, надо разрешить один вопрос, касающийся всего оформления спектакля. Действие четвертой и шестой картин происходит в школе. Мы предлагаем внести парты на сцену до начала спектакля, с тем чтобы они находились на сцене во всех картинах пьесы. Находящиеся на сцене парты не только не будут мешать в тех картинах, где они не нужны, а помогут сделать оформление этих картин интереснее.
Перейдем к рассмотрению оформления каждой картины.
Первая картина — поляна. Надо найти два небольших сухих деревца и два пенька. Находящиеся на сцене парты расставить так одну — в глубине сцены, в центре; две — вправо и влево от нее, на небольшом расстоянии; две оставшиеся поставить «на-попа» у кулис. На парту, которая стоит в глубине, положить вверх ножками столик (он будет использован для учителя в третьей картине); на парты, стоящие справа и слева, положить стулья, тоже вверх ножками. На все парты накинуть раскрашенную под цвет земли и прошлогодней травы мешковину или темнозеленые, рыжие одеяла. Действие в картине происходит ночью, при лунном освещении, так что задрапированные парты как нельзя лучше создадут впечатление пригорков, возвышений, рельефа местности. Накинув на себя маскировочные полотнища (одеяла) и присев около замаскированных парт, Русаков и Мазин совершенно «сольются» с «рельефом» местности. Когда уходят Трубачев, Булгаков и Одинцов, Мазин отходит от парты (центральной) и открывает вход в «землянку». В эту «землянку» можно даже влезать. Два деревца надо установить перед партами, стоящими у кулис. Над возвышенностями, на видимом пространстве задника, надо сделать звездное небо: два десятка круглых, размером в пятачок, отверстий в заднике заклеить зеленой и синей прозрачной бумагой и поярче осветить это «небо» сзади.
Вторая картина. Идет на просцениуме, перед закрытым занавесом. Вход в школу надо сделать в центральном разрезе занавеса, раскрыв его на метр. По обеим сторонам просцениума нужно поставить деревца, одетые молодой листвой (используйте зеленую бумагу). За занавесом поставить щит, закрывающий сцену от зрителей (или классную доску, задрапированную одеялами до самого пола). Справа на просцениуме стоит скамейка, на которой сидят пришедшие раньше всех Мазин и Русаков. Над разрезом занавеса прибита вывеска школы. Участники картины идут через зал, поднимаясь на сцену по лесенке.
Третья картина. Класс. Картина начинается сразу после второй, без всякого перерыва. Парты, по две в ряд, надо поставить боком к зрителям, несколько развернув их лицом на зрителя. Столик учителя поместить у кулисы на первом плане сцены. Классную доску поставить между сидящими на партах учениками и столиком учителя. На задник повесить географические карты.
Четвертая картина. Пионерская комната. При оформлении ее поставить цель не загружая сцену большим количеством предметов, сделать комнату красивой. Не забыть о цветах. Парты, поставленные «на-попа», расположенные по сцене полукругом, с одинаковыми интервалами и задрапированные, дадут ряд выступов и углублений, которые можно использовать для расстановки предметов, находящихся в комнате. Установка оформления должна быть произведена в антракте между вторым и третьим действием.
Пятая картина. Идет перед занавесом, на просцениуме.
Шестая картина — класс.
Седьмая картина — пионерская комната.
Режиссер Б. Юрцев
Оглавление
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Валентина Осеева
Васёк Трубачёв и его товарищи
Книга 1
Глава 1
Новогодний праздник
В школе шли последние приготовления к празднику. В пионерской комнате, разложив на полу лист бумаги, мальчик в синей куртке с белым воротником, лежа на животе, выводил красной тушью громадные цифры: «1941 год».
В большой зал дверь была закрыта. У двери толпились школьники и школьницы, пытаясь заглянуть в щелку или незаметно прошмыгнуть в зал. На страже, прислонившись спиной к двери, стоял белобрысый мальчуган. Он молча и решительно отталкивал любопытных, показывая всем своим видом, что скорее умрет, чем пропустит кого-нибудь без разрешения вожатого.
В зале вожатый отряда, ученик девятого класса Митя Бурцев, вместе с ребятами натягивал провода с разноцветными лампочками. Складная лестница шаталась под его ногами.
– Ребята, не зевайте там! Держите лестницу! Так можно лампочки побить.
Поднявшись еще выше, Митя укрепил провода и весело крикнул:
– Включай!
Цветные огоньки вспыхнули, теряясь в густых ветвях новогодней елки.
Елку украшали девочки с учительницей второго класса.
Учительница стояла на табурете, а девочки подавали ей шары и бусы, осторожно выбирая их из картонок.
– Ой, Марья Николаевна! Этот шар как фонарик!
– А вот с серебром! Девочки, с серебром!
– Давайте, давайте скорее! – торопила их Марья Николаевна, поглядывая на часы. – Гости ждут.
– А выставка еще не готова!
В глубине зала ребята заканчивали выставку. Полочки и лесенки с широкими ступеньками были задрапированы темной материей. Небрежно раскинутые коврики и вышитые платочки ярко выделялись на темном фоне. Внизу стояли модели самолетов, моторных лодок. Ледокол, выкрашенный в голубую краску, разрезая острым носом волны, искусно сделанные из материи, как бы плыл навстречу школьникам.
У каждого класса здесь было отдельное место, и к каждой вещи была приколота бумажка с фамилией того, кто ее сделал.
Несколько ребят из четвертого класса «Б» озабоченно советовались между собой.
Саша Булгаков, староста класса, в сотый раз переставлял на полках вещи и, одергивая свою сатиновую рубашку, с досадой говорил:
– Мало, эх, мало!
– Малютин уже пошел. Картину принесет, – успокаивал Сашу Коля Одинцов, вытирая тряпкой запачканные тушью пальцы.
– Эх, а табличку-то не прибили! – Леня Белкин сбросил ботинки и проворно вскарабкался на лесенку, держа над головой молоток. Между вещами замелькали его синие носки.
– Тише ты! Наступишь на что-нибудь!
К выставке подбежала девочка. Короткие тугие косички прыгали по ее плечам. Она кого-то искала.
– Зорина, ты чего?
– Как чего? – Лида Зорина посмотрела на ребят быстрыми черными глазами. – Вы тут стоите, а внизу уже гости собрались. Где Трубачёв? – Она поднялась на цыпочки. – Васёк! Трубачёв!
От группы ребят из другого конца зала отделился мальчик и подошел к товарищам. Его мигом окружили.
– Ну как, Трубачёв?
– У них тоже здорово! Я все посмотрел!
– Лучше, чем у нас?
Трубачёв тряхнул золотистым чубом. Синие глаза его лукаво блеснули.
– Нет, не лучше, – сказал он, широко улыбаясь. – Честное слово, ребята, не лучше! Да еще если Севка Малютин картину принесет да Мазин и Русаков какие-то штучки – тогда и вовсе живем! – Трубачёв притопнул каблуками, шлепнул по спине Белкина: – Живем!
Девочки запрыгали:
– У нас лучше! У нас лучше!
– Мазин и Русаков идут! – запыхавшись, сообщил Медведев. – Я их на лестнице видел!
Впереди, крепко ступая, шагал плотный, коренастый Мазин. Рядом, стараясь попасть с ним в ногу, торопился маленький, подвижной Петя Русаков.
– Вот они! Закадычные друзья! – объявил Белкин.
– Мало вещей? – коротко спросил Мазин, засунул руку за пазуху и вытащил гладкий черный пугач. Он был начищен до блеска, на рукоятке стояли буквы: «Р. М. З. С.».
Мазин снова засунул руку за пазуху. Ребята глядели на него выжидающе. Он вытащил складной лук. Петя Русаков расстегнул куртку и снял с пояса пучок стрел с блестящими наконечниками.
– Ух ты! Здорово! Вот здорово! – одобрительно зашумели вокруг.
Трубачёв, забыв про выставку, разглядывал пугач.
– «Р. М. З. С.»! – громко прочитал он. – Мазин, что за буквы?
– Трубачёв, покажи! Дай подержать, Трубачёв! – кричали ребята.
– Подождите!
Трубачёв нетерпеливо дергал Мазина за рукав:
– Р. М. З. С. – что это?
Русаков лукаво усмехнулся:
– Это буквы!
– Это фабрика! – догадался кто-то.
– Какая фабрика! Это они сами делали!.. Мазин, говори! Ну чего ты ломаешься!
Мазин взял из рук Трубачёва пугач, повертел его, надул толстые щеки и равнодушно сказал:
– Много будете знать – скоро состаритесь.
– Ого! Тайна! – фыркнул Леня Белкин, поднимая белесые брови и поглаживая свой колючий затылок. – Ребята, тайна!
Лида Зорина и несколько девочек бросились к Мазину:
– Мазин, скажи, скажи!
Мазин отстранил их рукой и сгреб в кучу все вещи.
– Берете или не берете на выставку?
– Степанова, – крикнул Трубачёв, – возьми вещи!
Валя Степанова собрала все вещи в передник, потом взяла в руки пугач, близко поднесла его к близоруким глазам, внимательно рассмотрела буквы, погладила полированную рукоятку. Так же, не спеша, разглядела лук и стрелы и тихонько сказала:
– Сейчас развешу.
В зал поспешно вошел мальчик. Он держал в руках кусок фанеры, закрытый материей. Глаза его сияли, на бледном лице выступили капельки пота.
– Вот, принес! – задыхаясь, сказал он, снял материю и поставил картину к стене.
Ребята присели на корточки.
На картине Севы Малютина высились горы, густо покрытые белым снегом. У подножия гор поднимались прямые коричневые сосны. Под соснами стояла группа бойцов. Молодой командир поднимал вверх красное знамя. На виске у него было пятно крови, кровь стекала по щеке. Из глубокой воронки разлетались во все стороны грязно-серые брызги.
На картине стояла надпись, сделанная рукой художника: «Разрыв гранаты».
– Война! – шепотом сказал Саша.
Кто-то нашел сходство командира с Трубачёвым.
– Ты настоящий художник, Сева! – растроганно сказал Трубачёв.
Мазин с видом знатока прищурил один глаз и ткнул пальцем в картину:
– Пририсуй танки!
Все засмеялись.
В зале вспыхнул свет.
Темно-зеленая елка засверкала бусами. Все заторопились, заспешили.
Мальчик в коротких штанишках пробежал через весь зал, забрался в уголок дивана и, потирая пухлую коленку, стал разучивать по бумажке приветствие гостям: «Дорогие наши гости! Мы, самые младшие ученики этой школы, вместе с нашими учителями и старшими товарищами приветствуем вас от лица всей школы… от лица всей школы…»
Песни, смех и беготня отвлекали внимание мальчика, он то и дело путал слова, громко повторяя:
– Дорогие наши гости! Вы, самые младшие ученики этой школы, вместе с нашими школьными учениками…
Учительница, пробегая мимо с красками в руках, прислушалась, подсела к малышу и взяла у него из рук бумажку:
– Давай вместе!
– Трубачёв! Булгаков! У вас все готово? – крикнул издали Митя.
– Все готово! – ответил Трубачёв, устанавливая картину.
– Ну, так расходитесь. Сейчас начинать будем. Тащите стулья!
Ребята бросились расставлять стулья. Через минуту двери широко раскрылись. Шумной, нарядной толпой вошли родители. Их сопровождал сам директор Леонид Тимофеевич. На лице его была особая, праздничная улыбка, стекла очков блестели, отражая сразу и разноцветные огоньки елки, и веселые лица родителей.
– Милости просим! Милости просим! – говорил он, широко разводя руками и кланяясь.
Васёк увидел в толпе своего отца. Павел Васильевич принарядился: голубая сатиновая рубашка его была тщательно разглажена, и только галстук, по своему обыкновению, чуть-чуть съехал в сторону. Голубые глаза и рыжеватые усы придавали его лицу веселое, озорное выражение. Увидев сына, он обрадовался и ни с того ни с сего удивился:
Васёк Трубачёв и его товарищи — Валентина Осеева
В 1947 году детская писательница Валентина Осеева, известная нам по рассказам: «Волшебное слово», «Синие листья», «Сыновья» и многим другим, пишет повесть о школьниках «Васек Трубачев и его товарищи».
Произведение так понравилось детям и взрослым, что Валентина Осеева получила Государственную премию СССР.
Эта повесть о ребятах, живших в середине двадцатого века, об их дружбе, порядочности, взаимовыручке и вообще об их жизни. О том, что даже будучи маленьким человеком, можно быть большим героем.
Содержание
Книга 1
Глава 1 Новогодний праздник
Глава 2 Огоньки в окнах
Глава 3 Семья Трубачёва
Глава 4 Товарищи
Глава 5 Иван Васильевич Грозный
Глава 6 На пруду
Глава 7 Новости
Глава 8 Мазин и Русаков
Глава 9 Тётя Дуня
Глава 10 Новый учитель
Глава 11 В классе
Глава 12 «Тише… тише…»
Глава 13 Расписание
Глава 14 Урок географии
Глава 15 Стенгазета
Глава 16 Обида
Глава 17 «Со своим профессором»
Глава 18 Важный вопрос
Глава 19 Срыв
Глава 20 Как быть?
Глава 21 Мал мала меньше
Глава 22 Васёк
Глава 23 Статья Одинцова
Глава 24 В землянке
Глава 25 «Совершенно точно»
Глава 26 Петя Русаков
Глава 27 Подозрение
Глава 28 Мачеха
Глава 29 Надо посоветоваться
Глава 30 Одиночество
Глава 31 Гости
Глава 32 Митя
Глава 33 На сборе
Глава 34. Р.М.З.С.
Глава 35. Отец
Глава 36. Экзамены
Глава 37. Приготовления к походу
Глава 38. Поход
Глава 39. Проводы
Глава 40. Украина! Украина!
Книга 2
Глава 1 Встреча
Глава 2 На новоселье
Глава 3 Костер
Глава 4 Дневник Одинцова
Глава 5 Новое знакомство
Глава 6 В колхозе
Глава 7 Дед и внук
Глава 8 Дневник Одинцова
Глава 9 В поход
Глава 10 Ночь в лесу
Глава 11 Дневник Одинцова
Глава 12 Тревога
Глава 13 Старые товарищи
Глава 14 Грозная весть
Глава 15 Директор МТС
Глава 16 Снова в поход
Глава 17 Первая разлука
Глава 18 Клубок ниток
Глава 19 Первое горе
Глава 20 Горячий денек
Глава 21 Дневник Одинцова
Глава 22 Ночь перед отъездом
Глава 23 Тяжкие дни
Глава 24 Генка и Гнедой
Глава 25 Васек Трубачев
Глава 26 Р. М.З.С.
Глава 27 Красный галстук
Глава 28 Дед Михайло и его внуки
Глава 29 Две встречи
Глава 30 Зелененький поезд
Глава 31 На старой мельнице
Глава 32 На пасеке
Глава 33 Васек Трубачев и его товарищи
Глава 34 У лесного костра
Глава 35 На страже
Глава 36 В селе
Глава 37 Вопрос пионерской чести
Глава 38 Пионерская дисциплина
Глава 39 Виденье
Глава 40 Девочки
Глава 41 Важные новости
Глава 42 Степан Ильич
Глава 43 Страшная ночь
Глава 44 На лесной поляне
Глава 45 Будем в школе!
Глава 46 В ту страшную ночь
Глава 47 Смерть деда Михайла
Глава 48 Мирониха
Глава 49 Это моя учительница!
Глава 50 Партизанские костры
Глава 51 Куда идти?
Глава 52 Ночь командира
Глава 53 В пути
Глава 54 Трубачев пришел!
Глава 55 Ночной стук
Глава 56 В партизанском лагере
Глава 57 Домой!
Книга 3
Глава 1 Родные места
Глава 2 Тетя Дуня
Глава 3. Фронтовые товарищи
Глава 4. В опустевшей школе
Глава 5. Что делать?
Глава 6. Госпиталь
Глава 7 Подруги
Глава 8 Дорогие вести
Глава 9 Начало положено
Глава 10 Дом Пети Русакова
Глава 11 За советом и помощью
Глава 12 Учеба
Глава 13 Зима
Глава 14 Перед новой разлукой
Глава 15 Подносчик снарядов с 4-й батареи
Глава 16 Радостные встречи
Глава 17 Весенний день
Глава 18. Костя уходит
Глава 19 Добрые всходы
Глава 20 На дежурстве
Глава 21 Приезжий
Глава 22 Важные новости
Глава 23 Зеленый пустырь
Глава 24 Сын генерала Кудрявцева
Глава 25 Ремонт начался
Глава 26 Васин герой
Глава 27 Ненастоящая учительница
Глава 28 Нюра Синицына
Глава 29 Школа №2
Глава 30 Как зарождается мечта
Глава 31 На пруду
Глава 32 Забытый дневник
Глава 33 В тот же вечер
Глава 34 Андрейка
Глава 35 Старые и новые товарищи
Глава 36 На уроке
Глава 37 У Васи
Глава 38 Письмо с Украины
Глава 39 Производственное собрание
Глава 40 Принципиальный человек
Глава 41 Чужие
Глава 42 В будущей школе
Глава 43 Мать Нюры Синицыной
Глава 44 Директор
Глава 45 Во что бы то ни стало
Глава 46 Соперники
Глава 47 Нестреляный воробушек
Глава 48 Два письма
Глава 49 На делянке
Глава 50 Алеша Кудрявцев
Глава 51 Разведка
Глава 52 Таинственная экспедиция
Глава 53 Человек в бочке!
Глава 54 Первая проверка
Глава 55 В учительской
Глава 56 Пионерская комната
Глава 57 Дневник Одинцова
Глава 58 После окончательной проверки
Глава 59 На митинге
Глава 60 После митинга
Глава 61 Вася собирается
Глава 62 Гости
Глава 63 Важный разговор
Глава 64 Развязка близится
Глава 65 Андрейкины земляки
Глава 66 Счастливый день
Глава 67 Праздник у Лиды
Глава 68 Таня
Глава 69 На новое хозяйство
Глава 70 Лицом к лицу
Глава 71 Завершенный труд
Глава 72 Прощание с Васей
Глава 73 Последние усилия
Глава 74 Новые учителя
Глава 75 Еще мы вместе
Глава 76 Товарищ с фронта
Глава 77 В маленьком домике
Глава 78 Решительный час
Глава 79 Отец и сын
Глава 80 Школьный звонок
Глава 81 Новогодний праздник
К читателю
Книга 1
Глава 1
Новогодний праздник
В школе шли последние приготовления к празднику. В пионерской комнате, разложив на полу лист бумаги, мальчик в синей куртке с белым воротником, лежа на животе, выводил красной тушью громадные цифры: «1941 год».
В большой зал дверь была закрыта. У двери толпились школьники и школьницы, пытаясь заглянуть в щелку или незаметно прошмыгнуть в зал. На страже, прислонившись спиной к двери, стоял белобрысый мальчуган. Он молча и решительно отталкивал любопытных, показывая всем своим видом, что скорее умрет, чем пропустит кого-нибудь без разрешения вожатого.
В зале вожатый отряда, ученик девятого класса Митя Бурцев, вместе с ребятами натягивал провода с разноцветными лампочками. Складная лестница шаталась под его ногами.
– Ребята, не зевайте там! Держите лестницу! Так можно лампочки побить.
Поднявшись еще выше, Митя укрепил провода и весело крикнул:
– Включай!
Цветные огоньки вспыхнули, теряясь в густых ветвях новогодней елки.
Елку украшали девочки с учительницей второго класса.
Учительница стояла на табурете, а девочки подавали ей шары и бусы, осторожно выбирая их из картонок.
– Ой, Марья Николаевна! Этот шар как фонарик!
– А вот с серебром! Девочки, с серебром!
– Давайте, давайте скорее! – торопила их Марья Николаевна, поглядывая на часы. – Гости ждут.
– А выставка еще не готова!
В глубине зала ребята заканчивали выставку. Полочки и лесенки с широкими ступеньками были задрапированы темной материей. Небрежно раскинутые коврики и вышитые платочки ярко выделялись на темном фоне. Внизу стояли модели самолетов, моторных лодок. Ледокол, выкрашенный в голубую краску, разрезая острым носом волны, искусно сделанные из материи, как бы плыл навстречу школьникам.
У каждого класса здесь было отдельное место, и к каждой вещи была приколота бумажка с фамилией того, кто ее сделал.
Несколько ребят из четвертого класса «Б» озабоченно советовались между собой.
Саша Булгаков, староста класса, в сотый раз переставлял на полках вещи и, одергивая свою сатиновую рубашку, с досадой говорил:
– Мало, эх, мало!
– Малютин уже пошел. Картину принесет, – успокаивал Сашу Коля Одинцов, вытирая тряпкой запачканные тушью пальцы.
– Эх, а табличку-то не прибили! – Леня Белкин сбросил ботинки и проворно вскарабкался на лесенку, держа над головой молоток. Между вещами замелькали его синие носки.
– Тише ты! Наступишь на что-нибудь!
К выставке подбежала девочка. Короткие тугие косички прыгали по ее плечам. Она кого-то искала.
– Зорина, ты чего?
– Как чего? – Лида Зорина посмотрела на ребят быстрыми черными глазами. – Вы тут стоите, а внизу уже гости собрались. Где Трубачёв? – Она поднялась на цыпочки. – Васёк! Трубачёв!
От группы ребят из другого конца зала отделился мальчик и подошел к товарищам. Его мигом окружили.
– Ну как, Трубачёв?
– У них тоже здорово! Я все посмотрел!
– Лучше, чем у нас?
Трубачёв тряхнул золотистым чубом. Синие глаза его лукаво блеснули.
– Нет, не лучше, – сказал он, широко улыбаясь. – Честное слово, ребята, не лучше! Да еще если Севка Малютин картину принесет да Мазин и Русаков какие-то штучки – тогда и вовсе живем! – Трубачёв притопнул каблуками, шлепнул по спине Белкина: – Живем!
Девочки запрыгали:
– У нас лучше! У нас лучше!
– Мазин и Русаков идут! – запыхавшись, сообщил Медведев. – Я их на лестнице видел!
Впереди, крепко ступая, шагал плотный, коренастый Мазин. Рядом, стараясь попасть с ним в ногу, торопился маленький, подвижной Петя Русаков.
– Вот они! Закадычные друзья! – объявил Белкин.
– Мало вещей? – коротко спросил Мазин, засунул руку за пазуху и вытащил гладкий черный пугач. Он был начищен до блеска, на рукоятке стояли буквы: «Р. М. З. С.».
Мазин снова засунул руку за пазуху. Ребята глядели на него выжидающе. Он вытащил складной лук. Петя Русаков расстегнул куртку и снял с пояса пучок стрел с блестящими наконечниками.
– Ух ты! Здорово! Вот здорово! – одобрительно зашумели вокруг.
Трубачёв, забыв про выставку, разглядывал пугач.
– «Р. М. З. С.»! – громко прочитал он. – Мазин, что за буквы?
– Трубачёв, покажи! Дай подержать, Трубачёв! – кричали ребята.
– Подождите!
Трубачёв нетерпеливо дергал Мазина за рукав:
– Р. М. З. С. – что это?
Русаков лукаво усмехнулся:
– Это буквы!
– Это фабрика! – догадался кто-то.
– Какая фабрика! Это они сами делали!.. Мазин, говори! Ну чего ты ломаешься!
Мазин взял из рук Трубачёва пугач, повертел его, надул толстые щеки и равнодушно сказал:
– Много будете знать – скоро состаритесь.
– Ого! Тайна! – фыркнул Леня Белкин, поднимая белесые брови и поглаживая свой колючий затылок. – Ребята, тайна!
Лида Зорина и несколько девочек бросились к Мазину:
– Мазин, скажи, скажи!
Мазин отстранил их рукой и сгреб в кучу все вещи.
– Берете или не берете на выставку?
– Степанова, – крикнул Трубачёв, – возьми вещи!
Валя Степанова собрала все вещи в передник, потом взяла в руки пугач, близко поднесла его к близоруким глазам, внимательно рассмотрела буквы, погладила полированную рукоятку. Так же, не спеша, разглядела лук и стрелы и тихонько сказала:
– Сейчас развешу.
В зал поспешно вошел мальчик. Он держал в руках кусок фанеры, закрытый материей. Глаза его сияли, на бледном лице выступили капельки пота.
– Вот, принес! – задыхаясь, сказал он, снял материю и поставил картину к стене.
Ребята присели на корточки.
На картине Севы Малютина высились горы, густо покрытые белым снегом. У подножия гор поднимались прямые коричневые сосны. Под соснами стояла группа бойцов. Молодой командир поднимал вверх красное знамя. На виске у него было пятно крови, кровь стекала по щеке. Из глубокой воронки разлетались во все стороны грязно-серые брызги.
На картине стояла надпись, сделанная рукой художника: «Разрыв гранаты».
– Война! – шепотом сказал Саша.
Кто-то нашел сходство командира с Трубачёвым.
– Ты настоящий художник, Сева! – растроганно сказал Трубачёв.
Мазин с видом знатока прищурил один глаз и ткнул пальцем в картину:
– Пририсуй танки!
Все засмеялись.
В зале вспыхнул свет.
Темно-зеленая елка засверкала бусами. Все заторопились, заспешили.
Мальчик в коротких штанишках пробежал через весь зал, забрался в уголок дивана и, потирая пухлую коленку, стал разучивать по бумажке приветствие гостям: «Дорогие наши гости! Мы, самые младшие ученики этой школы, вместе с нашими учителями и старшими товарищами приветствуем вас от лица всей школы… от лица всей школы…»
Песни, смех и беготня отвлекали внимание мальчика, он то и дело путал слова, громко повторяя:
– Дорогие наши гости! Вы, самые младшие ученики этой школы, вместе с нашими школьными учениками…
Учительница, пробегая мимо с красками в руках, прислушалась, подсела к малышу и взяла у него из рук бумажку:
– Давай вместе!
– Трубачёв! Булгаков! У вас все готово? – крикнул издали Митя.
– Все готово! – ответил Трубачёв, устанавливая картину.
– Ну, так расходитесь. Сейчас начинать будем. Тащите стулья!
Ребята бросились расставлять стулья. Через минуту двери широко раскрылись. Шумной, нарядной толпой вошли родители. Их сопровождал сам директор Леонид Тимофеевич. На лице его была особая, праздничная улыбка, стекла очков блестели, отражая сразу и разноцветные огоньки елки, и веселые лица родителей.
– Милости просим! Милости просим! – говорил он, широко разводя руками и кланяясь.
Васёк увидел в толпе своего отца. Павел Васильевич принарядился: голубая сатиновая рубашка его была тщательно разглажена, и только галстук, по своему обыкновению, чуть-чуть съехал в сторону. Голубые глаза и рыжеватые усы придавали его лицу веселое, озорное выражение. Увидев сына, он обрадовался и ни с того ни с сего удивился:
– Ба! Рыжик! Ну, давай, давай, хлопочи, усаживай!
– Сюда, сюда, папа!
Васёк потащил отца ближе к маленькой сцене, на заранее приготовленное местечко. По пути отец попробовал пригладить на лбу сына золотисто-рыжий завиток, но он, как вопросительный знак, торчал вверх.
Павел Васильевич махнул рукой, вынул из кармана сложенный вчетверо носовой платок и сунул его мальчику:
– На, запасной.
Васёк громко на всякий случай высморкался и быстро сказал:
– Героев видал, пап? Это ученики нашей школы. Сейчас! Вот идут! Смотри, смотри!
Он сорвался с места и исчез в толпе.
В проходе между стульями пробирались трое военных. Их встречали радостными криками. Они смущенно улыбались, с трудом продвигаясь к сцене. Там недавних участников боев с белофиннами приветствовали учителя и директор.
Старенькая учительница торопливо протирала платком очки.
– Алеша… Бориска… Толя… – припоминала она своих бывших воспитанников.
– Переросли! На целую голову переросли своего директора! – шумно радовался Леонид Тимофеевич.
К сцене подошел старик – школьный сторож. Черные с проседью волосы его были расчесаны на прямой пробор. Он опирался на суковатую палку.
– Иван Васильевич! Грозный!
Три пары рук подхватили старика и поставили на сцену.
– Есть Грозный! Есть! Никуда не делся! – Старик вытер усы. – Ну-ну, выросли… вылетели птенцы… орлами воротились, – бормотал он, присаживаясь к столу, покрытому красным сукном, и улыбаясь учителям.
В зале снова зашумели, захлопали в ладоши. Наконец все стихло.
Мальчик в коротких штанишках, путаясь, сказал приветствие и, закончив его торопливой скороговоркой, спрятался за спину своей учительницы.
Потом долго и прочувствованно говорил директор.
Перед глазами у всех вставал суровый финский край. Высокие сосны, скованные морозом озера… Вот мчатся лыжники… наши лыжники… Тишина… Слышно только, как скрипит снег. И вдруг слева, с опушки леса, ударил пулемет.
Пули вспарывают легкое снежное покрывало. Огонь косит наших бойцов, прижимает их к земле. По снегу, глубоко зарываясь в сугробы, ползет снайпер. Все его внимание сосредоточено на опушке леса, где засели финские пулеметчики.
Меткий выстрел… другой… И, внезапно захлебнувшись, смолкает вражеский пулемет… Лыжники летят дальше.
– Этот снайпер… – Директор поворачивает голову.
– Который? Который? – налегая друг на друга и вытягивая шеи, ребята смотрят на сцену.
Краска заливает обветренные щеки снайпера – он низко склоняется над столом и взволнованно чертит что-то на бумажке.
Директор называет его фамилию.
Потом следует другая фамилия и третья…
Второй, обмороженный, полз к лагерю, вынося с поля боя раненого командира. Третий взорвал финский дзот – это едва не стоило ему жизни. И вот все они, эти герои, здесь, в своей большой школьной семье, воспитавшей и вырастившей их.
Сева Малютин стоит около своей матери. Он крепко сжимает ее руку.
Васёк и Саша с горящими щеками жмутся к рампе.
А за их спиной ученик старшего класса возбужденно рассказывает товарищу:
– Они здесь, во дворе, всегда в футбол играли… И один раз окно в классе разбили… И Грозный кричал на них, как на нас. Я помню. – Он радостно смеется. – Я помню их… в десятом классе.
Глава 2
Огоньки в окнах
На железной дороге сонно покрикивала электричка.
В маленьком городке уже все спали. Только в некоторых окнах за матовыми, морозными стеклами светились огоньки.
Забравшись на широкую отцовскую постель и уткнувшись подбородком в плечо отца, Васёк, взволнованный событиями вечера, не мог уснуть.
– Пап! Вот этот снайпер Алеша просто богатырь, да, папа? А другой, что командира спасал, маленький, худенький совсем, как это он, а?
– Дело, сынок, не в том, кто какой. Тут физическая сила – одно, а сила воли – другое… Силу тут мерить нечего. Это не зависит, сынок… – Павел Васильевич не мастак объяснять, но Васёк понимает его.
– Ясно, – говорит он. – Главное – спасти, хоть через силу… Сколько километров он его пронес, пап? Под огнем, а?
– Сколько потребовалось, столько и пронес, – строго сказал Павел Васильевич. – У нас так… вообще… русский человек после боя раны считает…
Васёк замолчал. Ему вдруг захотелось внезапно вырасти и вместе со своими товарищами свершать какие-то большие, героические дела.
Он потянулся и глубоко вздохнул:
– А нам еще расти да расти!
* * *
И в другом окне горел огонек.
Бабушка, подперев рукой морщинистую щеку, слушала внука. Коля Одинцов рассказывал о выставке, о героях, о елке.
– Раздевайся, раздевайся, Коленька, – торопила старушка.
– Сейчас, бабушка!.. А Малютин Сева какую картину нарисовал! Про войну! Командир там, раненый, со знаменем! У него кровь на щеке и вот тут кровь…
– Что ты, что ты! Сохрани бог, Коленька, что это он какие картины рисует! – испугалась старушка. – Можно ли эдакое воображение ребенку иметь! Срисовал бы курочек, а то бабочек каких-нибудь – и все. Самое подходящее дело для ребят.
– Ну, бабочек! – усмехнулся Коля. – Что мы, дошкольники, что ли? Посмотрела бы, какие серьезные вещи у нас на выставке были, разные виды оружия были – Р. М. З. С.! – Коля поднял указательный палец. – Понимаешь?
– Да понимаю я, понимаю! – рассердилась старушка. – Только не детское это дело – такие страсти изображать…
– А у нас зато больше всех вещей было… Все нас хвалили…
– «Хвалили, хвалили»… Вот от наших полярников поздравление тебе, – неожиданно сказала бабушка, присаживаясь на кровать внука и разворачивая пакетик из папиросной бумаги.
– Дай, дай, я сам!
Коля осторожно вынул фотографическую карточку. На него смотрели улыбающиеся лица его родителей. На обороте карточки было написано:
«С Новым годом, дорогой сынок! Работа наша идет к концу. 1942 год мы встретим уже вместе!»
Коля счастливо улыбнулся.
– Я тогда уже пятиклассником буду, – сказал он, завертываясь в теплое, пушистое одеяло.
* * *
И еще в одном доме горел огонек в этот поздний праздничный вечер. Саша Булгаков, осторожно пробираясь между кроватками сестер и братьев, спросил:
– Нюта с Вовкой давно пришли?
– Давно, – шепотом ответила мать.
– А мал-мала спят? – тихо спросил Саша.
У Саши было шестеро братьев и сестер. Все они были младше его, и всех, кроме восьмилетней Нютки, он называл одним общим именем: мал-мала.
– Спят давно. Набегались, наплясались сегодня…
– А я вот гостинцев им принес, – сказал Саша и полез в карман. – Измялись чего-то, – огорчился он, вытаскивая сбитый в комок цветной пакетик. – Это, верно, когда мы в снегу фигуры делали с ребятами.
– То-то, я смотрю, у тебя пальто все снегом извожено, – спокойно сказала мать.
– Я сейчас почищу.
– Я уже почистила… Садись вот.
Мать поставила на стол компот и холодную телятину.
– Отец выпил нынче, – шепотом сказала она, – тихий пришел… Все сидел, объяснял мне: я, говорит, токарь… потомственный и почетный… никогда своему делу не изменял, а жена у меня женщина уважаемая, и детей семеро, как птенцов в гнезде… Смех с ним! – Она покачала головой и засмеялась.
– Он уж всегда так, когда выпьет, – снисходительно сказал Саша, выцарапывая из кружки вареную грушу.
– А вот, Сашенька, помощь от государства мы получили! – торжественно сказала мать, вынимая из-под подушки пачку денег. – Как ты ушел, так и принесли мне.
– Ого! Сколько денег нам дали! – радостно сказал Саша. – Теперь всего накупим.
– На всех, на всех хватит, – сказала мать и, отобрав несколько бумажек, протянула Саше: – Вот и тебе подарок от государства: купи себе лыжи, сынок!
– Что ты, что ты! – отмахнулся Саша. – Мне не надо. Я и в школе возьму лыжи, когда захочу.
– Бери, бери! Мне в радость это, – мягко сказала мать, протягивая ему три бумажки. – Ты у меня большак…
Саша поглядел в ее круглое, доброе лицо с глубокими, запавшими глазами. Ему показалось, что около знакомых ему с детства ямочек на ее щеках протянулись, как ниточки, новые морщинки.
– Нет, не возьму! – решительно сказал он, засовывая в карманы руки. – Лыжи – это баловство. Захочу – и так достану. – Он встал из-за стола и погладил мать по плечу: – Ложись спать, мама!
* * *
Но дольше всего горел огонек над широким крыльцом школы. Ребята давно разошлись по домам, а за освещенными окнами второго этажа, уютно сдвинув кресла, тихо, по-семейному, беседовали учителя со своими бывшими питомцами.
– Воображаю, как вы там мерзли! – с тревогой говорила старая учительница, которой все еще помнились эти мальчики такими, какими они пришли к ней в первый класс, держась за руки своих матерей.
– Да там не до мороза. Разотрешь снегом уши, и опять ничего, – застенчиво поглядывая друг на друга, рассказывали молодые бойцы.
В одном из классов за партой сидел Алеша-снайпер. Его ноги не помещались под скамейкой, длинная фигура возвышалась над полированной крышкой.
Он любовно и тщательно оглядывал парту и с сожалением говорил:
– Тут у меня и буквы были вырезаны: А. М. Эх, другая парта, верно! Или краской затерли…
Перед Алешей стоял вожатый Митя.
– А ты, кажется, здесь вожатый теперь? – спросил Алеша. – Я ведь помню тебя. Когда мы уходили на фронт, ты был в седьмом, кажется?
– В седьмом. А теперь в девятом. Учусь! С ребятами воюю! – засмеялся Митя, присаживаясь на край Алешиной парты.
– А что, трудный состав? – деловито осведомился тот. И, не дожидаясь ответа, серьезно сказал: – Главное – дисциплина. Ты их, знаешь, сразу приучай. Дисциплина, брат, великое дело!
Он вскочил, прошелся по классу и, остановившись перед Митей, щелкнул пальцами:
– Сразу приучай! А то потом ох и трудно будет! Вот где я это понял – на фронте! Там, знаешь, с нами нянчиться некому.
Алеша присел рядом с Митей, указал глазами на дверь и понизил голос:
– Это здесь ведь учителя уговаривают, объясняют, прощают… а там фронт… война… приказ… Дисциплина – это все!
– Точно! – решительно подтвердил Митя. – Ребят распускать никак нельзя!
Алеша посмотрел на него и вдруг расхохотался.
– По себе знаем, верно? Мы один раз тут такую штуку устроили!.. – с увлечением сказал он.
Перебивая друг друга, они стали вспоминать первые годы учебы, свои проделки и шалости, учителей и строгого директора.
– Ух ты! Я его и сейчас побаиваюсь. А ведь чего, кажется, – добрейший человек!
– Алеша! Митя! – донеслось из коридора.
Глава 3
Семья Трубачёва
Отец Васькá, Павел Васильевич, работал мастером в паровозном депо. Павел Васильевич любил свое дело. К паровозу у него было особое отношение. Большое ворчливое чудовище, выдувающее пар из своих ноздрей, казалось ему живым. В разговорах с Васьком он любил употреблять выражения: «здоровый паровоз», «больной паровоз».
Васёк запомнил рассказы отца:
– Стоит, пыхтит, хрипит, тяжело ворочается. Ну, думаю, захворал дружище. Надеваю свой докторский халат, беру инструменты и давай его выстукивать со всех сторон…
Васёк слушал, и в нем росло дружелюбное отношение к этой железной голове поезда.
Павел Васильевич мечтал, что из Васька выйдет инженер-строитель или архитектор. Он будет строить легкие и прочные железнодорожные мосты или дома с особыми, тщательно обдуманными удобствами для людей.
Сам Павел Васильевич – выдумщик и мастер на все руки.
Квартира Трубачёвых была обставлена красивой и замысловатой мебелью его работы. Круглый шкафчик вертелся вокруг своей оси. Посреди комнаты стоял обеденный стол с откидными стульями.
– Всякое дело любит, чтобы человек в него душу вкладывал, – говорил Павел Васильевич.
Жена его была женщина слабая, болезненная, но о болезнях своих говорить не любила. Она сама справлялась со своим маленьким хозяйством и всегда знала, что кому нужно. Отец и сын обожали мать, тихая просьба ее была законом и исполнялась обоими беспрекословно.
Павел Васильевич сам занимался с сыном. Васёк учился на «отлично». Всякая другая отметка была неприятной новостью.
В таких случаях Павел Васильевич, собрав на своем лбу целую лесенку морщин, останавливался перед сыном и спрашивал:
– Как же это ты? Язык заплелся, или голова не варила? Ведь ты же этот предмет как свои пять пальцев знаешь!
В прошлом году мать Васька слегла и больше уже не вставала.
У Павла Васильевича стало много домашних забот, но к занятиям сына он по-прежнему относился внимательно.
Каждый вечер оба подсаживались к кровати матери, и она, опираясь локтем на подушку, слушала, как Васёк отвечает отцу заданный урок.
Смерть жены была тяжелым ударом для Павла Васильевича.
Он не находил себе места в осиротевшем доме, растерянно бродил из комнаты в кухню или молча сидел за столом, опустив на ладонь свою большую рыжеватую голову. И только при виде сына вскакивал, суетился, перекладывал что-то с места на место, приговаривая:
– Сейчас! Сейчас! Умойся, сынок! Или, может, покушаешь сначала, а? И потом погулять пойдем, а?
Васёк молча смотрел на него, потом утыкался лицом в подушку и плакал. Отец присаживался рядом, гладил его по спине и повторял:
– Что ж поделаешь, сынок… Пережить надо…
Или, крепко прижимая к себе мальчика, шептал ему, смахивая с усов слезы:
– Папка с тобой, Рыжик. Папка от тебя никуда…
И действительно, все свое время Павел Васильевич отдавал сыну.
Кроме Трубачёвых, в квартире жила еще шестнадцатилетняя соседка Таня. Еще при жизни матери Васька Таня приехала из деревни со своей бабушкой, потом бабушка умерла, и Таня привязалась к семье Трубачёвых.
Павел Васильевич устроил девушку на работу в изолятор при детском доме. Вечерами Таня училась в школе для взрослых.
Павла Васильевича она побаивалась и слушалась его, а Васька жалела и после смерти матери утешала, как могла.
Васёк любил забегать в маленькую светлую комнатку Тани с широкой бабушкиной кроватью и горой подушек. Пестро раскрашенный глиняный петух с иголками и нитками напоминал ему раннее детство, когда, бывало, услышав его капризы, бабушка Тани сердито говорила:
– Это что еще такое? Пойду за петухом… Он у меня этого страсть не любит!
Васёк затихал, а когда вырос, часто смеялся над собой и просил:
– Расскажи, мама, как я Таниного петуха боялся…
Павел Васильевич, оставшись без жены, думал про Васька: «Я теперь ему отец и мать».
Он недосыпал ночей, стараясь поддерживать тот порядок, который был при жене, боялся в чем-нибудь отказать сыну и, когда кто-нибудь замечал ему, что он похудел и осунулся, озабоченно отвечал:
– Это пустяки. Вот с хозяйством я путаюсь – это верно… Надо бы сестру выписать, да не знаю, приедет ли.
А Васёк, не понимая трудной жизни отца, говорил:
– Не надо… Нам и вдвоем хорошо!
Названия книг условные
Книга 1. Новый учитель[ред.]
В одной из школ подмосковного городка шли приготовления к встрече 1941 года.
Павлу Васильевичу после смерти жены было трудно справляться с хозяйством.
👤
Павел Васильевич Трубачёв — вдовец, мастер паровозного депо.
Он решил пригласить жить к себе сестру, но боялся, как его сын, Васёк примет чужого человека.
Васёк Трубачёв — единственный сын Павла Васильевича, четвероклассник, рыжий как огонь, председатель совета отряда, вечно влипает в опасные истории.
Однажды, несмотря на запрет отца, Васёк показал паровозное депо двум своим закадычным друзьям — Коле Одинцову и Саше Булгакову.
👤
Коля Одинцов — закадычный друг Трубачёва, редактор стенгазеты.
👤
Саша Булгаков — закадычный друг Трубачёва, староста класса.
Мальчики забрались в вагон, и выпрыгнули из него, когда он начал двигаться. После этого случая Павел Васильевич написал сестре письмо. Тётка Васька завела в доме свои порядки, и мальчик начал чувствовать себя неуютно.
Одноклассникам Васька, закадычным друзьям Коле Мазину и Пете Русакову, родители запретили дружить, считая, что мальчики портят друг друга. Они придумали себе псевдоним М. Р. З. С., что означает «Мазин, Русаков — знаменитые следопыты».
👤
Коля Мазин — одноклассник Васька, считает себя знаменитым следопытом.
Петя Русаков — одноклассник Васька, считает себя знаменитым следопытом.
После новогодних каникул в класс пришёл новый учитель, Сергей Николаевич. Он возмутился, что в классе грязно. Ребята составили расписание дежурств и устроили соревнование. Сергей Николаевич поручил Ваську подтянуть Мазина по географии. Мазин начал делать успехи и учитель похвалил мальчиков.
Сергей Николаевич — учитель, строгий, но справедливый.
Отец Пети после смерти жены снова решил жениться. Петя боялся будущей мачехи.
В день своего дежурства Васёк и Саша старательно готовили класс к уроку.
Давай так дежурить, чтоб ни сучка ни задоринки
Чтобы выручить не приготовившего уроки Петю, Мазин спрятал мел. Сергей Николаевич остался недоволен дежурными, и друзья поссорились. Васёк упрекал Сашу, что он помогает матери справляться с младшими братьями и сёстрами. За Сашу вступился страдающий пороком сердца Сева Малютин, но и ему досталось от Васька. Ребята осудили Васька, а Саша не смог простить нанесённой ему обиды.
👤
Сева Малютин — одноклассник Васька, слабый болезненный мальчик, но начитанный, эрудированный и хорошо рисует.
Дома Васёк сорвал свою злость на тёте. Коля Одинцов безуспешно пытался помирить друзей. Переживая, что предаёт товарища, Коля написал про поступок Васька в стенгазету. Мазина и Петю начала мучить совесть, что из-за них пострадал Васёк.
Петя испугался, что его накажет отец, но узнав, что мачеха пригрозила в случае наказания уйти из дома, изменил к ней отношение. Он замазал в газете фамилию Васька. Ребята обвинили в этом поступке самого Васька и не поверили ему.
На пионерском сборе Мазин и Петя рассказали правду и с Васька сняли обвинение. Петя испугался наказания и Мазин всё объяснил Петиной мачехе. Женщине понравился Мазин. Она разрешила им встречаться дома и помогла ребятам готовиться к экзаменам.
В мае ребята пошли в поход, в котором Саша помирился с Васьком. С помощью Севы отряд Трубачёва первым выполнил задание.
Сергей Николаевич сообщил ребятам, что в начале июня они поедут на Украину, в колхоз «Червоны зирки», его родину, где жила его сестра. Вместе с ними поедет их вожатый Митя и его отец, Николай Григорьевич.
Украина! Украина!
Это был июнь 1941 года
Книга 2. Украина[ред.]
На Украине радушно встретили дорогих гостей. Николай Григорьевич уехал к своему боевому другу, Ивану Матвеевичу, заведующему колхозной пасекой. Между приезжими и местными ребятами быстро установилась крепкая дружба.
Рано утром 21 июня ребята отправились в лесной поход и ночь должны были провести в лесу. Под утро сквозь сон они услышали летящие самолёты и гремящие взрывы. Не придав этому значения, они продолжили поход. К вечеру они снова увидели самолёты и заметили на них свастику. Почувствовав что-то неладное, Митя послал Мазина и Петю узнать в чём дело. На шоссе мальчики встретили людей, угоняющих скот, и узнали страшную весть: началась война.
Сергей Николаевич пытался вывезти ребят. С большим трудом он нашёл машину и поехал с ними на станцию, чтобы успеть на поезд. Васёк, Коля Одинцов, Саша, Мазин, Петя, Сева и три девочки — Валя Степанова, Лида Зорина и Нюра Синицына — не поместились и остались с Митей ждать шофёра, который должен был вернуться.
Мите удалось посадить девочек в машину с едущими на станцию детьми из детского дома, надеясь, что они успеют на поезд. Воспитательница пообещала, что если они не встретятся с Сергеем Николаевичем в Киеве, передать девочек в детскую комнату, чтобы им там помогли вернуться домой.
Сергей Николаевич с ребятами благополучно уехал, а шофёр, который возвращался за оставшимися ребятами, и машина с детьми из детского дома погибли под бомбёжкой.
Оставшиеся мальчики поселились в доме председателя колхоза Степана Ильича, работая наравне со взрослыми.
Только слабость нам сейчас не к лицу. Слабость наша врагу на руку… А у нас дела непочатый край. Хлеб на поле стоит, рабочих рук не хватает.
Митя пытался отправить ребят в тыл, но село заняли фашисты.
Митю вместе с другими молодыми ребятами арестовали. Васька Степан Ильич послал на пасеку и Иван Матвеевич велел мальчику следить, сколько вражеских орудий появляется в лесу. Мазин и Петя пытались отыскать в лесу следы арестованных. Они пришли на место лагерной стоянки, где ребята зарыли продукты. Видя, что там кто-то был, они поняли, что Митя жив. Внук школьного сторожа деда Михайло, Генка, подтвердил, что помог Мите сбежать.
По заданию Степана Ильича дед Михайло прислушивался, что происходит в школе, где был расположен штаб фашистов. Мазин и Петя решили пробраться на старую заброшенную мельницу, но местный пионер их туда не пустил: на мельнице сделали радио. Иван Матвеевич дал Ваську листовки со сведениями от Совинформбюро, которые мальчики по ночам расклеивали в селе.
Степан Ильич стал старостой у фашистов. Односельчане осудили его, а жена с сыном ушла к родителям. Ребята решили уйти от предателя и следили за каждым его шагом. Узнав об этом, Иван Матвеевич пришёл в ярость и приказал оставаться в хате. Васёк понял, что Степан Ильич выполнял задание партии.
По поручению Ивана Матвеевича Васёк вместе с Колей Одинцовым отнёс в одно из дальних сёл пакет. Там они встретили девочек, которым удалось выпрыгнуть из горящего грузовика и спасти двух малышей. Блуждая, они пришли в село, где их приютили. Степан Ильич послал Васька ночью предупредить одного из жителей села об аресте. Мальчик узнал, что Степан Ильич спас уже много людей.
Дед Михайло взял в штабе важный документ, и Сева, владеющий немецким языком, его перевёл. Степан Ильич отдал бумагу красноармейцам. Дед Михайло не успел вернуть документ, и фашисты схватили его. Степан Ильич срочно отправил мальчиков на пасеку. Он хотел отправить и Генку, но тот убежал.
Пасеку сожгли фашисты и убили Ивана Матвеевича и Николая Григорьевича. Ребята решили идти на мельницу, догадываясь, что там должны быть партизаны.
Лида, Валя и Нюра вспоминали школу. К хозяйке хаты, где они жили, жене командира партизан, пришла учительница из соседнего села, Марина Ивановна, связная партизан. Она пообещала девочкам, что устроит их в школу, а Валя будет ей помогать собирать учеников.
Мальчики остались на ночь в лесу.
Фашисты приказали жителям села собраться на казнь деда Михайло. Степан Ильич поджёг хату и ушёл к партизанам. Дед Михайло умер геройски, люди пытались его защитить, но фашисты их расстреляли. Васёк, Мазин и Петя пришли в село. Одна из женщин бросила гранату в штаб. Пользуясь суматохой, мальчики вместе с Генкой вернулись в лес.
Фашисты арестовали Марину Ивановну и повели на расстрел. Валя бросилась её защитить, но фашисты убили и её.
Митя переживал за своих ребят, и командир партизан отпустил его их найти. Растерянные, голодные ребята с заболевшим Севой блуждали по лесу, надеясь найти партизан. Командир отряда, Васёк, принял решение идти к девочкам. Там их нашёл Митя и привёл в партизанский отряд.
Девочек с Севой партизаны отправили самолётом в Москву, а оставшихся ребят Митя и один из партизан, Яков Пряник, перевели через линию фронта. Командир отряда хотел отправить в Москву и Генку, но тот отказался и потребовал зачислить его в отряд.
Одна мне дорога — Гитлера бить
Бойцы поклялись отомстить фашистам за погибших.
Книга 3. Работа и учёба[ред.]
Дети благополучно добрались домой. Их одноклассники эвакуированы, Сергей Николаевич на фронте. Дети не захотели сидеть без дела в такое трудное время и чем могли помогали взрослым. Мите удалось передать письмо, в котором он наказал ребятам учиться, ведь даже Генка учился в перерыве между боями. Они решили сдать экзамены за пятый класс. Мачеха Пети согласилась с ними заниматься. В райкоме комсомола поддержали решение ребят.
В школе открыли госпиталь, и ребята там помогали. В госпиталь привезли молоденького бойца, Васю Кондакова, звавшего в бреду своего командира, спасшего ему жизнь.
Весной из эвакуации вернулись директор школы, одноклассники. Директор предложил ребятам помочь построить новую школу. На строительстве Васёк познакомился с сыном генерала Кудрявцева, Алёшей. Мальчик тоже захотел помогать строить, заявляя, что поможет организовать работу. Недовольный Васёк назвал Алёшу хвастуном.
У Васька появился новый друг — Витя, по прозвищу Матрос. Старший брат Вити служил в черноморском флоте, и мальчик с гордостью читал заметки о мужестве моряков, защитников Севастополя. Витя увлёк Васька идеей стать моряком.
Ребята нашли дневник, который Коля Одинцов вёл на Украине. В нём описаны события, которые пережили ребята, зверства фашистов.
В школу прислали новую учительницу, Елену Александровну. Алёша приезжал в школу на отцовской машине и Елена Александровна резко осадила заносчивого генеральского сына.
Ребята получили письмо от Генки, который получил медаль, но тяжело ранили Митю и погиб Яков Пряник.
Мать Нюры недовольна, что дочь целыми днями где-то пропадает, а не учится. Узнав, что в школе девочку хвалят, женщина включилась в работу.
Ребята напряжённо занимались, чтобы пройти программу пятого класса и не стать второгодниками. Елена Александровна и директор школы во всём им помогали.
Ребята отправились в лес, чтобы заготовить дрова. Между отрядами Васька и Алёши началось соревнование. Чтобы выиграть, Алёша взял у отца машину. Генерал был недоволен, что сын пренебрежительно отозвался о Елене Александровне, и восхитился Васьком и его друзьями, которые мужественно сражались на Украине с врагом. Васёк возмутился нечестностью Алёши.
Директор настаивал на том, что ребятам лучше остаться на второй год, но Елена Александровна стала на их защиту. Васёк узнал, что его отец геройски сражался с врагом и попал с тяжёлой контузией в госпиталь. В школу пришёл генерал Кудрявцев. Он также возмутился поступком сына и при всех пожал руку Ваську за его мужество, надеясь, что они с Алёшей подружатся.
Выполнив свою работу, отряд Алёши помог отряду Трубачёва, ведь они делали одно общее дело. Алёша нашёл дневник Коли Одинцова и узнал, что ребята пережили на Украине.
Выздоровевшему Павлу Васильевичу присвоили звание Героя Советского Союза. Школа готова, и комиссия дала высокую оценку работе ребят. Алёша попросил прощения у Васька, и между мальчиками завязалась дружба.
Перед отъездом на фронт, Вася Кондаков пришёл попрощаться в школу. Увидев фотографию Сергея Николаевича, Вася узнал своего командира.
Сергей Николаевич вернулся с фронта в школу. Его левая рука обтянута чёрной перчаткой. Вместе с Еленой Александровной он строго принимал у ребят экзамены, которые они достойно выдержали. Дома Васька встретил отец.
Прошли годы. В школе по-прежнему работали Сергей Николаевич и Елена Александровна, которые стали мужем и женой. К ним приехала из Украины его сестра. Васёк вместе с Витей Матросом и Алёшей стали моряками, Саша — учителем, Мазин с Петей — геологами, Сева — художником, Лида — врачом, Коля Одинцов — комсомольским вожаком на одной из строек, Нюра — воспитательницей в детском доме. На Украине, в колхозе «Червони зирки», где председатель Степан Ильич, Генка работал селекционером.
Как-то на Новый год ребята снова собрались в родной школе. Вместе с ними их бывший пионервожатый Митя, Герой Советского Союза. Перед собравшимися выступил Васёк Трубачёв.
Школа — наш родной дом. Мы слетелись сюда, чтобы крепко обнять друг друга и сказать своим учителям горячее спасибо.
За основу пересказа взята повесть издательства «Осеева В. Васёк Трубачёв и его товарищи»: © «Литература Артистикэ»; Кишинёв; 1989 год
Осеева Валентина » Васек Трубачев и его товарищи — читать книгу онлайн бесплатно
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента
К сожалению, полный текст книги недоступен для бесплатного чтения в связи с жалобой правообладателя.
Оглавление:
-
Книга 1
1
-
Глава 1 Новогодний праздник
1
-
Глава 2 Огоньки в окнах
3
-
Глава 3 Семья Трубачёва
4
-
Глава 4 Товарищи
5
-
Глава 5
6
-
Глава 6 На пруду
8
-
Глава 7 Новости
9
-
Глава 8 Мазин и Русаков
10
-
Глава 9 Тётя Дуня
13
-
Глава 10 Новый учитель
15
-
Глава 11 В классе
18
-
Глава 12 «Тише… тише…»
19
-
Глава 13 Расписание
20
-
Глава 14 Урок географии
21
-
Глава 15 Стенгазета
22
-
Глава 16 Обида
26
-
Глава 17 «Со своим профессором»
28
-
Глава 18 Важный вопрос
30
-
Глава 19 Срыв
31
-
Глава 20 Как быть?
33
-
Глава 21 Мал мала меньше
34
-
Глава 22 Васёк
34
-
Глава 23
36
-
Глава 24 В землянке
37
-
Глава 25 «Совершенно точно»
38
-
Глава 26 Петя Русаков
40
-
Глава 27 Подозрение
41
-
Глава 28 Мачеха
45
-
Глава 29 Надо посоветоваться
45
-
Глава 30 Одиночество
47
-
Глава 31 Гости
48
-
Глава 32 Митя
50
-
Глава 33 На сборе
51
Настройки:
Ширина: 100%
Выравнивать текст