Разноцветные сказки для дошкольников

 «Жёлтая сказка»

Однажды девочка пошла на полянку за цветами. Солнце было жёлтое, весёлое, тёплое. Кое-где из земли вылезли травинки, но цветов ещё не было. девочка посмотрела и сказала:

— Солнышко, Солнышко, ведь уже весна, я надела своё жёлтое пальто с жёлтым капюшоном, почему же нет ни одного цветка?

— Сейчас будут, — ответило солнце и кинуло на солнечный пригорок вместе со своими лучами пригоршню жёлтых цветов. Лепестки этих цветов топорщились, как жёлтые лучи.

— Знаешь, как они называются? — спросило солнце у девочки.

— Знаю, — отвечала девочка. — Одуванчики!

Солнышко улыбнулось.

— А вот и нет! Они называются мать-и-мачеха. Это самые первые весенние цветы, даже листьев у них нет. Только сами цветы теплятся на пригорке.

— Эти цветы злые? — спросила девочка. — Ведь в сказках все мачехи злые.

— Нет, — ответило солнце — мать-и мачеха – добрый цветок. Просто листья у него такие: одна сторона тёплая, мягкая, как руки твоей мамы. А другая холодная и блестящая — как у мачехи из злых сказок, — подсказала девочка.

Солнце засмеялось и кинуло на пригорок ещё одну горсть жёлтых цветов.

«Зелёная сказка».

На этот раз девочка надела зелёный сарафан с зелёным кармашком и пошла в лес. А в лесу всё было зелёное-презелёное. И деревья были зелёные, и кусты были зелёные, даже вода в маленькой луже и та была зелёная.

Девочке очень хотелось поймать зелёного лягушонка и разглядеть, сколько пальцев у него на лапках. Вот она и решила: «Если лягушонок увидит мой зелёный сарафан с зелёным кармашком, он ничуть меня не испугается.

Так оно и было, Зелёный лягушонок вылез из зелёной лужи, в которой отражались зелёные листья деревьев и зелёной травинки, и ничуть не испугался девочки в зелёном сарафане.

— Ква! — удивился он. Какое смешное зелёное деревце выросло возле моей лужи.

Тут девочке и надо бы взять лягушонка в руки и разглядеть, сколько у него на лапках пальцев. Но ей стало очень смешно: подумать только — лягушонок принял её за дерево. Она засмеялась и сказала:

— Я вовсе не дерево!

Конечно, лягушонок очень испугался. Ведь он никогда не слышал, чтобы деревья смеялись да вдобавок и говорили. И бултых обратно в лужу.

«Красная сказка».

Вот наступило лето. На лесной опушке выросли рядом красный мухомор и красная земляника.

— Ты только взгляни, какой я видный и красивый! — говорил мухомор — А тебя заметить трудно, уж очень ты мала и неказиста. И голос у тебя чуть слышный.

— Но я ведь вкусная и очень сладкая,- отвечала земляника (А голос-то у нёё и правда был совсем тихий, еле слышный) — и ещё я очень полезная,- прибавила она уже шёпотом. И ещё сильнее покраснела, потому что не любила хвалиться.

Может, и я очень сладкий, очень вкусный и задрал вверх красную шляпку с белыми

крапинками. Тут на лесную опушку прибежала девочка в красном сарафане и с красными кармашками.

— Ой! — воскликнула она.- Земляника! Уже поспела! А какая красная!

Она присела на корточки, сорвала ягод9.

«Ну,- подумал мухомор,- сейчас она и меня увидит.

Девочка и правда увидела мухомор. Поморщилась:

— Ядовитый гриб! Мама не велит такие даже руками трогать.

И пошла дальше, искать красные ягоды лесной землянички.

«Синяя сказка».

Трудно пришлось девочке, когда ей захотелось попасть в «Синюю сказку», ведь для этого нужно было побывать у синего моря. А синее море очень далеко, добраться к нему не так-то просто. И вот девочка сделала себе из синей бумаги синюю лодку, взяла в каждую руку по синему веслу и отправилась в путь.

А надо сказать, что за домом, в котором она жила, в овраге протекал ручеёк, и был он совершенно синий.

девочка спустила свою синюю лодку в синий ручеёк и спросила его:

— донесёшь ли ты мою лодочку до синего моря?

— донесу… — прожурчал ручеёк.

— А тебе не трудно будет? — снова спросила девочка.

— Мне помогут другие ручьи, — прожурчал в ответ ручей и понёс синюю лодку с девочкой вниз по течению.

В этот ручей влился ещё один, побольше. Вдвоём они понесли на себе синюю лодочку так резво, что девочке пришлось даже грести синими вёслами.

Понемногу всё новые ручьи и реки вливались в тот ручей, куда девочка спустила свою синюю лодочку. И ручей превратился в полноводную реку.

Наконец девочка увидела перед собой синее море. Оно было такое красивое и блестящее!

— Ты очень большое и глубокое?- спросила девочка.

Но море ей ничего не ответило. Оно было слишком большое и слишком глубокое, чтобы услышать девочкин голос. Тогда девочке вдруг стало скучно и захотелось домой.

— достать тебе из моря камешек? — спросил маленький пучеглазый краб, который тут же, на берегу, грелся на солнце.

— достать, — сказала девочка, а сама всё думала:

«Вот бы мне вернуться домой…»

А крабик бочком-бочком сбежал в воду синего моря и через минуту вернулся с камешком в клешне.

— держи! — сказал он девочке.

— Какой синий и какой красивый!

потерять, скорее положила синий камешек в синий карман синего сарафанчика. И что же? Она сразу оказалась дома!. Вернее, у того ручья, который журчал на дне оврага около их забора.

— Ты, что волшебный? – спросила девочка у камешка, вынув его из кармана.

А камешек вдруг соскользнул с её ладони — и в ручей! И девочка его не нашла. Ведь камешек был очень синий, и ручей в овраге тоже очень синий...

«Белая сказка».

Утром девочка проснулась и увидела, что в комнате необыкновенно светло. Она вскочила с кровати, подбежала к окну и ахнула.

За окном всё было белым. Ночью выпал первый снег и покрасил всё вокруг в белый цвет. Пушистый белый ковёр лежал на земле, мохнатые белые шапки нахлобучили деревья. Белыми платками покрылись крыши домов. Посреди двора на белом снегу сидел белый-белый кот. А в воздухе кружились белые снежинки.

девочка быстро оделась и побежала на двор. Из белого снега она слепила белую снежную бабу!

И только глаза у снежной бабы были чёрными, а нос — красный.

«Оранжевая сказка».

Наступила осень, и девочка пошла в лес за оранжевыми листьями.

Навстречу ей попалась берёза — вся жёлтая, с листьями похожими на золотые монетки.

Встретилась ей и осина. Она стояла красная снизу до верху, до самой макушки.

Потом девочка увидела старый дуб. Он был ещё совсем зелёный, только с коричневыми жёлудями.

А ещё в лесу росла рябина с оранжевыми ягодами. Но девочке нужны были не ягоды, а листья.

И тут она увидела дерево, которое раскинуло во все стороны свои ветки и горело оранжевым огнём, будто в лесу разложили огромный костёр. Девочка подошла к дереву.

— Здравствуй, клён!

— Здравствуй! — прошелестел клён, и несколько оранжевых листьев медленно слетели на землю.

— Это мне? — спросила девочка.

— Тебе — снова зашелестел клён, и снова кленовые листья закружились в воздухе и упали к ногам девочки.

— Спасибо, — сказала девочка. — Но зачем ты роняешь красивые листья? Скоро у тебя ни одного не останется.

— Я готовлюсь к зиме, — ответил клён. — Зимой мне будет тяжело, если на каждый лист ляжет снег. Мне нужны силы для тех зелёных почек, которые развернутся весной.

И снова кленовые листья, будто огромные оранжевые бабочки, закружились около девочки. Она набрала их целую охапку. Целую охапку оранжевых кленовых листьев! Принесла домой, разгладила каждый лист и все их поставила в вазе на подоконник.

Когда пришла зима, всюду лежал белый снег, а на окошке у девочки, казалось, сияет оранжевое летнее солнце.

«Голубая сказка».

Всё было голубым вокруг: и голубое небо, и голубая речка, и голубые стрекозы, и девочка в голубом сарафане с голубыми кармашками. И даже ведёрко и мячик в руках у девочки были голубыми. А на берегу голубой речки росли голубые незабудки.

— Стрекоза! — крикнула девочка той стрекозе, у которой были совершенно голубые и совершенно прозрачные крылья.

Голубая стрекоза сразу поняла, что девочка зовёт именно её. Она опустилась вниз и

присела на голубую незабудку.

— Посади меня к себе на спинку, давай полетаем,- попросила девочка.

Стрекоза усмехнулась в ответ:

— Разве у меня хватит сил? Ты слишком велика.

А если я стану маленькой, тогда полетаем?

— Тогда полетаем,- ответила голубая стрекоза.

девочка шепотом сказала волшебные слова:

-Тили — тили — бом!- И тут же стала меньше своего мизинца.

— Садись,- велела ей стрекоза и подставила спинку. И они полетели. Быстро — быстро! Ведь стрекозы летают быстрее всех на свете. И через секунду их не было видно. Ведь над ними было голубое небо, у стрекозы были голубые крылья, а на девочке был голубой сарафан, да ещё с голубыми кармашками.

Они летели так долго, пока девочка, не сказала:

— Я хочу домой! Мы не заблудились?

— Нет,- отвечала ей стрекоза. Разве ты не знаешь, что у нас, стрекоз, два огромных глаза и в каждом много тысяч маленьких зорких глазков? И ещё есть такие глаза, которые видят, что делается внизу. Тут девочка и стрекоза опустились на берег голубой реки, где росли голубые незабудки. А оттуда до дома было рукой подать!

 «Разноцветная сказка».

Девочка надела разноцветный плащ и вышла на улицу. Стояла осень, но день был солнечным и ярким. По голубому небу плыли белые облака. Трава была ещё зелёной, а вот листья на деревьях уже покраснели и пожелтели. На дорожках стояли синие лужи. В одной луже плавали оранжевые кленовые листья, принесённые ветром. Вдоль дорожки росли фиолетовые астры. Они качали головкам и от ветра. Вдруг в небе появилась радуга. Она было яркой, разноцветной. девочка хотела запомнить, из каких цветов состоит радуга, но т растаяла так же быстро, как и появилась.

девочка очень расстроилась, но в это время трава у её ног зашевелилась, и её окружили крошечные гномики. девочка посмотрела на их колпачки: красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый — и тут же вспомнила, из каких цветов состоит радуга. Она засмеялась и посмотрела в высокое голубое небо. А когда она опустила голову, гномики в разноцветных колпачках уже разбежались в разные стороны. девочка помахала им рукой и пошла домой. дома она нарисовала букет разноцветных цветов.

Непростые, но очень поэтичные сказки латышского писателя. Когда читаешь вслух, перед глазами возникают образы желтых цыплят под желтым солнцем, одинокого Синего коня, красавица Света Огонечина — доченька Огня.

Белая сказка

Вчера выпал первый снег. И кругом все белым-бело. До того бело, что и не разберешь где что. Белая курица снесла белое яйцо, обронила в снег и никак не отыщет. Белохвостый петух выкукарекал белую песню. Взлетела она под стреху, примерзла во-он там: видишь, висит белой сосулькой? У белки-белянки выбельчились бельчата, прыгнули на белые ветки — белка их и потеряла. Деревья стоят белые-пребелые. Бреду я по лесу, не могу разобрать: где дерево, где пень, а где белый день.

Над трубами курится белый дымок. Чернила в чернильнице тоже побелели — даже и не знаю, разберешь ли ты, что здесь написано. Хлеб мы едим только белый и забеливаем кофе сливками. Собрался я утром почистить башмаки, а вакса-то белая!

Вот и наша Гауя(река в Латвии) — под снегом белая, под солнцем ясная. Забросил я спиннинг, вытащил белорыбицу, вспорол ей брюхо, а там — белый утенок (целиком проглотила — какова обжора!). Воткнул я в утячий хвост вот эту писульку и отпустил утенка — пускай его летит! А залетит к тебе, ты накорми его, обрежь кончики крыльев — не то упорхнет! — и согревай ему по вечерам живот белой грелкой. А когда он снесет золотое яичко, сразу же черкни мне.

Адрес у меня такой:

Белому Кроту с берегов Гауи.

P. S. А неохота писать, так нарисуй. Только — чур! — одной белой краской, без единой черной черточки.

к оглавлению ↑

Желтая сказка

Солнце, точно яичный желток, золотелось над миром. Оно излучало тепло и жизнь. По его лучам соскакивали на землю крошечные цыплята — и все желтые. Это уже потом они обзаведутся разноцветными одежками, а поначалу все — в желтом. Пчела тоже желтая: вон какой у нее желтый улей. Пригласила она в гости цыплочка, а тот не смог до улья допрыгнуть. «Ну, ничего, — думает. — Вон сколько кругом бабочек, все, как я, желтые. Полетаю-ка с ними». Подпрыгнул цыпленок, да вспомнил: крыльев-то еще нет, одни только крошечные желтыши по бокам. «Ну, ничего, — думает опять. — Стану курицей, захочу — до неба взлечу». А пока забился в мамокурицыны перья, поближе к ее желтому животу, и задремал.

А солнце золотело в небе, точно желтый блин с такими вкусными хрустящими закраешками.

Пчелы — точь-в-точь крошечные комочки пластилина — перелетали с одуванчика на одуванчик, а оттуда — прямиком в свой желтый улей. Только это будто и не улей, а огромная желтая библиотека. Рамки для сот — большие книжные полки и до самого потолка заставлены сотами. Да и соты — вовсе не соты, а крошечные желтые шестиугольники-телевизоры, где вместо экранов посверкивает желтый мед.

Снаружи до самого горизонта виделись желтые-желтые поля и луга, сплошь в желтоцветах, мать-и-мачехе. И видимо-невидимо одуванчиков. Все пригорки в сплошных желтых переливах. Да и само солнце, если приглядеться, сияло так, будто оно только что лежало на этой вот горке и вывалялось в желтых одуванчиках. А луг до того сверкал, что я не выдержал и тоже повалился в эту желтизну. И всего меня тут же дожелта осыпало, запорошило и облепило пыльцой.

Прибрела желтобрюхая корова, приняла меня за желтый одуванчик да и сочмокала-сжевала меня.

Оттого и не могу писать дальше.

к оглавлению ↑

Коричневая сказка

А я его видел. Он скакнул прямо на сковородку, такой крошечный и коричневый человечек — и как зациркачит, как заскачет по коричневой поджаристой картошке! Как закричит: «Готово! Поспело! Покоричневело!» Едва я поперчил картошку, как он чихнул и пропал.

Считанные счастливчики, которые видели его, в один голос говорят, что это — такой крошечный коричневый человечек, что он всегда там, где что-то готовится, жарится, допекается и дозревает. Кричит он всегда только три слова: «Готово! Поспело! Покоричневело!» И все сразу румянится, зреет, буреет, смуглеет и коричневеет. Редко кто видел его: для этого нужно большое терпение. Но мне так захотелось снова увидеть его! Но где?

Где? Да там, где завелось что-нибудь коричневое. Наверняка, думаю, отыщу его возле боровиков. А я знал, что боровики вылезают из земли белы-белешеньки и только потом — непонятно как — коричневеют. Вот возле них-то, думаю, и крутится коричневый человечек.

Наутро чуть свет уселся я на самом подходящем для боровиков месте — под коричневой сосною. Жду. Вот-вот боровичок появится. Так и есть — вылезает. Шапчонка белая. Ну, теперь-то я ни за что с него глаз не спущу. Сейчас сам коричневый человечек пожалует. Жду, жду — никого нет. Жду, жду…

И тут кто-то чихнул. Ух ты, как напугал! А это заяц чихнул. Не успел я на него оглянуться, а боровик уже готов — шапчонка покоричневела. Значит, коричневый хитрячок и тут меня перехитрил.

Ну, ничего. Уставился я на другой боровик. Во все глаза гляжу. Так и сижу — гляжу-гляжу-гляжу, гляжу-гляжу-гляжу, гляжу-гляжу-гляжу… Хруп! Коричневый муравьишка ногу подвернул. Хромает, хро-мает-мается. Как не пожалеть хромоножку? Пока вправлял ему ногу, боровик опять покоричневел! Наведался сюда коричневый человечек и пропал как невидимка!

Ну, ничего, думаю. Я вот что сделаю: спрячусь-ка в дырке, которую червяк в боровике прогрыз. Задумано — сделано. Залез, притаился. Жду. Тсс, идет! Он на гриб забирается, а я — скок! — к нему! А он — скок! — от меня! В бруснику — и след простыл…

Вот он всегда так: все втихую делает, когда его никто не видит и не слышит. Мазнет по зеленым шишкам коричневым — и готово! «Покоричневело! Поспело! Готово!» — три его любимых слова.

Попробовал я однажды разыскать его в орешнике, когда орехи созревают. Он по ним коричневой кисточкой водит. Ищу в одной грозди, а он уже в другой малярничает. Я — к одной, а он — к другой. Только и слышится: «Готово! Поспело! Покоричневело!» Наконец уселся я возле самой нижней грозди орехов. Уж здесь-то я его дождусь! Как все остальные посмуглит, не миновать ему к самой последней спуститься. Жду час, жду два, жду три. Жду день, жду другой… Долго ли еще этой грозди зеленеть?

На третий день прилетела коричневая лесная пчелка, запуталась у меня в волосах, затрепыхалась и так заголосила, что на весь лес слышно. Ну и голоси себе на здоровье! Теперь-то я знаю, что это она нарочно — чтобы я переполошился да и снова проворонил коричневого человечка. И не обращаю на нее никакого внимания: пусть голосит, пусть жалит, если ей так хочется, а я все равно с орехов глаз не спущу — вот-вот коричневый человечек появится.

Дзиннь! Летит коричневая мошка-крошка — дзиннь! — и прямиком мне в глаз! Не успел я как следует глаз протереть, смотрю — готово: орехи мои уже посмуглели!

Понял я тогда, что коричневый человечек не хочет, чтоб его выслеживали и больше не надоедал ему своим любопытством. Но прошлым летом лежу на пляже, вокруг полно народа, и вдруг вижу: на спине у Янки их аж целых семь штук! Крошечные такие коричневые человечки. И коричневыми кисточками его размалевывают! Сказал я про это Янке, а тот смеется, не верит. Да, говорит, спине щекотно было, но он-то думал, что это я его теплым песком посыпаю. А никаких таких человечков, говорит, вообще на свете нет.

Как так нет, если я своими глазами видел! Только это не всякому удается: огррромное терпение нужно.

А где живут коричневые человечки, никто не знает. Послушать одних — у медведя в шерсти; послушать других — в буром лишайнике; послушать третьих — под шляпками желудей или под корой у сосен.

Говорить они умеют всего лишь три слова: «Поспело, покоричневело, готово». Как только выговорят — мигом все разбухает, созревает, разрывается: каштаны лопаются, у Буренки заводится бурый теленок.

Только вот никто не знает, как этих человечков звать. Коричняк? Коричневень? Поспелик? Готовень? Готовяша? А ты случайно не знаешь?

к оглавлению ↑

Синяя сказка

Синий рысак в сизых овсах. Синий конь-рысак в васильках, в овсах. Еще вчера я видел его. Он жевал синие васильки, и теперь я знаю, почему он синий.

Собрались однажды кони со всей земли. На Вселошажьем собрании белые и вороные, чалые и гнедые, сивые и саврасые, пегие и в яблоках — сказали: «Братцы! Может статься, машины возьмут верх повсюду на земле и тогда переведется наше лошадиное племя. Уже и теперь с каждым годом все меньше у нас жеребят. А коняг-стариков на фермах вообще отдают лисицам на растерзание. Так пусть хоть один из нас станет бессмертным». И было решено, что быть вечному коню цвета мечты — синим, как гиацинты и незабудки. А появляться он будет повсюду, где только мечтают люди. И дали ему синие крылья и назвали Синим Конем Надежды.

И еще постановило Вселошажье собрание, что Синий Конь Надежды будет всегда одинок: ведь сильнее всего тоскуют в одиночестве. И потому не знать ему ни друга, ни подруги, как и не знать ему своих синих жеребят. Он будет одинок и бессмертен.

Погрустнел синий конь. Но остальные сказали, что грусть — она тоже синяя и очень ему идет. И решения своего не изменили.

«Ты — конь мечты», — сказали ему. «Ты можешь есть и пить все, что и мы, обыкновенные лошади», — сказали ему. «Но помни: если ты станешь есть только то, что едят все, то слиняет твоя синева и тогда тебе конец. Ты — конь мечты и тебе положено есть незабудки. И вообще любые синие цветы — самый лакомый твой корм. Если небо синее — ступай и вываляйся в небе. Если море синее — ступай и выкупайся в море. А захочешь пить — ступай ищи Синий Родник Надежды. Там, в синем лесу, за синей горою, стоят три ольхи. Под ними и укрылся синий родник. Там три синих сполоха синими саблями вспугнули русака. Там в синей бочке вздремнули три синих тучки. Там… Впрочем, как-нибудь сам отыщешь. А не отыщешь, то пей лишь из синих ведер, синих мисок, синих кружек, из блюдец с синей каемкой.

Не забывай, что ты одинок и не положено тебе жить рядом с другими, а назначено жить в синей дали. Люди живут надеждой и подолгу вглядываются вдаль. Там синеет далекое небо, там синеет далекое море, там синеет дальний лес. Там-то твое место. И ближе тебе ни к кому подходить нельзя. А если и подойдешь, то лишь в синий час: в рассветной дымке или вечернем тумане».

Так сказало Вселошажье собрание. Оттого редко можно увидеть Синего Коня Надежды, если вообще можно.

А люди все тоскуют по далям. Ранней весной, когда прилетают грачи, когда под орешиной зацветает синяя перелеска, смотри во все глаза: не видно ли где следов синего коня? А то еще случается по весне, кто-то объедает в саду синие гиацинты… Летом же, в ту пору, когда цветет лен или когда во ржи засинеют васильки, тихо пройди полями: где-то там пасется синий конь. Однажды он объел у Инты с зонтика все синие цветы. Пришла она как-то весною на опушку и села зубрить геометрию: экзамены на носу! Зонтик положила в сторонке, а сама с головою ушла в свои теоремы. А как идти домой, глядит — да это же не ее зонтик! Синие цветики с зонтика точно кто языком слизнул, остались одни желтые! И как только он, губастый, их, таких крохоток, так чисто выщипал?

Как-то в туристической поездке расстелили мы на траве чудесную клеенку, всю в синих сливах. Поели — и купаться. Возвращаемся, а все до единой сливы с клеенки съедены! Значит, и здесь побывал синий конь. Но, конечно, для него ничего нет вкуснее синих девчачьих бантиков.

А зимой его можно увидеть в сумерках — лишь там, где ели отбрасывают долгие синие тени. Лижет он тени, а сам до костей продрог. Если хочешь разглядеть или даже сфотографировать его, то выставь во дворе ближе к вечеру чугунок с черничными клецками: до черники он большой охотник.

Тому, кого носит на себе синий конь, весь мир кажется синим: зайцы-беляки для него синие, белый гриб — синий и даже черемуха в цвету — тоже синяя. Сам синь-конь — синее чудо, и кто ни поскачет на нем — синие чудеса видит. Правда, обычно подпускает он к себе только поэтов, только им удается его оседлать. Но если у тебя отыщется горстка синего овса… Ну как, отыскалась горстка синего овса?

к оглавлению ↑

Черная сказка

Это — черная сказка. До того черная, что в ней не видно ни зги. Но все-таки там кто-то есть, только его не видно. Закрой-ка глаза и завяжи их потуже черным платком. Ну что, темно? Ни зги не видно. И передвигаться можно только на ощупь — темно, как в пекле, верно? Так ведь эта сказка и происходит в пекле. Нащупал такого косматого? Думаешь, это Янка? Ничего подобного. Это сам черт! Черный, точно сапожная щетка, — хоть бери и чисти им башмаки. Ну-ка, ткни ему пальцем в пасть. Чувствуешь? Там полно пепла. И нос у него забит пеплом. Но не вздумай пощекотать косматого, не то расчихается — и вся сказка развеется пеплом.

Вот мы и снова наткнулись на что-то в потемках. Похоже, ящик. Да это же телевизор! Черт смотрит телевизор! Черный телевизор, ничего в нем не видно. Видно или нет, но черт смотрит. А чертенята читают черные книги с черными буквами — ну абсолютно черные книги! И завидущи же эти чертовые дети! Сердце у них черное, а в сердце — черная зависть. Если, скажем, один чернявый читает дрянную книгу (а чем она дряннее, тем у них считается лучше), то, думаешь, сосед дает ему спокойно почитать? Не тут-то было! Стащит втихаря из книги все до единой буквы — и в рот! Давится, а лопает: лишь бы соседа без чтива оставить. Или, к примеру, заведется в дневнике у чертова сыночка двойка или кол (а у них это самые распрекрасные отметки, а хуже пятерки ничего не бывает), то другие рогатые у него эти самые колы и двойки из дневника прямо-таки выгрызают, выедают, выкусывают. Ну и детки! Один, глядишь, сидит, зубрит урок, а другой тем временем кисточку зубрилиного хвоста гвоздем к полу приколачивает!

У чертей все не как у людей, все шиворот-навыворот. Лакают они черное молоко, грызут черный сахар. Даже вода у них черная. Так и полощут рты черной водой — чтоб ни единой белой крошки в зубах не застряло. Однажды выбрался чертов сыночек в мир человеков, извозюкался в белом снегу. Вернулся в пекло, почистился, а уши помыть забыл. В школе чертов учитель тут же к нему прицепился: «Что еще за чертовщина! Белые уши! Вот так грязнуля!» — И опрокинул в чертячьи уши целую баночку черной туши.

Пробираемся в потемках дальше. Кто это тут расселся? А, дитенок-чертенок на черном ночном горшке. Осторожно, не толкни, а то еще заревет черным голосом.

Надо тебе сказать, что никакой свет в пекло не допускается. А дверей в пекле целых семь, и между ними — обязательно коридорчик кишкой. Всего получается шесть кишок. Отворять одновременно первые и вторые или вторые и третьи двери строго-настрого запрещено — чтобы свет не ворвался сразу в обе двери. Ну, а если он все-таки пробрался в первую коридорную кишку, черти мигом — дверь на запор и за черное дело — за све-то-вы-лав-ли-ва-нье! Вылавливают свет по лучику, лучи вяжут в снопы и заворачивают в черные газеты. И только когда до лучика выловят и снова станет темно, как в пекле, разрешается проходить в следующую кишку.

Но, как ты уже знаешь, солнце — великая сила. На свете так много света, что он прорывается-таки в самые дальние коридоры пекла. Послушать чертей, так дальше пятой кишки никогда ни лучик не просачивался. Когда же черти выбираются наружу, к людям, то каждый обязан прихватить с собой завернутый в черные газеты свет и выкинуть где ни попадя — лишь бы с глаз долой.

Приоткроют дверь на самую малость — и поскорей наружу! Но свет проворней чертей: уже успел прошмыгнуть в пекло. Вот на этот случай и дежурит в каждой кишке чертова бригада: хватает этот проклятый свет — и в упаковку, чтобы сунуть под мышку тому, чей черед выскакивать наружу, под мышку — да на вынос.

Как-то приглянулся одному шустрому чертенку карманный фонарик. Он и отними его вечером на дороге у мальчишки: на черный день пригодится! Притащил этот самый фонарик в пекло и, веришь ли, аж до пятой кишки доскакал! Там-то его чертова бригада и сцапала. Ты бы видел, что тут началось! Потащили беднягу в чертов суд, а потом — взашей из пекла. До сих пор назад не пускают. Говорят, слоняется он вечерами по дорогам и отнимает у мальчишек карманные фонарики. Особенно у тех, которые нарочно ослепляют прохожих. Скажет только: «Очертенел, что ли? Ты почище меня будешь! Люблю таких!» — И забирает фонарик.

Но только долго ли этот отниматель на свету продержится? Черти на свету подолгу жить не могут. Совсем как мы — в потемках. Так что открой-ка глаза.

Ну, а если ты их вовсе и не закрывал, а все время таращился по сторонам, то по-настоящему этой сказки не видел — проглядел. Слушал бы зажмурившись, тогда бы и увидел.

к оглавлению ↑

Красная сказка

Света, Огонечина, доченька Огня. Красная, красивая — на конце свечки пламенеет. Как мила, послушлива! Пляшет — не кусается, дочь Огня, красавица. Красная шапчонка, красный каблучок. Пляшет Огонечина, кажет язычок, облизывается. Алым платком обмахивается. Щеки раскраснелись — ну и красавица! Ну и покладиста! Паинька, да и только.

Но в глазах-то — видели? Но в глазах-то — заметили? — вспыхнуло недоброе. Вон как разошлось, разгорелось! Захотелось вырваться на волю. Поноситься по лесу, суходолу-полю. Пробежать чащей, травой шуршащей — вспорхнуть на ветку.

Сидит Огнянка на свечке, нитяной фитилек мусолит. Сидит, мается, во все стороны наклоняется: страсть как покуролесить охота!

Красная Огонечина, пай-девочка. Сидит в фонаре, в стеклянной норе, выйти не может. Да кто-нибудь поможет. Эй, Янка, выпусти! Эй, Огнеяр, выпусти! Яр, яр, яр! Как ты ярок и яр! Огнеяр, Огнеяр, выпусти жар! Покажи пожар! Пусти Огнянку на сухую траву! На бумагу! На хвою!

Огнеяр смотрит, а не пускает. Огнеяр знает: Огонечина — обманщица. Не такая уж она милая, только притворяется. Однажды пожалел ее Огнеяр, поверил, выпустил на полянку огонек-Огнянку. Пустил со спички на вереск, а она, дочь Огня, забыла, что обещала, обо всем на свете забыла. Разошлась, растрещалась! Вскинулась! Скок — на сосенку, а с нее — на елку. Бежит, шипит. Назад идти не хочет, никаких уговоров не слушает. «Огняночка! Огонечинка!» — упрашивал Огнеяр. Да какая уж там огонечинка! Даже не огонь, а целое огнище! Не жар, а по-жар! Настоящий пожар.

Понял тогда Огнеяр, что натворил: выпустил жар — вызвал по-жар. Дал волю Огнянке, вот она и беснуется, и ярится, во все стороны кидается. Разрастается красным кругом — не изловить ее, не погасить. Красной рекой рушится на кусты. Красной змеей вползает на ели. Вскидывается красным чудищем, пожирает все, что ни попадя, а все не давится. Вот так пожар! Огнеяр в жизни такого не видел.

А пламя подмяло лес, небеса языком лизнуло. Набежали люди с красными ведрами, с красными баграми. Понаехало красных машин. Били пламя, заливали, белую воду в красный огонь кидали, да, видно, мало: ничего не помогало. Совсем отбился огонь от рук, все дичал, все крепчал — красный, невозможно алый, а все багровеет.

Весь лес сгорел. Выскочил огонь в поле, стал меньшать и тоньшать, меньшать да тоньшать. Подбежал Огнеяр, видит: на самом конце сухой ветки, к земле прижавшись, сидит крохотка-Огонечинка, которую он отпустил погулять по сухому вереску. И сникает, и слабо колышется, и крошечная елочка горит у нее в сердце. Увидела его — и опять за свое: «Яр, яр, яр! Как ты ярок и яр!..» Но Огнеяр взглянул на черный выгоревший дотла лес — сколько жизней погублено! Орешник мертв, можжевельнику не ожить. У сосен обожжена кожа — саднит. Сгорели птичьи гнезда. Вон и зайчата не успели удрать, догнал их огонь, подмял…

А Огонечина все колыхалась, подлизывалась: ей бы только веточку лизнуть, по хвоинке скользнуть, попробовать шишку малую!..

Но не было у Огнеяра к ней сочувствия. В лесу лежали зайчата — обгоревшие уши, обугленные лапы. «У, обманщица, лгунья! Сгинь, пропади пропадом!»

«Чего злишься? — сказал фонарь. — Уж такая она есть. Самовольница. Воли ей давать не надо, только и всего». И фонарь властно сверкнул стеклянным колпаком. «Она ничего, хорошая!» — сказала Лампа, которая тоже гордилась своим колпаком. И Камин сказал: «Ее только на волю выпускать не надо». Ветер затягивал каминное пламя в трубу. Здесь он управлял огнем. Это подтвердили и Печка, и Плита. И все они мирно топились, теплые и красноротые.

Огонечина, словно пай-девочка, снова ютилась в плите, варила картошку. Печная дверца закрыта, наружу лишь один путь — через трубу. А труба длинная — конца не видно. И дыма в ней, дыма! Наружу ни искорки не выбивалось, все в дыму задыхались.

Огонечина, словно пай-девочка, снова ютилась в плите, варила картошку. Печная дверца закрыта, наружу лишь один путь — через трубу. А труба длинная — конца не видно. И дыма в ней, дыма! Наружу ни искорки не выбивалось, все в дыму задыхались.

Искры — это ведь огневые бедокуры. Когда в лесу горит костер, то искры кувыркаются, кувырки искрятся — норовят до сухой ветки докувыркаться, вскинуться, растрещаться, красными языками окинуться, до беды добедокуриться. Каждый мальчишка-свечечный огнишко только о том и мечтает, чтобы скакнуть на занавеску, а по ней — на потолок, разогнаться по обоям, кинуться в постель, огнянно вываляться в ней и всю-всю комнату заполнить до отказа красным надышанным пламенем.

Каждая спичка только и мечтает, что ею чиркнут возле бака с бензином. Чтоб загрохотал — ба-бахх! — красным огняным цветком взорвался воздух. Чтоб все кругом разлетелось в куски, в пылающие клочки!

А пока Огнянка, красная дочь Огня, мирно колышется на конце свечки. Чем не паинька, не красавица? «Ты, значит, злая?» — спрашивает Огнеяр. «Ну, что ты! Что ты! — моргает Огнянка. — Мне бы только на стружке полежать. Или на бумаге. Пусти в корзинке для бумаг поиграть! Не пустишь? Тогда хоть в спичечном коробке попрыгать! Спички — мои спящие сестрички. Разбужу их — то-то потанцуем!»

Так дочь Огня, Огнянка, подлизывается к Огнеяру, упрашивает: «Яр, яр, яр! Как ты ярок и яр! Выпусти, пожалуйста!»

Колышется крохотка, красная красавица, и Огнеяра опять сомнение берет: «Может, пустить?»

Но вспоминает черных зайчат, слышит голоса лесов, домов, стогов: «Не выпускай ее, Огнеяр, не то будет пожар!» Кажется, просит весь земной шар: «Огнеяр, Огнедел, мастер огненных дел! Ты огонь раздуваешь, ты пожар вызываешь, и ярится огонь. Сделай так, Огнеяр, чтобы всем было спокойно! Чтоб опять не сбежала беглянка-Огнянка! Она хоть и не злая, а самовольница. Ей только дай волю — и тогда конец! Всем нам конец. Всем».

И когда дочь Огня Огнянка снова тревожно замечется и пойдет подлизываться: «Выпусти!», когда капризно грозится: «Вырвусь, все равно вырвусь!» и вдруг зашуршит по сену, — Огнеяр снимает телефонную трубку: «Видишь? Наберу сейчас ноль один и буду уже не один. Все мы против тебя пойдем».

Искра, Огонечина, доченька Огня… Огнеяр и не прочь бы с ней подружиться. И Янка не прочь бы. И Карлис. С Огнянкой, дочкой Огня.

Но как дружить с такой капризою, с такой обманщицей, с такой самовольницей?

к оглавлению ↑

Лиловая сказка

Жил однажды человек, которому ужас как нравилась водка. Выпьет водки, и пошла у него голова кружиться — это-то ему и нравилось. Пошла у него голова кружиться влево — все быстрее, быстрее, и гудит точно волчок, а потом — стоп! — и остановилась. В глазах рябит, сам за столб цепляется, чтоб на ногах устоять, и ждет: ну да, вот оно — пошла раскручиваться в обратную сторону, все быстрее, быстрее, быстрее, — и опять на полном ходу — стоп! Человек этот, понятно, всегда пошатывался — мыслимо ли прямо идти, если голова кружится! Люди спрашивают:

— И как ты только не боишься, что голова у тебя открутится? Вот так крутится, крутится, да и открутится, и в канаву закатится.

— Ха! — отвечал человек-Водочная Голова. — Никуда она не укатится. Голова — в канаву, так и я — с ней.

— Хорошо еще, — говорили ему, — что голова у тебя покрутится, покрутится да и встанет, как была — носом вперед. А что если вдруг не докрутится, встанет, а нос — сзади? Что тогда?

— У меня голова — не какая-нибудь дурья башка. У меня — не пустая башка, а водочная голова. Ей лучше знать, когда крутиться, когда остановиться, — отвечал человек, в голове которого плескалась водка.

Так и махнули на него рукой — разве такого переговоришь? Однажды возвращается народ из клуба, глядь: валяется в канаве человек. А голова у него — задом наперед, над галстуком — не нос, а затылок! Повернули беднягу, как надо. Но разве разберешь тут, как это — как надо, а как — наоборот? На спину положат, так нос в песок ткнется. Положат носом вверх — канавный человек на животе оказывается. Стали думать: а не повернуть ли голову обратно? Попробовали потихоньку да полегоньку — ничего не получается. А сильнее повернуть оно вроде и боязно — ну как человека погубишь, голову ему открутишь? Тут Водочная Голова еще водки попросил. Поднесли стопочку — и пошла опять у него голова кругом! Крутилась, крутилась и — стоп! — опять невпопад, нос вбок уехал.

— А ну тебя совсем! — сказали люди. — Сам справляйся, как знаешь. Надоело с тобой возиться! — И разошлись по домам.

Человек-Водочная Голова тоже поплелся домой: когда голова набекрень, то хоть край дороги виден, худо-бедно, но как-нибудь дотопаешь. Пришел к себе, приложился к бутылке, и голова, к счастью, встала на свое место. С тех пор не раз и не два встречали Водочного Человека, и всегда голова у него скособочена. С бутылкой он не расставался, и голова кружилась как безумная и останавливалась как ей только вздумается — то так, то сяк, а то и совсем наперекосяк.

Был у Водочной Головы мотоцикл, но права у него скоро милиция отобрала: как за руль садиться, если голова то скособочена, а то и вовсе задом наперед? Водочной Голове и дома было не легче. Жена никак не могла взять в толк, как накрывать на стол. Если голова у мужа задом наперед, то его приходилось усаживать спиной к столу, чтоб хоть рот был над тарелкой. А руки? Вот ведь незадача! Представь, что рот у тебя на затылке и попробуй ложку до рта донести — обязательно прольешь! Вот так и Водочная Голова никак не мог сам поесть, и приходилось жене с ложки его кормить. Частенько отца, как несмышленыша, кормили его собственные дети.

Водочная Голова строил лодки — профессия у него была такая. Если голова у него сидела на плечах по-людски, то и лодки получались нормальные: и нос и корма — все на месте. Но если голова была набекрень, то, хоть убей, не разберешь, где у лодки нос, а где корма. Так оно и шло: сегодня лодочный нос вроде бы на своем месте, а завтра — опять не поймешь где. Если голова у Водочного Человека была с косиною, как латышский пирожок со шпиком, то и лодку на воде заносило в сторону. Как ни правь, ее все равно вбок сносит. Поэтому Водочную Голову уволили с этой работы и стали думать, куда бы его еще пристроить. Наконец назначили колхозным пастухом. Да где там! Разве ему с коровами управиться! Сегодня он гонит коров все по кругу да по кругу, как заводной, вчера — только вперед, а завтра — только назад. Уж это как ей, свихнувшейся голове, вздумается.

Призадумалось правление колхоза — что делать? И решило так: человек еще молодой, на пенсию вроде рановато, какая-нибудь завалящая работенка всегда сыщется. Пускай поработает хоть пугалом в колхозном саду. Голова у него кружится? Кружится. Вот это и хорошо. Пускай она у него в вишневом саду без передышки кружится, чтоб скворцы там больше не кружили. А если еще на голову напялить крышку от котла или велосипедное колесо, а к нему подвесить порожние консервные банки, то они тоже закружатся, заблестят да забренчат, — вот и получится вроде бы карусель, и ни один скворец туда больше носа не сунет. Так и сделали, и Водочный Человек до сих пор стоит в саду. Голова кружится, банки бренчат, а скворцы больше не кружат — сад за версту облетают. Так он там и стоит. Если только не умер. Долго ли протянешь, если голова лишь и делает, что кружится?

Но Водочная Голова ничего — держался. Вот только нос у него стал синеть да краснеть, пока не сделался совсем лиловым. Во всей округе ни у кого не было такого лилового носа. Если такой нос обмакнуть в кувшине с белой сиренью, то она сразу лиловеет. Детям Водочной Головы незачем было бегать в магазин за чернилами — попроси только отца обмакнуть нос в стакане с водой: чуть подержал — и пожалуйста, готовы настоящие чернила. Взглянул как-то председатель колхоза на этот самый нос и его сразу осенило: а что если это — марганцовочный нос, то есть нос настоящего калия перманганата? Тогда, может, стоит перекупить у Водочной Головы нос и построить небольшой заводик по производству калия перманганата (ты-то наверняка знаешь, что такое перманганат калия — это те самые лиловые зернышки, которые растворяют в воде для полосканья, когда ангина)? Но Водочная Голова наотрез отказался отдать нос насовсем. Но взаймы иногда уступал: например, для больших маскарадов в доме культуры или для самодеятельного театра, если приходилось изображать на сцене пьянчужку.

Впрочем, иногда на Водочную Голову нападала стыдливость, и он пытался перекрасить свой лиловый нос. Но какая краска удержится на живом теле? И умываешься опять же каждое утро! Краска слезала, нос делался пятнистым и, в конце концов, лиловым, лиловым и только лиловым.

А потом с носом приключилось что-то уж совсем странное — он как-то покрупнел и округлился. И однажды — не помню, в какой праздник, — когда везде пестрело множество разноцветных воздушных шаров (одни бились на привязи, другие летали по ветру высоко над головами), — лиловый нос Водочной Головы заметил среди шаров лиловый шарик. Наверно, представил себе, что и сам он — тоже воздушный шарик или, наоборот, что тот шарик — тоже нос. Так или иначе, но он вдруг отделился от Водочной Головы и, радостно покачиваясь, полетел прочь.

«Нос! Мой нос!» — завопила Водочная Голова. И все кругом тыкали пальцами в небо и кричали: «Нос! Нос! Держите его! Верните владельцу!» Но носа так и не поймали. А сам человек-Водочная Голова вскорости умер. То ли сердце было слабое, сожженное водкой, то ли не снес он такого позора: подумать только — собственный нос сбежал! И человека не стало.

Кругом же стали поговаривать, что и от других пьяниц посбегали полиловевшие носы, а сами пьянчужки, мол, вскорости поумирали — будто это такая носимая болезнь. Но другие утверждали, что все как раз наоборот, — не носы, а сами пьяницы больны, потому носы от них и сбегают. Обладатели лиловых носов с тех пор носят небольшие наморднички, или, точнее говоря, небольшие наносники, чтоб нос не сбежал. Увидишь человека Лиловый Нос — спроси, почему он без наносника: ведь нос от него сбежит!

к оглавлению ↑

Зеленая сказка

Однажды ночью в город вошел лес.

Люди даже не сразу поняли, что происходит: по улицам Пернавас, Ленина, Лубанас, по всем, по всем улицам к центру Риги, задыхаясь, несся запах бензина и звал на помощь. «Душат! — голосил он. — Со всех сторон обложили! Со всех концов города наваливается зеленый туман и до того пахнет хвоей и цветами, самым, что ни на есть взаправдашним лесом, — вопил он, — что всей городской гари просто дурно от такой невыносимой свежести!»

«Спасите!» — голосил чад и несся дальше.

Перевалило за полночь. Троллейбусы спешили в депо на ночлег и взахлеб делились друг с другом новостями: говорят, уже занята городская автобусная станция у Даугавы и все автобусы выведены из строя — в выхлопные трубы заполз зеленый мох. Автобусы покашляли, покашляли, да и заглохли. Троллейбусам — ничего, их лес не трогает, а останавливает только машины, которые тарахтят да чадят, здоровью вредят. А сейчас идет облава на такси и другие бензинные машины. Самосвалам учиняют настоящий допрос: кто сваливал в лесу отбросы, тряпки, склянки и жестянки? Допрос ведут можжевельники — цепкие ребята. И память у них цепкая. Все помнят: кто ягоды рвал вместе со стеблями, кто сердца и дурацкие надписи на деревьях вырезал, бересту срывал, кору обдирал, бил о стволы бутылки? Но главное — номера машин, которые утюжили лес, корежили корни, дышали лесу в лицо бензином.

Скоро в центре города столпились целые тучи смрада и гари. Куда же им было податься? Со всех сторон на город надвигался лес.

Только теперь поняли люди, сколько у них в городе угольной гари и чада, газа и смрада, вони помоек и кошачьего духа, который так стоек. И вся эта тьма тьмущая запахов висела в воздухе. Они ругались, пинались и жались друг к дружке. Водочный перегар уселся на голову табачному. Великаны-фабричные дымы запросто перешагивали через затхлых запашков-коротышек, ростом с кошку или не выше баночки с клеем. Воздух стал такой густой, что хоть топор вешай. Да, да, просто-напросто зацепи за воздух — и топор висит. Воздух стал густой, как вода, и людям стало трудно передвигаться. Ты ведь знаешь, как трудно идти в воде, пусть она даже по пояс или по грудь. А уж если поверх головы — и подавно. Воздух был густой, как вода, и, конечно, куда выше головы.

А пацаны, у которых были надувные лодки, вот до чего додумались: вытащили их, чтоб по улицам плыть. Представь себе, кое-где это им даже удавалось. Лягушки в парке подпрыгнули, а назад на землю не шлепаются: знай в воздухе скачут с запаха на запах, точно по кочкам. И иные чудаки прямо из окна второго этажа шагнули и, представь себе, ничего с ними не случилось: будто в воду спрыгнули или на матрац. Да и чем не перина чада? Чем не матрац смрада — такой плотный и сбитый?

В центр сбежались и всякие-превсякие шумы. Рев машин и дребезжанье трамваев, стук-перестук отбойных молотков, всякий гул, вой, гам, шип и громыханье. Громыханье и есть громыханье, у него хоть минуту помолчать терпенья не хватает: только и выискивает, где бы еще погромыхать. Встанет между столбами электросети или, скажем, между железобетонными балками — и ну биться-колотиться, так, что хоть уши затыкай. А шипенье подпускало шип во все, какие только ни попадись, трубы и трубки. В дождь оно, к примеру, гуляло по водосточным трубам.

В центр сбежались и всякие-превсякие шумы. Рев машин и дребезжанье трамваев, стук-перестук отбойных молотков, всякий гул, вой, гам, шип и громыханье. Громыханье и есть громыханье, у него хоть минуту помолчать терпенья не хватает: только и выискивает, где бы еще погромыхать. Встанет между столбами электросети или, скажем, между железобетонными балками — и ну биться-колотиться, так, что хоть уши затыкай. А шипенье подпускало шип во все, какие только ни попадись, трубы и трубки. В дождь оно, к примеру, гуляло по водосточным трубам.

Одним словом, лес согнал все шумы с насиженных мест, и теперь они маялись от безделия, не зная, куда себя деть. Громыханье скакало по железным крышам, бренчанье волокло по улице жестяную ванну, где перекатывались пустые бутылки. И это было невыносимо.

А пыль! Пыль со всего города! Спасаясь от леса, она тоже удирала к центру, залезала в любую щелку. К утру голос радио до того пропылился, что оно долго откашливалось и только потом зарадиовещало. А уж люди и вовсе оглохли: в уши им набилось столько пыли, что никак не промыть. Приходилось чистить их пылесосом. На домах осел такой слой пыли, что они стали одинаково серыми и номеров на них ни за что не разобрать: и люди жили без адресов. Да и сами люди сделались серыми, все на одно лицо, и только удивлялись, как это они раньше не замечали, сколько у них в городе пыли. Ну, бывало, скапливалась на башмаках, понизу на штанинах, — но чтоб такими тучами!

А лес подступал все ближе. Впереди плыл зеленый туман. Он пахнул сосновой хвоей и недавней грозой. Он втекал в комнаты через открытые окна и замочные скважины, через дымоходы и вентиляционные люки, и людям стало легче дышать. Потянуло запахом мхов и грибным духом. Но люди еще спали и не знали, что их ждет. И даже те, кого обычно мучила бессонница, в эту ночь спали крепко и сладко, как никогда.

Первой проснулась дворничиха — вышла поливать улицу да так и встала как вкопанная: что за невидаль! Палка метлы пустила крошечные побеги! А ниже — все прутья в зеленых листьях! На парадных дверях облупилась краска, и они тоже зазеленели.

И на внутренних дверях — повсюду, куда только втек и просочился зеленый туман — закопошились и повылазили на свет крошечные зеленые ветки, хвоинки да почки. Шкаф стал похож на дикий кустарник из джунглей, ножки стула вцепились в пол крошечными корешками. В этой комнате мебель поросла березовой листвою, в той — зашелестела ясенем. И всюду над полом кудрявилась мелкая поросль. В корзинке для рукоделия вся пряжа переплелась с зелеными побегами. А телевизор до того зарос, что дворничиха не выдержала и выстригла ножницами в зелени четырехугольное окошко: вечером продолжение передачи «В гостях у Мухомора». Выглянула дворничиха наружу и руками всплеснула: по улице шагают… сосны! Высокие, с коричневыми стволами. А у их ног, точно зеленое одеяло, ползут мхи и ягодники. А это что там такое? Никак гриб? Так и есть, гриб! Батюшки! Да это же боровик! Схватила она корзинку, ножик и вдогонку. Ух, еле догнала на перекрестке. Догнала и спохватилась: что бежать-то? Грибы сами навстречу идут да идут! Присела дворничиха на край тротуара, корзинку сбоку пристроила — и за работу: как подойдет гриб поближе, она его хвать — и в корзинку. Вот радости-то было!

Скоро всю улицу запрудили грибники. А лес все тек и тек, точно зеленая река, и грибники по обеим сторонам улицы сидели точь-в-точь как рыбаки по берегам речки.

А по соседним улицам валом валил орешник, задевал зелеными ветками окна: кому лень на улицу выйти — рви орехи прямо из окна.

Спичечные коробки открывались сами собой, и оттуда выпрыгивали спички. Они взбирались друг другу на плечи — все выше и выше, одна на другую. И получалась худышка-осинка: спички ведь из осины делают. Карандаши и ручки тоже складывались в зеленые деревца. Лыжи, салазки и хоккейные клюшки зазеленели. А копье Яниса Лусиса сплошь поросло лавровыми листьями. Даже у инвалида войны вместо деревяшки — зеленая нога-елочка!

Школьные парты до того заросли, что ребята по утрам в них ползком залезали. У тех, кто повыше, голова еще нет-нет да и высунется наружу, а тех, кто пониже росточком, совсем в зарослях не видно. Вызвали Янку к доске, а он, как говорится, в кусты; удрал, как заяц, в кусты на своей парте и молчит, не отзывается. Наверно, просто урока не выучил. Вызвал его учитель второй раз — Янка опять не отзывается. Пришлось его всем классом искать. Еле отыскали: он зарылся в листья под скамейкой.

А по улицам все шел и шел зеленый лес, и то листья, то хвоинки сыпались людям в бороды, прически и сумки.

И вот лес вступил в самый центр города. Первым туда прорвался зеленый туман, и завязалась решающая схватка. Чад и смрад вовсе и не думали сдаваться. Гарь обкусывала макушки сосен, обгрызала цветы. Шум, гул и скрежет неслись прямиком по бруснике, давили и топтали ее, драли за уши елку, отваливали подзатыльники боровикам. Пыль подминала под себя и душила цветы.

А лес все шел и шел. У леса было так много цветов и листьев, что шумы обрастали мхами. Они еще бежали, еще топали, но уже мягко, точно в бархатных башмаках, и все чаще загребали ногами, пока наконец не рухнули, не вросли в землю, не окинулись зеленью и тишиной, словно кочки в лесу. А лес глубоко-глубоко втянул в свои зеленые ноздри всю эту серятину — городскую пыль, разок чихнул, прокашлялся, — и пыли как не бывало. Воздух снова чистый и насквозь зеленый.

Но смрад и чад еще держались. Смрад и чад, гарь и копоть выступали целыми полчищами, и многие из этих гадов были ядовиты. Приходилось лесу и этих в себя вдыхать, иначе не одолеешь. Вдохнет сосна бензинной гари — макушка у нее сразу и сникает. Глотнет береза угольного чада — глядишь, береста почернела, конец березе. Но зеленые деревья сражались, не щадя себя.

Ночные фиалки глотали и глотали бензинный перегар и гибли целыми полками. Засыхали черемухи, угасали березы, с дубов осыпались отравленные желуди, с больных рябин — ягоды.

Но у леса — большая зеленая жизнь, лес непобедим. И уже в сумерках можжевельник, точно вонючему хорьку, вцепился в горло последнему мерзкому запашку…

Лес победил.

А на следующую ночь он ушел так же внезапно, как и пришел. Но на улицах, дворах и задворках осталось его зеленое дыхание. Оно еще долго жило там, пока опять не взяли верх грохот и смрад.

И все-таки теперь люди знают, что хоть раз в году в город входит лес, зеленый, зеленый лес… До того зеленый, что зеленей его нет никого на свете, до того чистый, что чище его нет никого на свете. Когда же над городом проливается зеленый дождь и в лужах плавает зеленая пыльца, люди уже знают, что она — со свечек сосновых, и задумчиво и подолгу глядят в лужи, будто припоминают: идет зеленый лес. Дыханье у него зеленое, бровь зеленая, карман зеленый и полон зеленых кузнечиков. Сунет он в карман зеленую руку и высыпет горсть зеленых кузнечиков где ему только вздумается — на почте, на вокзале, в магазине или даже прямо на улице. А кузнечики — врассыпную по всему городу. Скачут, стрекочут, и люди ходят осторожно: как бы не наступить! Даже трамвай останавливается: водитель выходит из кабины и сгоняет кузнечика с рельс — как бы не переехать! Каждый год в город приходит зеленый лес и изводит смрад и чад, усмиряет шумы, заглатывает пыль.

Помнишь, в прошлом году в город пришел лес? А когда уходил, даже жалко стало, хотелось с ним уйти. И в этом году он опять придет. Только заранее не узнаешь, когда. Был я вчера в лесу. Вслушивался, всматривался — вроде ничего не заметно. «Собираешься в город?»— спрашиваю. Молчит. Не отвечает. Большой зеленый лес.

БОЛЬШОЙ, БОЛЬШОЙ, ЗЕЛЕНЫЙ, ЗЕЛЕНЫЙ Л-Е-С

к оглавлению ↑

Серая сказка

Я — Серый. Я сер, как мышонок, как серая птаха и пепел, серый-пресерый, как пыль. Я серый. И потому, что есть на свете я, такой серый-пресерый, так ярко выделяются все другие цвета.

Где меня можно увидеть? Да повсюду. Вот, скажем, весна. Серой-пресерой весной все серым-серо, снег стаял, земля еще серая и почки тоже серы. Но кракнула серая почка (серая моя дочка) и вот уже цветет — верба! А разве была бы ты, вербушка, такой красивой и белой, если б я, серый, не был весною таким серым-пресерым?

Серой весной из серой земли вылезает зеленый тюльпан, из серой земли вылезает, точно чертенячьи рога, красный ревень.

Или, скажем, утро. В серых рассветных сумерках плывут по лугу белые простынки тумана. Разве казался бы туман таким белым, не будь утро таким серым-пресерым? На серое небо выходит красное солнце, и все сразу видят: до чего же красиво! В серое небо заплыл золотой месяц, и все сразу видят: ох, и красив же! А все потому, что небо-то серое. Я — у начала всех красок. Я — у начала тех красок, по которым так скучают люди. На сером рассвете они ждут солнца, серой ночью — луны. Серой весною — цветов, осенью — белого снега. Я — серый, это из-за меня люди ищут другие краски.

Я важный-преважный цвет. Важнее, пожалуй, нет. Все выделяется и хорошеет лишь в соседстве со мной. Видишь белую ангорскую кошку? Нравится? Ну, еще бы! — ведь я сижу рядом с ней. А мои любимцы, серые воробьи? Если бы не они, с кем бы мы сравнивали канареек? Разноперые птицы потому так и бросаются в глаза, что на соседней ветке — серые. А этот мышонок так мил и бел, оттого что брат у него сер. Белый песок, кто твой браток? Серый, серый песок!

Я — Серый. Недаром говорит народ: «Вали на серого! Серый все снесет». Вот я и помогаю всем краскам, когда им самим не пробиться на свет: выпущу их из-за своей спины да еще и подтолкну: «Ступайте! Пусть все вами любуются!» Раз — и вытолкнул из серой-пресерой дождевой тучи семицветную радугу! Я не жадина, другим не завидую: сам вечно в тени. Я выдуваю из себя все цвета, как серая мыльная вода выдувает из себя на кончик соломины разноцветные пузыри. А ты пускал пузыри? Ну, тогда ты уже понял, кто тебе помогал. Кто же, как не я, Серый?

Какой я с виду? Я же говорил: посмотри на пыль, на серую пичугу или пепел. И потом кинь в пепел цветную пуговицу. Какая она яркая, красивая, верно? А за ней? Кто там за ней? Это я — Серый.

к оглавлению ↑

Пестрая сказка

Разные бывают Пестряки. Бывают Пестряки большие, бывают Пестряки маленькие. Это они всё кругом крапинками испещряют да испестряют. А их самих отыскать не так-то просто. Обычно лежат они у моря, среди камней. Маленькие — совсем как пестрая галька и прячутся среди гальки, большие — между камней покрупнее. Ищи их там и обязательно отыщешь! Знаешь, как отличить Пестряка от камня? Очень просто. Прислони к нему руку: если на ладони отпечатались крапинки, то это и есть Пестряк, а нет — значит, обыкновенный голыш.

Катятся Пестряки по свету пестрым-пестры, точь-в-точь игральные кости. Только у Пестряка бока красками пестро заляпаны. Он и останавливается точь-в-точь, как игральные кости: когда только вздумается, где только вздумается, возле кого только вздумается. И прислоняется ко всему тем пестрым боком, каким ему вздумается. Что, подкатился к горошку? Значит, быть горошку цветным: розовым и белым, розовым и лиловым. А теперь к мухомору? Значит, на этот раз повернулся Пестряк красным боком, в белую крапинку. Подкатился к корове? Не иначе как бок у него белый с черными пятнами или с коричневинкой. Пестряк, он даже в свинарник закатывается, и тогда получается скотинка с пестринкой — поросенок с пятнышком, с пестряковой отметиной. А как этот самый Пестряк насобачился на собак пятна наляпывать! Пятнистые кошки, пятнистые божьи коровки и пятнистые-препятнистые змеи все до одной обкатаны пестрым боком Пестряка.

Да ведь он не только по земле раскатывает, он и по речному дну может. Как он там рыбьи спины испещряет! Какими дивными точками да крапинками! Ты когда-нибудь форель видел? А лосося? Вот кто разрисован так разрисован!

Пестрые чибисовы яйца — тоже пестряковы проделки. И всех пестрых бабочек опять-таки он разукрасил. И птиц. Едва пошли у птенца отрастать перышки, Пестряк тут как тут и ну их на все лады пятнить-распестрять! Потому и говорят в народе: «Пестро, не гладко, как куропатка». Это Пестряк куропатку так исконопатил.

Или вот люди спрашивают друг у друга: «Как дела?» — «Так да сяк, в полоску да в крапинку». И все сразу понятно: значит к этому человеку подкатился Пестряк — он ведь великий путаник и чудак. К примеру, надели утром на Илзите белое платьице и пошли в лес гулять. А Илзите — и сядь на чернику! Платье, понятно, стало серо-буро-малиновым в крапинку, а илзитина радость вся слезами закрапана.

Или вот еще. Уселся Янка за чистописание. Ну, думает, сегодня мне спешить некуда, чисто напишу. Да не тут-то было! Посадил кляксу, стал стирать — от волнения посадил вторую. Заревел Янка от обиды, и на тетрадку — плюх! — капнули три здоровенных слезины. И в каждой расплылось по три буквы. Стала вся тетрадь в серо-буро-малиновых разводах. Спрашиваю его: «Ну, как дела, Янка?» «В крапинку», — отвечает, а сам ревет.

Когда у машины в дороге спустило колесо, когда с самого утра не ладятся дела, а меньшой братишка ухватился за скатерть и стянул ее со всей посудой на пол, — тогда-то и небо покажется в крапинку.

Люди говорят: пестрая жизнь… Значит, были в ней белые дни, были черные, были желтые — дни зависти, были синие — дни надежды. Попроси-ка бабушку, она расскажет. Она ведь частенько приговаривает: «В глазах зарябило! В глазах запестрило!» Кому, как не ей про Пестряка знать? Долгий и пестрый век прожила.

Луна, и та рябовата-конопата, в пятнах. Ты и сам, наверно, в полнолуние это заметил. А нет — так приглядись получше. Пестряк на Луне еще до космонавтов побывал. Вон ученые говорят, Солнце — тоже не гладкое, и на Солнце есть пятна. Выходит, и туда Пестряк наведался.

Кто же он такой, этот Пестряк? Почему он вот именно об этого поросенка боком потерся, эту тетрадку изкляксил, этого щенка пятнами разукрасил, эту, а не другую корову прозвал Пеструшкой? Отчего у гороха, бобов и королевской лилии цветы пестрым-пестры, а у других чистые? Почему у этого мальчишки весь нос в веснушках-конопушках, а у того гладкий? Этого я не знаю. Это тебе ученые объяснят. Сказка про Пестряка просто сходит с языка, а ученые за Пестряком гоняются и всячески его изучают. Они-то наверняка знают.

Луна, и та рябовата-конопата, в пятнах. Ты и сам, наверно, в полнолуние это заметил. А нет — так приглядись получше. Пестряк на Луне еще до космонавтов побывал. Вон ученые говорят, Солнце — тоже не гладкое, и на Солнце есть пятна. Выходит, и туда Пестряк наведался.

Кто же он такой, этот Пестряк? Почему он вот именно об этого поросенка боком потерся, эту тетрадку изкляксил, этого щенка пятнами разукрасил, эту, а не другую корову прозвал Пеструшкой? Отчего у гороха, бобов и королевской лилии цветы пестрым-пестры, а у других чистые? Почему у этого мальчишки весь нос в веснушках-конопушках, а у того гладкий? Этого я не знаю. Это тебе ученые объяснят. Сказка про Пестряка просто сходит с языка, а ученые за Пестряком гоняются и всячески его изучают. Они-то наверняка знают.

Если ты не нашел Пестряка среди камней у моря, то сделай вот что. Оставь с вечера на столе стакан с водой и коробочку с акварельными красками. Да не забудь ее открыть и с каждой стороны положи возле нее по чистому листу. Проснешься утром, а вся бумага пестро измазюкана! Любит Пестряк ночью поиграть, душу потешить: обольет кирпичики красок водой и давай по ним взад-вперед носиться, как по клавишам рояля! А потом — с такими-то ногами! — да на белую бумагу! Одни говорят, что это он так балуется, другие — что он упражняется, руку набивает. Но тогда бы и ходил на руках!

Лучше всего с Пестряком знакомы художники. С ними ему просто, от них он не прячется. Художник пишет картину, а Пестряк усядется среди тюбиков или на самой палитре (такая дощечка, на которой краски смешивают) и знай насвистывает, краски смешивает. Пестряк — художникам помощник.

Решил я как-то сложить печь и попробовал уговорить одного Пестряка, который жил у художника Улдиса Земзариса, прийти ко мне глину месить. Куда там! Спросил у него Земзарис, не сходит ли он к Зиедонису глину помесить, а тот в ответ: «Пусть Зиедонис сам свою глину месит. Или пусть Серяка позовет». Не дело, мол, Пестряку зря краски переводить, все в одну кучу валить, чтоб получилась серая! Наоборот, Пестряк норовит все серое в разные цвета раскрасить.

Ну и все. Нельзя такие невозможно пестрые сказки длинно писать, а то начинает в глазах рябить. Когда будешь читать эту сказку — оторвись, взгляни разок-другой в зеркало. Как, не стали глаза рябыми? Если уже в крапинку, то лучше передохни.

к оглавлению ↑

Янтарная сказка

«Как? У тебя нет янтаря? Ни единого?» — Глаза у крота так округлились, что стали размером с булавочную головку. Это означало, что крот ужасно удивлен: обычно-то глаза у кротов такие крошечные, будто их и вовсе нет. «Как? У тебя нет янтаря? Ни единого?»

«Ни единого», — сказал я.

«Ну, тогда ступай за мною, — сказал крот. — У тебя, правда, брови какие-то редкие. — Он взглянул на меня. — Привяжи-ка ты к ним зубные щетки, а то глаза песком запорошит».

Он помахал мне лапой и скрылся в норе. Но вскоре выглянул наружу: «Ну, что стоишь?» Я поскорее приладил над глазами щетки и полез в нору.

Часа через два пути крот и говорит: «Нет, так дело не пойдет! Слишком уж ты медленно ползешь. Прошли какой-нибудь десяток метров, а до озера Энгуре не меньше десяти километров. Знаешь что? Шагай-ка ты лучше поверху, а я поползу, как полз. А чтобы нам друг дружку не потерять, я буду изредка высовываться наружу. Чтобы не спутать меня с другими кротами, приглядись: видишь, у меня один зуб — янтарный? Как я высунусь да засмеюсь, ты меня сразу и узнаешь». Крот разинул рот и засмеялся — крикс-крикс-крикс! — точно рядом трижды переломили карандаш.

Крикс! Крикс! Крикс!

Мы так и сделали, и снова пустились в путь. Шли долго. Недели три. Мне, правда, в пути передышки выпадали: кроту ведь не под силу под землей идти так быстро, как мне по верху. Попадались в дороге и ручейки, и канавки. Я-то через них перемахну — и готово, а ему приходилось под ними — ползком.

Так что времени у меня было хоть отбавляй. Я посиживал и почитывал. Прочел все, что мог, о кротах и янтарях, об озере Энгуре. Оказывается, возле него оттого так много янтаря, что когда-то на этом месте было море и янтарь тихо колыхался на дне. Потом море отступило и, точно большую бухту, оставило после себя озеро.

На третьей неделе пути мы вышли в поля, что неподалеку от Энгуре. В земле, взрытой кротом, все чаще стали посверкивать крошечные янтарики. Спрашиваю у крота: «Можно, я их себе насобираю?» «Этих? Да зачем они тебе? — рассмеялся крот. — Это ведь даже не янтарь, а так, мелочь. Здесь такого добра полным-полно. Вот если бы ты побродил по картофельным бороздам или осенью прошелся по всходам озимых, это другое дело!..»

И я пошел бродить по картофельным бороздам и вправду набрал полный карман янтариков. И увидел, как мальчишки ходят за отцовским плугом. Точно скворцы на борозде, что подбирают за плугом червяков, они то и дело нагибались за янтариками.

На исходе третьей недели мы вступили в большущий сосновый бор на берегу озера. В том бору — ни единого кустика, ни самой худосочной поросли: кругом один только зеленый да сизый мох, и в нем видимо-невидимо грибов. Крот высунулся наружу и сверкнул — крикс-крикс-крикс! — янтарным зубом: «Теперь совсем близко! Полезай за мной!»

Приладил я себе зубные щетки и полез за ним.

Ползли мы, ползли и вползли не то в комнату, не то в целый зал, где работало великое множество кротов. Стены там были из чистого янтаря, и кроты выколупывали его оттуда, обтачивали, шлифовали, опиливали напильниками и сверлили сверлами.

«Здесь янтарей оголяют, срывают с них одежонки, полируют до тех пор, пока они не станут похожими друг на дружку, как две капли воды. А потом из них мастерят ручки для мухобоек и мундштуки», — сердито сказал крот.

Еще из янтаря выкругляли пепельницы и баночки для сапожной ваксы. «Эх, совсем не для этого янтарь создан! — сказал я. — И кому только все это нужно? Кто все это выдумал?» — «Одни дураки выдумали, — сказал крот, — а другие делают. Дураки — для дураков».

Сами кроты — мучители янтаря были обвешаны им с ног до головы. Зеркальце достанут — так ручка у него непременно янтарная. Солнечные очки янтарем оправлены. Башмаки янтарем окаблучены. За версту видно, что тут каждый изо всех сил пыжится, чтобы показать, как он янтарь любит. Вот даже до чего додумались: какой-то ловкач привинтил себе янтарное ухо, другой вставил янтарный глаз и нарочно таращился по сторонам, чтобы всем его видно было.

Не понравилось мне там. Ведь эти пустодеи не делом заняты, а так, пустячничают, янтарь по пустякам растрачивают. Расправляются с ним как с какой-нибудь картошкой: варят, солят, размундиривают. Лепят янтарные клецки. Пекут янтарные блины. Янтарной пудрой посыпают торты. Я и кроту сказал, что очень уж мне эти ломастеры не нравятся. Я ведь слышал, как янтари кричали, роптали и проклинали пустоголовых кротов. А те ничего не слышали и не могли слышать: не понимали янтарного языка.

Не понравилось мне там. Ведь эти пустодеи не делом заняты, а так, пустячничают, янтарь по пустякам растрачивают. Расправляются с ним как с какой-нибудь картошкой: варят, солят, размундиривают. Лепят янтарные клецки. Пекут янтарные блины. Янтарной пудрой посыпают торты. Я и кроту сказал, что очень уж мне эти ломастеры не нравятся. Я ведь слышал, как янтари кричали, роптали и проклинали пустоголовых кротов. А те ничего не слышали и не могли слышать: не понимали янтарного языка.

«Да, — сказал мой крот, — умниками их не назовешь. Умницы есть, да только не здесь. Пойдем-ка дальше».

Снова ползли мы, ползли и приползли в янтарную мастерскую. «Вот здесь понимают язык янтаря!» — сказал крот. Я вслушался: прежде чем взяться за работу, каждый мастер сначала советовался с янтарем: «Как ты думаешь, а не сохранить ли нам этот блик на правом боку? Может, не стоит заглаживать вот эту щербинку?» Здесь умели видеть малейшие изгибы камня, каждую его особинку. Скажем, у янтарика три лапы. Так у него третью не отрывали, лишь бы он походил на прочих, двуногих. Или, скажем, у другого — четыре уха. Его так и отпускали гулять по свету — четвероухим! А этот усатый? Значит, пусть таким и остается, усы топырщит!

Потому и получались в той мастерской прекрасные украшения. Там янтарины сами выбирали с мастером, что им больше всего к лицу. «Тебе идет металлический воротничок. А тебе — деревянный кантик. А вот тебе нужна серебряная цепочка». Самый заурядный янтарь тут вдруг раскрывал свою подлинную суть и поворачивался к людям своей самой лучшей стороной. Он начинал излучать такой теплый свет, что все восклицали: «Глядите — что за удивительный янтарь!» Тут работали художники и в каждом янтаре отыскивали прекрасное, чтоб оно всем было видно.

«Это еще что! — сказал мой крот. — Тут ведь работают и те, для кого больше нет никаких тайн в мастерстве ювелира, кто замахнулся на большее!.. Эти искусники создают свойства человеческого характера. Взгляни туда. Вон Хвастливость, она же Зазнайство».

Это была соломенная кукла с янтариной вместо пупка. «А это Недоброжелательство. Еще ее Черной Завистью называют».

Я взглянул, куда показывал крот. Там бескрылый янтарь подпиливал крыло своего крылатого соседа. Так они и стояли бок о бок: крылатый и завистник, стремящийся подпилить крылатость.

Рядом крот-художник трудился над Болтливостью или Сплетней: одна янтарина сунула язык в ухо другой, та — в ухо соседке, соседка — в ухо своей соседке, и так по цепочке до тех пор, пока последняя янтарина не лизнула ухо первой, той, от которой и пошла сплетня. Так и стояли они тесным кружком, а язык каждой — в соседкином ухе.

В руках художников янтарь сказочно преображался: он тоньшал и хорошел, превращался в янтарный свет. Свет сгущался в янтарное облачко, из которого вдруг возникал янтарнейший человечек, — и в любой миг он мог снова обернуться янтарным кругляшом или навсегда растаять душистым янтарным дымом.

Когда пришло время уходить, крот разрешил мне взять что-нибудь из янтарной сказки. Я выбрал Любовь. Любовь — такой странный янтарь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Когда я его выбирал, мне почудилось, что он поет. Так в детстве пела над моей колыбелью мать…

Я пополз в обратный путь по кротиному коридору. Остановился перевести дух и чувствую: на меня кто-то смотрит. Это был янтарь. Он смотрел на меня, и мне стало бесконечно хорошо: так на меня смотрели только люди, которые любили меня.

Я вылез из норы — и янтарь тут же исчез, засветился вдали, точно звезда. Я сразу признал — это мой янтарь. Среди миллионов и миллионов звезд я узнаю свою.

Дома я положил его на стол, и мне никогда не скучно с моим янтарем. В новогоднюю ночь он искрится, точно бенгальские огни, а по вечерам пахнет красными свечками сосны. Иногда он говорит со мной. Устану — он шепнет мне слова, от которых как рукой снимает усталость. Поздним вечером, когда всех сморит сон, янтарь начинает говорить — и тогда я могу проходить сквозь стены и ночную тьму. Потому что сильнее Любви нет ничего на свете.

Иногда мой янтарь смотрит на меня, будто о чем-то просит. Он просит меня совершить что-нибудь такое, что мне и впрямь по силам: спасти звезду, упавшую в море, поймать в полете раскаленную пулю и так сжать ее в ладонях, что она задохнется. Могу отвести руку, занесенную для удара. Могу пресечь сквернословие — и грязные слова ссохнутся и осыпятся с губ, словно подсолнечная шелуха.

Все это мне по силам.

А то вдруг мой янтарь на столе задышит быстро-быстро, словно в большом волнении или от долгого бега. Значит, надо спешить на помощь: где-то калечат дерево, где-то разоряют гнездо, где-то причиняют зло доброму сердцу. Я опускаю янтарь в карман, и мы бежим. Когда он дышит у меня в кармане, я могу пробежать хоть сотни километров и не устать.

И еще одним волшебным свойством наделен мой янтарь: в присутствии плохих людей он как-то весь тускнеет. Говорю с человеком, а сам вижу: янтарь тускнеет. И настораживаюсь, понимаю: человек этот никудышний, только прикидывается хорошим.

Зато среди хороших людей янтарь словно оживает: иногда так рассияется, что у меня сердце заходится от счастья, и теплеют глаза. «Какие у тебя теплые глаза!» — говорят мне. «Это все янтарь, — говорю я. — Это все янтарь». А он светится на моей ладони. «Это все люди, — говорит он. — Это все люди». Мне хорошо, мне легко живется с моим янтарем.

А крота с тех пор я не видел. Каких только кротов не доводилось встречать, но того, улыбчивого, с янтарным зубом, того самого не встречал. Наверно, до сих пор выискивает людей, у которых еще нет своего янтаря. Если повстречаешь улыбчивого — смело полезай за ним в нору. Он приведет тебя в янтарную сказку. Может, в Сказку Всех-Превсех Цветов, может, в Сказку Всех-Превсех Запахов, может, в Сказку Шелестящей Травы или в Сказку Бурливого Моря. Ведь на свете много сказок, и они никогда не кончаются.

(Илл. Зиле А.)

«ДЕТСТВО-ПРЕСС»

1. Блехер Ф.Н. Дидактические игры и занимательные упражнения в первом
   классе.— М.: Учпедгиз, 1953.

2. Венгер Л.А., Венгер А.Л. Домашняя школа мышления.— М: Знание,
   1982.

3. Волина В. В. Занимательная математика для детей.— СПб.: Дидактика,
   1994.

4. Глушанок Т. Г., Волкова Л. Н. Тайны здоровья ребенка. — СПб.: Интерспект; 1994.

5. Давайте поиграем. / Под ред. А. А. Столяра. — М.: Просвещение, 1991.

6. Жукова Н. С, Мастюкова Е. М., Филичева Т. Б. Преодоление общего
   недоразвития речи у дошкольников.— М.: Просвещение, 1990.

1. Ушаков Н. Н. Внеклассные занятия по русскому языку в начальных
   классах.— М.: Просвещение, 1971.

2. Швайко Г. С. Игры и игровые упражнения для развития речи. — М.:
   Просвещение, 1988.

• Лимон.

• Тыкву.

1. Развитие грамматического строя речи. Согласование 

• Солнышко, солнышко, ведь уже весна, я надела свое ЖЕЛТОЕ пальто с ЖЕЛТЫМ капюшоном, почему же нет ни одного
  цветка?

• Сейчас будут, — ответило солнце и кинуло на солнечный при­
  горок вместе со своими лучами пригоршню ЖЕЛТЫХ цветов. 

• Знаешь, как они называются? — спросило солнце у девочки.

• А вот и нет! Они называются мать-и-мачеха. Это самые пер­-
  вые весенние цветы. Даже листьев у них нет. Только сами цветы
  теплятся на пригорке.

• Они злые, эти цветы? — спросила девочка. — Ведь в сказках
  все мачехи злые.

• Нет, — ответило солнце. — Мать-и-мачеха — добрый цветок.
  Просто листья у него такие: одна сторона теплая, мягкая, как руки
  твоей мамы. А другая — холодная и блестящая.

• Куда пошла девочка?

• Зачем она пошла на полянку?

• О чем девочка попросила солнышко?

• Какими были цветы?

• Каким было солнышко?

• Каким было пальтишко у девочки?

■

• Куда пошла девочка?

• Каким был лес?

• Что было зеленым в лесу?

• Какой сарафанчик надела девочка?

• Какие фрукты бывают зелеными?

• Какие овощи бывают зелеными?

• Ты только взгляни, какой я видный и красивый! — говорил
  мухомор. — А тебя заметить трудно, уж очень ты мала и неказиста.
  И голос у тебя чуть слышный.

• Но я ведь вкусная и очень сладкая, — отвечала земляника.
  (А голос-то у нее и, правда, был совсем тихий, еле слышный.) —
  И еще я очень полезная,— прибавила она уже шепотом. И еще
  сильнее покраснела, потому что не любила хвалиться.

• Да.

• Нет.

• Я взял красное яблоко.

• Я взял красную клубнику.

• Я взял красные вишни. И т.д.

• Желтые цветы в желтой вазе.

• Красные цветы в красной вазе.

• Зеленые цветы в зеленой вазе.

• Куда пошла девочка?

• Что росло на опушке?

• Что стала собирать девочка?

• А что она не стала трогать? Почему?
  (Отрабатываем словосочетания: красный мухомор, красная земляника.)

1. Помогите ребенку вспомнить, какие фрукты и овощи бывают красными.

2. Помогите ребенку сделать аппликацию красного
   мухомора.

^ КОНСПЕКТ № 4

• Все успели. (Кивают головой.)

• Все ли сели? (Наклоняют голову влево, разводят руками.)

• Все мы сели. (Кивают головой.)

• Полетели? (Наклоняют голову, разводят руками.)

• Полетели. (Кивают головой.)
  И за тридевять земель

• Донесешь ли ты мою лодочку до СИНЕГО моря?

• Донесу…— прожурчал ручеек.

• А тебе не трудно будет? — снова спросила девочка.

• Мне помогут другие ручьи,— прожурчал в ответ ручей
  и понес, понес СИНЮЮ лодку с девочкой вниз по течению.

• Достать тебе из моря камешек? — спросил маленький пуче­глазый краб, который тут же, на берегу, грелся на солнце.

• Достать,— сказала девочка, а сама все думала: «Вот бы мне
  вернуться домой…»

• Держи! — сказал он девочке.

• Какой СИНИЙ и какой красивый! — вскрикнула девочка и,
  чтобы не потерять, скорее положила СИНИЙ камешек в СИНИЙ
  карман СИНЕГО сарафанчика. И что же? Она сразу оказалась дома!
  Вернее, у того ручья, который журчал на дне оврага около их забора.

• Ты что, волшебный? — спросила девочка у камешка, вынув
  его из кармана.

• Где решила побывать девочка?

• Что подарил девочке краб?

1. Помогите ребенку вспомнить, что еще бывает синим (синие сливы, синие васильки, синие подснеж­ники).

2. Пусть ребенок сам нарисует и раскрасит синий
   камешек, другие предметы синего цвета.

1. ^ Обучение умению отличать белый цвет от других цветов, со­гласовывать прилагательные с существительными в роде, числе,
   падеже.

• Что увидела девочка утром?

• Каким было все за окном?

• Какой ковер лежал на земле?

• Какие шапки нахлобучили деревья?

• Какими платками покрылись крыши?

• Какой кот сидел во дворе?
  (Отрабатываем словосочетания: белый снег, белый

• Здравствуй! — прошелестел клен, и несколько ОРАНЖЕВЫХ
  листьев медленно слетели на землю.

• Это мне? — спросила девочка.

• Тебе…— снова зашелестел клен, и снова кленовые листья
  закружились в воздухе и упали к ногам девочки.

• Спасибо, — сказала девочка. — Но зачем ты роняешь такие
  красивые листья? Скоро у тебя ни одного не останется.

• Я готовлюсь к зиме, — ответил клен. — Зимой мне будет
  тяжело, если на каждый лист ляжет снег. Мне нужны силы для
  тех зеленых почек, которые развернутся весной.

1. ^ Воспитание длительного плавного выдоха, развитие 

• Какое время года наступило?

• За чем пошла девочка?

• Какие деревья она увидела?

• Какие у них листья?

• У какого дерева были оранжевые листья?
  (Отрабатываем словосочетания: оранжевые ягоды, оранжевые листья.)

• Разве у меня хватит сил? Ты слишком велика.

• А если я стану малюсенькой, тогда полетаем?

• Тогда полетаем,— ответила ГОЛУБАЯ стрекоза.

• Я хочу домой. Мы не заблудились?

• Нет, — ответила ей стрекоза. — Разве ты не знаешь, что у нас,
  стрекоз, два огромных глаза и в каждом много тысяч маленьких
  зорких глазков? И еще есть такие глаза, которые видят, что делается
  внизу.

• Ого-го-го, сколько вас тут!.. — воскликнула девочка, прибежав
  к ФИОЛЕТОВЫМ колокольчикам на опушке соснового бора.—
  Посмотрю-ка, что делается у вас в ФИОЛЕТОВЫХ чашечках…

• Посмотри,— шепнул тот ФИОЛЕТОВЫЙ колокольчик, к ко­торому она склонилась, — только не вспугни мошек-букашек.

• Значит, так и есть! — обрадовалась девочка. — Значит, правда,
  что они прячутся здесь от дождя! Но почему?

• В наших ФИОЛЕТОВЫХ чашечках куда теплее и суше, чем
  под твоим ФИОЛЕТОВЫМ зонтом. Взгляни — увидишь!

• Попробуй,— сказала она своей маме, протянув на ФИОЛЕ­ТОВОЙ ладошке горсть ФИОЛЕТОВЫХ ягод.— Вкусные?

• Очень,— сказала мама, и зубы у нее сразу стали ФИОЛЕ­ТОВЫМИ. Как у дочки.

• Что увидела девочка из окна?

• На что она захотела посмотреть?

• Что взяла девочка?

• Что она надела?

• Какие цветы и ягоды она увидела на опушке?
  (Отрабатываем словосочетания: фиолетовая туча, фиолетовые колокольчики, фиолетовый зонт и т. п.)

• У меня зеленый огурец.

• У меня желтый цыпленок. И т.п.

• Девочка увидела голубое небо с белыми облаками.

• Она увидела желтую траву и синие лужи. И т. п.
  Логопед. Какой получилась картина?

• Это красный мак.

• Это оранжевый ноготок.

• Это желтый лютик. И т. п.

• Какой плащ надела девочка?

• Каким был день?

• Какие облака плыли по небу?

• Каким было небо (трава, листья, лужи, астры)?

• А какой была радуга? Какими были колпачки у
  гномиков? Назови цвета по порядку.

ЦВЕТНЫЕ СКАЗКИ

ЦВЕТНЫЕ
ПУТЕШЕСТВИЯ,

или
история о том, как стать настоящим художником.

Художественно
– дидактическая сказка.

—
Жил – был на свете один мальчик, который мечтал стать художником. Сидел он
как-то у окна, смотрел на серый дождик за стеклом и грустил. А дождик устал
моросить, да и закончился. Из-за тучек выглянуло солнышко, и в чистом небе
засверкала всеми красками радуга. Мальчик засмеялся и закричал:

—
Радуга-дуга, вот бы мне такие краски, как у тебя! Я бы сразу стал художником! И
нарисовал много красивых картинок!

Радуга
улыбнулась:

—
знаю-знаю о твоей мечте и помогу её исполнить. Но стать художником совсем не
просто. Мне подарили краски родители – батюшка Красно Солнышко и матушка
Голубая Водица. Тебе нужно побывать в их владениях – семи Цветных Королевствах.
Каждое утро по моей дуге-дороге ты будешь отправляться в одно из семи Цветных
Королевств, где научишься рисовать КРАСКАМИ, но без кисточки. Каждый день новым
способом, а как придумаешь сам.

И
каждый вечер ты будешь возвращаться из Цветного Королевства с новой краской,
рисунком и цветком. Вот тебе ПАЛИТРА. Это дощечка, на которой художник
смешивает краски. Ровно через неделю на твоей палитре окажутся все цвета
радуги. Вот тогда я подарю тебе настоящую кисточку, и ты попробуешь рисовать
или писать, как настоящий художник.

Вопросы и
задания детям:

ПУТЕШЕСТВИЕ
В КРАСНОЕ КОРОЛЕВСТВО

Утром
в окно утром в окно к мальчику постучала капельками дождя Радуга и заглянуло
Солнышко. Он открыл глаза и сразу вспомнил, что сегодня начинается первое
Цветное Путешествие.

—
А почему о Солнышке говорят «Красное», если оно вон какое – жёлтое и золотое? –
удивлённо спросил мальчик у радуги.

—
С давних-преда-а авних времён, когда даже твоих бабушки и дедушки не было, люди
называли красным всё самое красивое, доброе, праздничное и радостное: «красное
солнышко», «красный день», «красное слово», «красна девица».

Красный
значит красивый. Вот и для меня этот цвет самый любимый. Возьми палитру,
забирайся на мою красную дугу и отправляйся в Красное Королевство. Да не забудь
там от меня поклон передать.

Стал
мальчик карабкается на радугу да сначала только перепачкался: ушки у него стали
синими, нос зелёным, ладошки жёлтыми, а чубчик вовсе фиолетовый. Наконец он
побежал по красной дорожке – только искры из-под ног летели. А потом сел и
покатился с горки, только ветер в ушах свистел. Приземлился, отряхнулся,
оглянулся – и ахнул.

В этом
королевстве Красном

Всё прекрасно –
распрекрасно:

Полыхает тут
заря,

Рдеет грудка
снегиря,

Розы с маками
алеют,

Вишня и малина
спеют,

Распускает хвост
Жар-птица,

На лугу костёр искрится,

И румянцем
светятся

Щёки красной
девицы.

Поклонился
мальчик на все четыре стороны и говорит:

Радуга-красавица

Вам велела
кланяться.

И просила
красной краски –

Нам она нужна
для сказки.

В
красном королевстве мальчик лакомился красной ягодой и думал: «Разве можно
рисовать без кисточки?» Тут яркие капельки ягодного сока упали на листок
бумаги. «Вот как!» — догадался будущий художник и тут же нарисовал красивый
узор. А потом нашёл прекрасную-распрекрасную розу и поспешил в обратный путь.

Вопросы и задания:

ПУТЕШЕСТВИЕ
В ЖЁЛТОЕ КОРОЛЕВСТВО.

На
следующее утро мальчика разбудили солнечные зайчики. Они прыгали по подушке,
плясали на потолке, стенах и щекотали мальчика и ласково шептали:

—
Просыпайся, поднимайся и в дорогу собирайся. Мы – послы из жёлтого королевства.
Велено нам просить тебя в гости и дорогу показать, чтобы не заблудился.

Радуга,
провожая мальчика наказала ему:

—
Желтый цвет – цвет самого солнышка, все на свете освещает. Попробуй-ка за время
своего путешествия отгадать его характер.

Мальчик
побежал по жёлтой дуге- дороге вслед за солнечными зайчиками. Ухватился за
солнечный лучик и вскоре очутился на Золотом лугу в Жёлтом Королевстве.

В жёлтой
ласковой стране

Солнце пляшет в
вышине,

Скачет солнечный
зайчонок,

А за ним бежит
цыплёнок.

В вальсе бабочки
кружат,

Пчёлы весело
жужжат,

И, в волнах
хвостом сверкая,

Плещет рыбка
золотая.

Поклонился
мальчик на все четыре стороны:

Радуга –
красавица

Вам велела
кланяться.

И просила жёлтой
краски

Нам она нужна
для сказки.

В
жёлтом королевстве было светло и тепло. Мальчик полюбовался бабочкой
лимонницей. Потом погладил пушистого цыплёнка. Дотянулся до лепестков
подсолнуха – они были бархатистые. Наклонился, чтобы вдохнуть в себя лёгкий
аромат одуванчика, — нос его стал жёлтым от пыльцы. Ещё ему удалось лизнуть
соты душистого мёда. И послушать жужжание золотистых пчёлок.

—
Разве может быть характер у цвета? Вот загадка так загадка! – подумал мальчик.

Он
зажмурил глаза и увидел сквозь ресницы лучи солнца. Которые окутывали золотым
сиянием всё желтое королевство.

А вы пробовали
смотреть на солнце или светильник прижмурившись? А ещё попробуйте на свет через
расчёску или гребешок (дуршлаг, чайное ситечко).

—
Жёлтый цвет… — тёплый, ласковый, добрый, весёлый. Как само солнышко! Ко всему
жёлтому так и хочется прикоснуться. Может быть, и нарисовать жёлтое можно
руками?

Мальчик
опустил руку в жёлтую краску и начал рисовать.

Мимозу
и одуванчик он изобразил, быстро постукивая пальчиками по бумаге.

А
цыплёнка и золотую рыбку нарисовал другим способом: провёл цветным пальчиком
контурные линии, будто рисовал мелком или карандашом.

Обрадовались
жители жёлтого королевства: «Бери больше жёлтой краски, мальчик! Чем больше
жёлтых картинок ты нарисуешь, тем светлее и теплее будет вокруг!»

 Задания и вопросы:

ПУТЕШЕСТВИЕ В СИНЕЕ КОРОЛЕВСТВО

В
среду мальчика разбудил шум дождя. Радуги на небе не было. Он заплакал и
огорчился.

—
Пропало моё цветное путешествие.

—
Не плачь малыш! – услышал он знакомый голос. – Ты не видишь меня, потому что
сегодня нет солнышка, но я могу появиться где угодно – даже в ванной комнате.
Возьми зеркальце, опусти его в воду, наклони и направь его на свет. Луч
отразится на белой стене или потолке, и я перед тобой появлюсь…

Когда
радуга появилась, мальчик мигом вскарабкался на синюю дугу-волну.  Его подхватил синебокий дельфин и помчал в
синее королевство. За ним следом заскользили мыло, зубная щётка, губка,
мочалка…

В синем-синем
королевстве

Так прохладно и
чудесно!

Синий воздух,
синий лес

Тянет ветви в
синь небес,

Тут резные
васильки

Расцветают вдоль
реки.

Синий ручеёк
поёт.

В синем море кит
плывёт –

Пашет
море-океан,

А над ним журчит
фонтан.

Поклонился
мальчик на все четыре стороны.

Радуга красавица

Вам велела
кланяться.

И просила синей
краски –

Нам она нужна
для сказки.

Обрадовались
жители синего королевства: «Бери, мальчик, нам не жалко. Синий цвет – любимый
цвет мамы нашей радуги – матушки водицы глубокой. Чем больше синего ты
нарисуешь, тем больше на свете будет глубокой прохлады». Мальчик плыл по
морской синеве на дельфине и размышлял, что и как здесь нарисовать. Всё синее
королевство – это одно море без начала и конца. Даже дух захватывает. Может
больше и придумывать ничего не надо? Вот возьму и нарисую море. Пусть мне помогут
домашние вещи из ванной комнаты, которые тоже любят воду. Сначала мальчик взял
кусочек мыла и нарисовал им белые волны, но ничего не увидел на бумаге. Потом
пропитал синей краской щётку для одежды и приложил её к листу бумаги.
Получилась морская рябь и глубина. И даже мыльные волны показались.

После
этого зубной щёткой нарисовал причудливые волны.

А
потом плотно-плотно обмотал тонкой бельевой верёвкой пластиковую бутылку из-под
шампуня, прокатил её по листу бумаги и… взволновалось море.

Задания
и вопросы:

ПУТЕШЕСТВИЕ
В ЗЕЛЁНОЕ КОРОЛЕВСТВО

На
следующее утро в небе по-прежнему сияло солнышко и сверкало в дождливых
капельках Радуга. Мальчик подошёл ближе, наклонился, пригляделся и удивился:

Почему
твои дуги-дороги так тесно прижались друг к другу, им же не удобно.

—
Это мой волшебный секрет, — улыбнулась радуга. – в тесноте да не в обиде.
Благодаря этому секрету у меня не три цвета, а целых семь. Где две дуги
соединяются там два цвета смешиваются и получается ещё один – совершенно новый,
который так и называется – смешанный. Если бы не было такого цветового секрета,
ты видел бы только красную, синюю и жёлтую дуги – мои главные цвета. Художники
их называют основными или чистыми цветами. Смотри: там, где синяя дорожка
соединяется с жёлтой получается новая тропинка – зелёная. Сегодня по ней ты
отправляешься в зелёное королевство.

Мальчик
ухватился за дугу – лиану, спрыгнул на лесную полянку и очутился в зелёном
королевстве.

Тут
зелёный крокодил

Прячет
хвост в зелёный ил.

Жаба
толстая с лягушкой

Дружно
прыгают за мушкой.

Змей
колечком притворился

И
под кочкою укрылся.

На
лугу кузнечик скачет

Ящерка
хвостом маячит,

Под
дождём шуршит листва

И
как щёлк блестит трава.

Мальчик
поклонился на все четыре стороны:

Радуга
– красавица

Вам
велела кланяться.

И
просила вашей краски

Нам
она нужна для сказки.

 Обитатели зелёного королевства удивились: «Да
ведь она уже есть у тебя на палитре. Смешай синюю краску с жёлтой – и получишь
зелёную. Рисуй, не жалей краску. Ведь чем больше прохладной и свежей зелени,
тем уютнее отдыхать и спокойнее жить на белом свете»!

Мальчику
не давал покоя цветовой спектр.

—
А что получится, если смешат краски по разному: сначала много жёлтого и мало
синего, а потом много синего и мало жёлтого?

—
получатся разные оттенки! – закричала зелёная обезьянка. – только ты не
торопись, узнаешь об этом в самом последнем королевстве.

Мальчик
начал смешивать краски. Его ладошки перепачкались… Но он не стал вытирать их о
джинсы. Раз – два – три! – и зелёные ладошки отпечатались на бумаге – вот и
готов новый рисунок для радуги.

—
Ура! – закричала обезьянка. – Получилась пальма, как настоящая

Мальчик
выбрал в подарок для радуги самую красивую веточку с изумрудными листочками и
отправился домой.

Задания
и вопросы:

ПУТЕШЕСТВИЕ
В ОРАНЖЕВОЕ КОРОЛЕВСТВО.

Мальчику
так понравилось путешествовать и разгадывать цветовые секреты, что он чуть свет
схватил палитру и помчался к радуге.

—
Я вижу, тебе не терпится отправиться в новое цветное путешествие. Сегодня ты
побываешь в оранжевом королевстве. Оранжевый цвет – тоже смешанный, как и
зелёный. Ты можешь получить его прямо сейчас, смешав на палитре жёлтый и
красный цвет. Но добыть краску в Оранжевом королевстве интереснее.

Мальчик
побежал по оранжевой дуге-дороге, потом ел на оранжевые качели и с песенкой
«Оранжевое небо, оранжевое море» кубарем свалился в оранжевое королевство –
прямо в оранжевый бархат. Вокруг него вихрем закружились песчинки. И так остро
и сладко запахло мандаринами, что мальчик почему – то вспомнил новогоднюю ёлку…

В королевстве оранжевом белки

Апельсины в саду собирают,

Мандарины усыпали ветки –

Их лисички хвостами сбивают,

Попугаи танцуют танго

Над макушкой густой абрикоса.

Канарейки душистый сок манго

Наливают в скорлупки кокоса

И плетут венки из цветков –

Королевских цветков – ноготков.

Поклонился
мальчик на все четыре стороны и говорит:

Радуга –
красавица

Вам велела
кланяться.

И просила вашей
краски

Нам она нужна
для сказки.

Обрадовались
жители оранжевого королевства: «Бери, мальчик, нам не жалко. Оранжевый цвет –
жаркий, ароматный. Весёлый и праздничный. Чем больше оранжевой краски – тем
больше радости на свете!»

Мальчику
так понравилось в оранжевом королевстве, что он решил смастерить портреты в
подарок лисе и белке. У лисы он попросил лоскутик, ветку, верёвочку и сделал
тампон вместо кисточки. У белки мальчик взял картон, нарисовал на нём портреты
рыжих подружек и аккуратно вырезал силуэты.

Жительницы
оранжевого королевства были в восторге от такого подарка.

А
картон – трафарет пригодился мальчику, чтобы сделать для радуги рисунок.

Он
положил трафарет на лист бумаги и способом примакивания тампона нанёс краску на
трафарет. Потом поднял трафарет и отпечаток лисички и белочки остался на листе.

Задания
и вопросы:

ПУТЕШЕСТВИЕ
В ФИОЛЕТОВОЕ КОРОЛЕВСТВО.

В
субботу утром радуга заглянула прямо в комнату к мальчику.

—
Просыпайся, умывайся! Сегодня ты побываешь в фиолетовом королевстве.

Побежал
мальчик по фиолетовой дуге – дороге. Бежал – бежал и снова оказался в своей
комнате. Мальчик очень удивился и подумал, что заблудился. Он опять хотел
побежать, но радуга его остановила с улыбкой:

—
Цветное королевство может быть где угодно, даже совсем рядом. Фиолетовый цвет –
цвет мечтателей и фантазёров, поэтов и сказочников. Попробуй посмотреть вокруг
себя глазами художника. И ты найдёшь цветное королевство совсем рядышком!

Мальчик
смотрел-смотрел и залюбовался чудесным цветком на подоконнике:

Фиалка!
И лепестки у неё фиолетовые, и даже имя немного фиолетовое. Как интересно!!!

Потом
понюхал ирисы в маминой вазе и заметил, что они тоже фиолетовые. Затем заглянул
в холодильник и увидел там много – много разных фиолетовых вкусностей –
баклажаны, виноград, сливы, чернику, ежевику, а ещё какую-то фиолетовую
капусту… А в это время…

Кот
Василий пошалил

И
чернильницу разлил.

Промурлыкал:
«Очень мило!

Как
красиво – всё в чернилах!»

Кот
сначала из попил,

Хвостиком
в них повозил,

После
окунул в них лапки –

Все
четыре по порядку.

И
пошёл везде гулять –

Отпечатки
оставлять.

Мальчик
придумал песенку:

Радуга
– красавица

Вам
велела кланяться.

Вам
спасибо за подсказки:

Всё
нам пригодится в сказке.

Мальчик
хотел наказать разбойника кота, но посмотрел на фиолетовые следы и… погладил
кота за подсказку. Он сам стал печатать следы – рисунки. Сначала смочил в
чернилах конец катушки от ниток и стал делать отпечатки колечек.

Потом
ластиком напечатал дом из кирпичей. А на кухне нашёл картофель и морковку,
которые начала чистить бабушка, и начал штамповать разные узоры.

Задания
и вопросы:

Лыкова
И. «Цветной мир»