Рассказы про крытую тюрьму

«В МЕНЯ МЕТНУЛИ ПРАЩУ — КРУЖКУ С СОЛЬЮ В ТРЯПКЕ»

А у меня началась странная жизнь… на колесах. Представьте, 1 год и 4 месяца меня возили в «столыпине» (вагон для перевозки зеков). Поначалу послали в зону ИС-22 (строгий режим) в Якутии. Но я туда даже не зашел, прямо на вахте посмотрели мои бумаги и заявили, мол, парень, ты нам тут не нужен, отправляйся, наверное, на «крытую» с таким послужным списком… И опять в Решеты на пересылку, в «столыпине». А ехать туда месяц-два. Это же не обычный поезд, тут могут «вагонзак» отцепить и будет стоять в отстое неделю или две. Дают сухпай, в туалет водят почасово… Это, в принципе, обычный купейный вагон, только вместо дверей — решетки. Конвой каждые два часа ходит по коридору и видит все, что творится в камерах-купе. Там должны ехать семь человек, но загоняют поначалу и семнадцать… Тут уж как примостишься, так и едешь. Потом, правда, конвой старается перераспределить, чтобы было хотя бы по 12 человек.

Прибыл я в Решеты, оттуда направили в зону под Кемерово. Однако и там не приняли, не захотели бунтаря… И так несколько раз, почти полтора года. В итоге все же приняли меня в ИТК-20 Красноярского края. Хозяин сказал: гонять тебя туда-обратно не буду, но сразу ты пойдешь в «яму». Посидишь там до ближайшего этапа и поедешь на «крытую». Давай, мол, без выступлений, других вариантов нет. Я согласился и суток 20 просидел в подвале. А оттуда уехал с вещами на знаменитую Владимирскую крытую — так называемый Владимирский централ!

Там кумовья встретили, говорят, ну что, блатной, имей в виду, мы тут и не таких ломали! И посадили меня на год в одиночку. Сидеть в одиночке очень трудно — морально. Честно говоря, первые полгода думал, что сойду с ума. Но потом помаленьку привык… Распорядок там такой: подъем в 5 утра, через полчаса завтрак в камере, подают через кормушку. Харч, кстати, был более-менее. Хватало калорий, например, чтобы по 100 раз отжиматься от пола. Днем — час прогулки во дворике или в подвале. Сидишь сам и гуляешь сам. Общение с зеками — только если перекрикиваться.

Днем можно было лежать, нара к стене не пристегивалась. Еще в камере был туалет и над ним кран с водой. Кружка, ложка, миска — и все. Читать можно. Литература на Владимирской была сильная. Библиотекарь приходила раз в неделю, давала список, ты выбираешь книги — две в руки. Но потом, когда она увидела, как я пристрастился к чтению, давала и до 5 книг за раз. В шахматы играл сам с собой. И прессу приносили каждый день, до трех газет. А если есть деньги на счету, можешь выписать любые газеты, журналы и книги. И принесут обязательно, нигде не потеряется, за этим следил замполит.

Я там от безделья делал вырезки из журналов, потом их переплетал в красивые сборники. Клей в камере готовится так: берешь хлебушек, жуешь и тщательно его перетираешь через простыню — получается клейстер. На нем карты клеят, он крепче, чем любой наш клей типа ПВА. А если добавить чуть сахара, то еще крепче. Если делаешь карты, то для красной масти добавляешь в клейстер кровь, а для черной — жженую резину (например, каблук можно подпалить). Тюрьма многому учит. Я могу, скажем, прикурить от того, что буду вату катать тапочком, пока не затлеет. Могу прикурить от лампочки, сварю любой обед с помощью маленького кипятильника…

После одиночки меня подняли в камеру к блатным. Народу там было немного, 12 человек. А были хаты мужичьи, где по 60 человек… Приняли хорошо, обо мне слышали, даже Петрович хорошо отзывался. Так и прошла моя «крытая» — год одиночки и два в общей. Вернулся я опять в ИТК-20. Хозяин говорит: понял жизнь? Да. Работать будешь? Нет. Ладно, говорит хозяин, по закону я не могу тебя после «крытой» сразу в «яму», должен выпустить в зону хоть на сутки. Выпущу и посмотрю, как ты будешь себя вести.

Вскоре возник новый конфликт с «хозяином» и через месяц он опять отправил меня на крытую — уже до конца срока. Опять Владимирский централ, опять сначала год одиночки, потом общая камера. А оттуда, как злостного нарушителя режима (изготовление и игра в карты на интерес, нетактичное поведение с администрацией и пр.), отправили на знаменитый БУР «Белый лебедь», где ломали воров в законе и самых стойких арестантов. Там, в «Белом лебеде», погиб знаменитый вор Вася Бриллиант — его облили водой и заморозили во дворике, как немцы генерала Карбышева. На вид это обычная крытая тюрьма в 4 этажа, но с очень жестким режимом. Там, например, днем уже не полежишь, если ляжешь после подъема — карцер. А в карцере нару в 5 утра поднимали и пристегивали к стенке — до 9 вечера. Табуретка железная, привинчена к полу, долго на ней не посидишь. Стол тоже железный, на стене полка с хлебом, кружкой-ложкой, мыльно-рыльное хозяйство и все. Температура — на окно кружку поставишь, вода замерзает. Спишь на одеяле, матрацем укрываешься. За 15 суток раз десять ворвутся бухие контролеры, отмудохают за просто так.

Но, главное, там были пресс-хаты, где и ломали людей. Кинули в пресс-хату и меня. Делается это так: тебе объявляют, что переводят, например, из карцера в такую-то камеру. Но ты знаешь, что это пресс-хата и готовишься к худшему. Там сидят 4-7 амбалов. Когда я переступил порог, у стола сидели трое, один лежал, вроде спал на нарах. Начали разговор, я сразу сказал, что знаю, куда попал. Однако, говорю, вы ведь тоже порой сначала думаете, потом делаете, или нет? Один отвечает: мол, не все… И одновременно с этим со второго яруса меня ударили по голове кружкой с солью (насыпается соль в 400-граммовую кружку, обматывается она тряпкой в виде пращи — и по балде!) Очнулся я в санчасти, кроме головы, были сломаны ребра, но как их ломали, не помню, били, когда я уже отключился.

Когда пришел в себя, я попросил, чтобы меня посетил старший кум. Назавтра он пришел. Я заявил, что хочу… еще раз попасть в ту пресс-хату, чтобы, пусть буду драться в последний раз, но забрать с собой на тот свет хоть одного из тех псов. Опер понял, что я настроен серьезно и отправил меня уже в нормальную камеру. Там были камеры от 10 до 35 «пассажиров». (Были еще одиночки на спецпосту, но только для воров в законе. Даже на кормушке там висит замок, открывает его только ДПНСИ или замещающий его офицер).

Так вот, на «Белом лебеде» я досидел 6 месяцев и вернулся на Владимирскую. А там вскоре получил еще полгода БУРа («Белого лебедя»). Причем меня на «крытой» менты предупредили, мол, ну, теперь ты приедешь с «Лебедя» «петухом». И созвонились с БУРом, мол, прессаните его там, как следует. Потому, как только я заехал — меня в пресс-хату (не ту, где раньше был), сразу же, с порога. Но перед этим была баня и там мне удалось разжиться двумя половинками мойки (бритвы). Я их сунул за щеки и пошел в пресс-хату. Я знал, что просто так не дамся никому… Зашел в камеру и тут же выплюнул мойки в обе руки. Зеки из пресс-хаты говорят: все, парень, мы знаем, кто ты, тебя не трогаем, делай все сам. И я порезался очень серьезно, множество разрезов на обе руки, полоснул по животу и по горлу… Забрали в санчасть, там зашили порезы, но левая рука стала сохнуть, потому что я там и нервы перерезал. Но потом мне делали повторные операции и в итоге руку спасли. Хотя она и сейчас меньше, чем правая.

Больше меня мусора в «Лебеде» не трогали, я досидел 6 месяцев и опять вернулся во Владимирский централ. А когда и там отбыл срок «крытой», оказалось, что мне до освобождения осталось 2 месяца и 16 дней. Потому меня просто прокатив в «столыпине» до Решет, а там и момент освобождения наступил. Так что выходил я на волю, отсидев почти 17 лет вместо 2-х изначальных, прямо с Центральной пересылке в Решетах.

Вышел я на свободу, а за воротами меня уже ждала братва из Москвы. Среди блатных я был на очень хорошем счету, как известный лагерный «отрицала», потому ребята прикатили из Белокаменной в Красноярский край, чтобы встретить меня. Многие когда-то со мной сидели, помнили… А на дворе был уже 1994 год, и той страны, которая отправила меня за решетку, уже не было.

Приехали мы в Москву, братва спрашивает: где будешь жить, чем заниматься? Я говорю, мол, поеду к своим отцу-матери, они к тому времени переехали на Украину, в Харьков. Ладно, говорят, но пока с недельку отдохни в Москве. Вот тогда я поездил по ворам, многих видел, в ресторанах сидел, рюмку пил… Видел, например, Расписного Витю, Куклу, Рисованного, Клешню, многих тамбовских, татаринских… Меня одели-обули, хотели подарить машину, но оказалось, что я управлять-то не умею. Купили мне кашемировый малиновый пиджак — писк моды — от которого я шарахнулся. Вы что, говорю. В мента меня рядите? И тут же выбросил 500-долларовый пиджак в урну, только потом успокоился… А когда были на стриптизе, там танцовщица кинула на наш стол лифчик. Если бы меня за штаны не удержали, я бы ее порвал, ведь она наш стол опоганила. Еще бы трусы кинула… Парни еле меня успокоили, они давно освободились и эти вещи уже воспринимали нормально. А я, только с зоны, считал, что так поступать западло…

В итоге со мной на поезд сели пятеро москвичей и мы двинули в Харьков. А там уже все-таки купили мне права и ВАЗ-21093, только входившие тогда в моду. Дали и денег, 20 тысяч долларов на обзаведение и поправку здоровья. Началась новая жизнь. Первый, кто меня к себе подтянул, был ныне покойный Батон — Сережа Батонский, которого я знал с детства. Встретились мы в гостинице Харьков, очень тепло. Он предложил стать одним из его бригадиров, но я отказался: «Во-первых, я не халдей и никогда ни под кем не ходил, а, во-вторых, у меня и у самого хватит духу отнять что надо у кого-то». На том и расстались, оговорив, кто где работает, чтобы не лезть на чужие территории. Мне достался район ХТЗ. Первым делом я сколотил свою бригаду из молодых, но духовитых, дерзких хлопцев, в основном набрал их по спортшколам — 20 человек борцов и боксеров. И начали мы свой рэкет… Потом я съездил в Грузию и привез 24 единицы хорошего стрелкового оружия. Там, в Зугдиди, жил вор, с которым я сидел на Владимирском централе. Очень порядочный человек, по национальности сван, горец. Я объяснил ситуацию, он свозил меня в горы, в тайник. Оружия там было — завались! Открыл мне ящик гранатометов «Муха» — бери! Но я попросил что-то покомпактнее, взял пистолеты Беретта, Глок, пистолет-пулемет Аграм-2000 (тогда новинка)… (Кстати, именно из Аграма-2000 в 1996 году был расстрелян нардеп Евгений Щербань в женой. — Авт.). Затарили мы мое оружие в вагон, который специально загнали в отстойник (открыли люки в потолке, устроили там тайники и закрыли). В Харькове — обратная операция. Кроме пистолетов, была еще снайперская винтовка СВД с хорошей английской оптикой. Ранее винтовка побывала в боевых действиях, Бог знает, сколько людей из нее положили…

Грабили мы всех подряд. Даже если ты когда-то сидел, но теперь на тебя работают люди, для меня ты — коммерсант и я с тебя получу! Правда, брали на испуг, никого мы не стреляли. Но пугали серьезно.

Подтянул чуть позже я в свою бригаду трех бывших офицеров-афганцев. И не знал, что на них уже были «бараны» (трупы). Из-за них позже я и получил 8 лет по ст. 69 (бандитизм), а двоих офицеров приговорили к вышке (но не расстреляли из-за моратория на казнь, в итоге они получили пожизненное заключение).

С «девятки» я вскоре пересел на БМВ, так называемый «слепой» (с закрывающимися фарами, которых в Украине было всего несколько. Ох, когда его увидел Боря Савлохов, как он завидовал…