Т.Г.Королева.
«Кто управляет прошлым, тот управляет будущим; кто управляет настоящим, управляет прошлым». (Дж.Оруэлл)
ИСТОРИЯ И ПАМЯТЬ. ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ.
ВВЕДЕНИЕ
Вопросы о том, что такое история, что такое память, как они связаны между собой, интересовали человечество с давних времен. В своей «Истории» Геродот отметил, что написал сей труд, «дабы ни события с течением времени между людьми не истребились, ни великие и дивные дела, эллинами и варварами совершенные, не остались бесславными» [1].
Понятие «память» имеет целый ряд дефиниций, таких как социальная память, историческая память, культурная память, коллективная память, индивидуальная память и т. д. [2]. Таким образом, можно утверждать, что историческая память – это одно из проявлений памяти, как коллективной, так и индивидуальной. Само понятие исторической памяти было введено Морисом Хальбваксом в труде «Социальные рамки памяти». Исследованиями исторической памяти в XX веке занимались также Пьер Нора, Ян и Алейда Ассман, Ж. Ле Гофф, Б. Гене, П. Хаттон, и др. Огромное влияние на становление historical memory studies оказало третье поколение школы «Анналов». В США издается авторитетный журнал «History & Memory». В России в настоящее время исследования в этой области ведут И.М. Савельева, А.В. Полетаев, Л.П. Репина, О. Б. Леонтьева, Н.Е. Копосов, А.И. Филюшкин, О.В. Герасимов и другие историки, социологи, философы. По своей природе историческая память — область междисциплинарных исследований.
Историческая память выполняет в социокультурном пространстве функции взаимосвязи индивидуальных и коллективных представлений, корреляции воспоминаний человека и группы с историей и культурой общества, страны, государства и нации. Память так же осуществляет процесс ориентации человека во времени и пространстве, направляя и регулируя жизнь человека, группы и общества, как в пространстве социальной коммуникации, так и в пространстве истории [3].
ИСТОРИЯ И ПАМЯТЬ
Хотя между понятиями «история» и «память» видится, казалось бы, очевидная связь, Р. Дж. Коллингвуд в «Идее истории» отмечал, что разница между историей и памятью состоит в отношении к прошлому – для памяти прошлое простое зрелище, в истории оно производится в мысли, протекающей в настоящий момент. То есть память – это мысль, протекающая в настоящем, объект которой опыт прошлого [4]. По мнению английского историка и философа Дж. Тоша, «память – это база данных и средство осмысления прошедшей жизни». Морис Хальбавакс, автор междисциплинарного труда «Социальные рамки памяти», ставшего одной из важнейших работ в теории коллективной памяти ХХ в., и введший само понятие «коллективная память», весьма жестко высказывался по вопросу различия памяти и истории. История – это четкие факты, объективно исследованные источники, память же нечто иррациональное. В ней нет деления на периоды, а сама память не одна, существует ее несколько вариантов, что определяется существованием многих групп, в которых состоял тот или иной человек. Хальбвакс подчеркивает это, говоря о забвении, которое, в свою очередь, вызвано исчезновением некоторых социальных групп. Как пишет в книге «История как искусство памяти» историк П. Хаттон, Хальбвакс пытается, таким образом, обосновать позитивистский взгляд на историю. Память утверждает сходство между прошлым и настоящим, а история устанавливает их различия и оценивает их с критической дистанции. Поэтому история более достоверна [5]. Считается, что именно Хальбваксу удалось переместить фокус интересов историков с объекта «прошлое» на «память» и «коллективную память». Морис Хальбвакс, являясь учеником философа-интуитивиста Анри Бергсона, с одной стороны, и основателя французской социологической школы, одного из ярчайших представителей позитивизма Эмиля Дюркгейма – с другой, будучи близко знакомым с Л. Февром и М. Блоком, был хорошо осведомлён о достижениях современной науки в наблюдении за индивидуальными переживаниями человека, равно как и владел разрабатывающимися в то время методиками социального анализа, учитывающего обусловленность интимной жизни индивидуума общественными явлениями. Работа Хальбвакса, как замечает во вступительной статье к русскому изданию её переводчик С.Н. Зенкин, написана в русле магистральной линии французской социологии: «то, что принято считать индивидуальным, на самом деле социально, входит в сферу гражданской ответственности, может и даже, пожалуй, должно регулироваться методами социальной инженерии и преобразовательной практики»[6]. Более того, особое значение этот труд получил в дальнейшем не столько даже в социологии, сколько за её пределами – в современной теории культуры и истории исторического знания. Основная идея работы заключается в том, что память индивидов и групп социально детерминирована, именно для анализа этой общественной составляющей автор использует понятие «рамки». Как писал сам Морис Хальбвакс, человек с одной стороны обладает своей собственной памятью, но с другой является частью группы и в некоторые моменты ведет себя как ее часть, «коллективные образы оборачиваются вокруг индивидуальных памятей» [6].
Пьер Нора, развивший идею Хальбвакса о коммеморации (способа, с помощью которого укрепляется и передается память о прошлом), на протяжении ряда лет руководил подготовкой многотомного издания «Места памяти», в котором участвовали 45 видных французских историков (название труда также переводят как «Территория памяти» или «Пространства памяти», он представляет собой нечто вроде описи формальных проявлений национальной памяти монументов и святынь, национальных исторических хроник, гражданских справочников и учебников по истории, публичных архивов и музеев, созданных во имя идентичности Франции). Изучая места памяти как форму, материал, из которых конструируются коллективная и историческая память и формируется идентичность, он предупреждает, что коммеморация как форма взаимодействия истории и памяти опасна — история может убить память, так же как и память может убить историю [7]. Он показывает это на примере гипертрофированного отношения к местам памяти, функциональному и накопительному модусам памяти, превращении истории и культуры в архив, когда в нашем настоящем общественном сознании остаются определенные, не связанные друг с другом фрагменты прошлого – что может означать кризис культуры в связи с отсутствием связующих звеньев [3].
Таким образом, можно сделать вывод о существовании следующего механизма взаимоотношения истории и памяти: история есть процесс познания прошлого, включающий отбор и сохранение о нем важнейшей информации. Это есть одно из важнейших проявлений социальной памяти, которая в свою очередь является «аккумуляцией» знаний о мире [8]. Память и история взаимно дополняют и обогащают друга, соотнося отдельные факты и события с образами и символами, многообразными историческими явлениями и процессами. Безусловно, без института памяти нет никакой истории. Невозможность истории без памяти проявляется, по крайней мере, в двух случаях. Первое: историческое исследование и написание истории тесно связано с опытом времени – момент, на который указал Поль Рикер. Без человеческого опыта времени, на самом элементарном уровне различия между тем, что случилось ранее, что происходит сейчас и что будет происходить впоследствии, не могло бы существовать никакое историописание. И также очевидно, что человеческий опыт времени не мог бы существовать без памяти. В самом деле, можно сказать, что память есть один из способов получения человеком опыта времени, которое сосредоточено в прошлом. Таким образом, память формирует основное концептуальное и предварительное условие, делающее историописание возможным. Без памяти невозможен был бы опыт времени, а без опыта времени мы не могли бы правильно располагать события и «экзистенциалы» в прошлом, в отличие от возможности их расположения в актуальном или вечном настоящем[9]. Второе: отношение между историей и памятью можно рассмотреть на уровне содержания. Среди многих других вещей история имеет дело с историческими фактами. Обнаружение фактов в исторических исследованиях и обнаружение фактов, ментально воссозданных историками в ходе исследований, было бы невозможно без памяти [10] .
ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
Толкование термина историческая память имеет множество вариаций, однако в целом историческую память можно определить как способность общественных субъектов сохранять и передавать из поколения в поколение знаний о произошедших исторических событиях, об исторических деятелях ушедших эпох, о национальных героях и вероотступниках, о традициях и коллективном опыте освоения социального и природного мира, об этапах, которые прошел тот или иной этнос, нация, народ в своём развитии [11]. Другими словами, историческую память можно рассматривать как комплекс или некий набор информации, мифов, исторических сообщений, которые передаются из поколения в поколение.
Вообще понятие «историческая память» имеет множество интерпретаций: как способ сохранения и трансляции прошлого в эпоху утраты традиции (отсюда — изобретение традиций и установление «мест памяти» в современном обществе); как индивидуальная память о прошлом; как часть социального запаса знания, существующая уже в примитивных обществах, как коллективная память о прошлом, если речь идет о группе, и как социальная память о прошлом, когда речь идет об обществе; как идеологизированная история, более всего связанная с возникновением государства-нации; наконец, просто как синоним исторического сознания. Это свидетельствует о том, что строгое понятие на самом деле еще не выработано, а следовательно, границы понятия не установлены и термин используется в разных смыслах, включая метафорические. Немецкий историк Й. Рюзен, известный своими исследованиями в области «исторической памяти», полагает, что «историческая память выступает, с одной стороны, как ментальная способность субъектов сохранять воспоминания о пережитом опыте, который является необходимой основой для выработки исторического сознания, с другой — как результат определенных смыслообразующих операций по упорядочиванию воспоминаний, осуществляемых в ходе оформления исторического сознания путем осмысления пережитого опыта». Есть и иные мнения, историческая память трактуется как совокупность представлений о социальном прошлом, которые существуют в обществе как на массовом, так и на индивидуальном уровне, включая их когнитивный, образный и эмоциональный аспекты. В этом случае массовое знание о прошлой социальной реальности и есть содержание «исторической памяти». Или: «историческая память» представляет собой опорные пункты массового знания о прошлом, минимальный набор ключевых образов событий и личностей прошлого в устной, визуальной или текстуальной форме, которые присутствуют в активной памяти (не требуется усилий, чтобы их вспомнить) [12].
О разных смыслах понятия «историческая память» говорит и известный современны исследователь исторической памяти Л.П. Репина. По ее мнению, понятие «историческая память» по-разному интерпретируется отдельными авторами: как одно из измерений индивидуальной и коллективной / социальной памяти; как исторический опыт, отложившийся в памяти человеческой общности (или, вернее, его символическая репрезентация); как способ сохранения и трансляции прошлого в эпоху утраты традиции; как часть социального запаса знания, существующая уже в примитивных обществах; как коллективная память о прошлом, если речь идет о группе, и как социальная память о прошлом, когда речь идет об обществе; как идеологизированная история, более всего связанная с возникновением государства-нации; в целом – как совокупность донаучных, научных, квазинаучных и вненаучных знаний и массовых представлений социума об общем прошлом; наконец, просто как синоним исторического сознания.
В последние десятилетия «историческая память» стала рассматриваться, с одной стороны, как один из главных каналов передачи опыта и сведений о прошлом, а с другой – как важнейшая составляющая самоидентификации индивида и фактор, обеспечивающий идентификацию политических, этнических, национальных, конфессиональных и социальных групп, формирующегося у них чувства общности, ибо оживление разделяемых образов исторического прошлого является таким типом памяти, который имеет особенное значение для конституирования и интеграции социальных групп в настоящем. Зафиксированные коллективной памятью образы событий в форме различных культурных стереотипов, символов, мифов выступают как интерпретационные модели, позволяющие индивиду и социальной группе ориентироваться в мире и в конкретных ситуациях.
Историческая память не только социально дифференцирована, она подвергается изменениям. История самых разных культурно-исторических общностей знает множество примеров «актуализации прошлого», обращения к прошлому опыту с целью его переосмысления5. Интерес к прошлому составляет часть общественного сознания, а крупные события и перемены в социальных условиях, накопление и осмысление нового опыта порождают изменение этого сознания и переоценку прошлого. В сети интерактивных коммуникаций происходит постоянный отбор событий, в результате чего некоторые из них подвергаются забвению, в то время как другие сохраняются, подвергаются ре-интерпретации, обрастают новыми смыслами и превращаются в символы групповой идентичности.
Данное направление исследований опирается на анализ социального опыта, исторической ментальности и исторического сознания, которое конструирует образ прошлого, сообразуясь с запросами современности: происходящие в современном обществе перемены порождают у него новые вопросы к минувшему, и чем значительнее эти перемены, тем радикальнее изменяется образ прошлого, складывающийся в общественном сознании. При этом образы прошлого, составляющие важную часть коллективной идентичности, могут служить легитимации существующего порядка, выполняя функцию позитивной социальной ориентации, или же, наоборот, противопоставлять ему идеал утраченного «золотого века», формируя специфическую матрицу негативного восприятия происходящего. Посредством трансляции накопленного опыта, как позитивного, так и негативного, обеспечивается связь между поколениями.
Историческая память – сложный социокультурный феномен, связанный с осмыслением исторического опыта (реального и/или воображаемого), но одновременно она может выступать как продукт манипуляций массовым сознанием в политических целях. Одна из важнейших проблем, решение которой приобретает все большую актуальность, касается изучения представлений о происходивших в прошлом глубоких социальных трансформациях и конфликтах, поскольку эти представления играют ключевую роль в идейной полемике и политической практике. Как известно, «тот, кто контролирует прошлое, контролирует будущее»: речь идет об исторической легитимации как источнике власти и об использовании исторических мифов для решения политических проблем. Борьба за политическое лидерство нередко проявляется как соперничество разных версий исторической памяти и разных символов ее величия и позора, как спор по поводу того, какими эпизодами истории нация должна гордиться или стыдиться.
Содержание коллективной памяти меняется в соответствии с социальным контекстом и практическими приоритетами [13].
И.М. Савельева и А.В. Полетаев в статье ««Историческая память»: к вопросу о границах понятия» также рассматривают связь исторического знания с политической властью. По их мнению, «термин «историческая память» является скорее своеобразным клише, а по сути речь идет о социальных (групповых и массовых) представлениях о прошлом. В последние десятилетия «историческая память» стала рассматриваться, наряду с традицией и политизированными версиями истории, в качестве фактора, обеспечивающего идентификацию политических, этнических, национальных, конфессиональных и статусных групп, формирующегося у них чувства общности и достоинства. Иногда можно встретить допущение, что «историческая память» в какой-то мере восстанавливает необходимую для социума связь с прошлым, которую обеспечивала традиция, потому что в сегодняшнем динамичном обществе даже «изобретенная», т. е. определяемая нуждами настоящего, традиция перестает работать, ей на смену приходит социально детерминированная «историческая память», а-историчная в еще большей степени, чем традиция. Для формирования «исторической памяти» (социальных представлений) существенной является задача научиться у прошлого, опереться на прошлое, оправдаться или самоутвердиться с помощью прошлого. Рассматривая образы ключевых для общества событий и исторических личностей как «места памяти», которые, с одной стороны, локализуются на хронологической оси, а с другой – в пространственных объектах и общественных действах (коммеморациях), историки могут в совершенно новом ракурсе репрезентировать структуру социальных представлений о прошлом в разных сообществах. Один из подходов к использованию концепта «историческая память», безусловно правомерный, но требующий уточнения, связан с понятием «политика памяти». Само слово «политика» указывает на то, что речь идет либо об изучении способов идеологизации прошлого, либо о самом процессе идеологизации знания о прошлом» [12].
Профессор истории университета Вирджинии (США) Алан Мегилл выделяет четыре вида отношений к исторической памяти, или четыре различных способа использования исторической памяти. Три из них расположены во внутренней области исторического исследования и историописания; четвертый лежит вне поля исторического исследования и историописания, на другой исследовательской территории.
Первое отношение: историческая память или, более точно, наррация прошлого, которую произвели вспоминающие, может служить историку свидетельством того, что объективно произошло в прошлом, то есть того, что произошло в форме внешне наблюдаемых событий. В конце концов, используют же историки «следы» и «источники» в своих конструкциях или реконструкциях прошлого. «Память» в форме воспоминаний участников событий является одной из категорий источников, используемых для исследования корпуса прошлого. Иногда память важна для обнаружения исторического свидетельства, которое иначе было бы недоступно. Таким образом, рассказы свидетелей могли бы на самом деле стать единственным свидетельством, которое мы имеем о восстании в Vernichtungslager (лагерь смерти). Однако все же лучше, когда этот вид свидетельства может быть проверен сопоставлением его с непреднамеренным свидетельством.
Второе отношение: историческая память может служить историку в качестве свидетельства того, каким образом пережили прошлое те люди, которые позже сделали запись своих воспоминаний. Другими словами, историк мог бы перемещать свое внимание от того, что случилось в прошлом в форме внешне наблюдаемых действий и событий, к тому, что происходило в умах и душах людей, вовлеченных в них. Короче говоря, историк мог бы попытаться сконструировать или восстановить опыт участников истории (в таком-то и таком-то наборе исторических событий). В идеале этот вид исторического исследования, сосредоточенного на рассмотрении опыта исторических агентов, должен вступать в диалог с другими формами исторического исследования. Они могут быть сфокусированы на таких вещах, как структурные и материальные условия и детерминанты истории, философские и религиозные допущения и обязательства, научные теории, технические методы, взгляды на то, каковы наилучшие способы организации политической и социальной жизни и т. д.
Третье отношение: историческая память сама по себе может стать для историка объектом историографического внимания. То есть историк может сосредотачиваться не на внешне видимых событиях прошлого и не на опыте их участников, а вместо этого на способах запоминания этими людьми их опыта, для чего, конечно, зафиксированные воспоминания будут рассматриваться в качестве свидетельства. Понятно, что способ запоминания людьми прошлого также является легитимным объектом исторического исследования, и это такой же отдельный вопрос, как и то, являются ли их воспоминания точным воспроизведением прошлого, которое, как они утверждают, они запомнили. Четвертое отношение: существует такой способ доступа к зафиксированным воспоминаниям прошлых событий, который находится вне диапазона действия историка. Здесь зафиксированные воспоминания прошлых событий или, более точно, нарративизация этих воспоминаний, становятся чем-то родственным объектам религиозного почитания. Воспоминания превращаются в ценные объекты в собственном смысле этого слова. Развитие этого отношения можно видеть, прежде всего, в отношении памяти Холокоста, но что-то подобное, конечно, случается также и в других контекстах [10].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, исследуя мнения известных ученых о взаимосвязи понятий «история» и «память», о сути понятия «историческая память», можно сделать ряд выводов: история и память взаимосвязаны и взаимопроникающи, но между ними существует целый ряд различий, что иногда приводит к прямому их конфликту («история может убить память, так же как и память может убить историю»). В то же время, память и история взаимно дополняют и обогащают друга, история невозможна без памяти.
На сегодняшний день отсутствует единое определения понятия «историческая память», оно по-разному интерпретируется отдельными авторами, но к концепции исторической памяти сегодня обращаются не только историки, но также философы, социологи, культурологи, писатели и, конечно, политики, активно ведутся научные исследования в этой сфере. По своей природе историческая память — область междисциплинарных исследований. По мнению Е.А. Ростовцева и Д.А. Сосницкого, мемориальные исследования по определению носят междисциплинарный характер, являясь сферой совместной работы представителей различных наук: кроме истории также философии, социологии, политологии, культурологии, литературоведения, психологии [14].
15 мая 2009 г. была создана «Комиссия при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России», задачами которой были «обобщение и анализ информации о фальсификации исторических фактов и событий, направленной на умаление международного престижа Российской Федерации, <…> выработка стратегии противодействия попыткам фальсификации исторических фактов и событий, предпринимаемым в целях нанесения ущерба интересам России; <…> координация деятельности федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации и организаций по вопросам противодействия попыткам фальсификации исторических фактов и событий в ущерб интересам России» и т. п. Таким образом, подтверждается заявленная рядом исследователей, в том числе Л.П. Репиной взаимосвязь между «исторической памятью» и «политикой памяти».
«Кто управляет прошлым тот управляет будущим; кто управляет настоящим, управляет прошлым». (Дж.Оруэлл)
ЛИТЕРАТУРА
1. Геродот. История // Историки Греции. М., 1976. С. 27.
2. Ахметшина А.В. Понятие «историческая память» и ее значение в современном Российском обществе// Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история: сб. ст. по матер. XXXVIII междунар. науч.-практ. конф. № 6(38). – Новосибирск: СибАК, 2014.
3. Глущенко Г.Ю. История versus память: к проблеме взаимосвязи истории и памяти // Философская мысль. — 2018. — № 1. — С.37-50. DOI: 10.25136/2409-8728.2018.1.21578. URL: http://e-notabene.ru/fr/article_21578.html (Дата обращения: 23.05.2019)
4. Коллингвуд Р.Дж. Идея Истории. Автобиография. М.: Наука, 1980. С. 280.
5. Хаттон П. История как искусство памяти. СПб.: Изд-во Владимир Даль, 2004. С. 191-208.
6. М. Хальбвакс. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вступительная статья С.Н. Зенкина – М.: Новое издательство, 2007. С. 10, С. 8-27.
7. Нора П. и др. Франция-память. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. С. 20.
8. Тош Дж. Стремление к истине. М.: «Весь мир», 2000. С. 11-12.
9. П. Рикер. Время и рассказ. Т. 1–2. М. – СПб., 2000
10. Мегилл А. Философия и общество. Выпуск №2(39)/2005 https://www.socionauki.ru/journal/articles/126767/ (Дата обращения: 25.05.2019)
11. Путятина Т.П. Формирование исторического сознания школьной молодёжи в условиях трансформации российского общества: Автореф. дис. канд. социол. наук. М., 2007. — 23 с.
12. Савельева И. М., Полетаев А. В. «Историческая память»: к вопросу о границах понятия // Феномен прошлого / Ред. И. М. Савельева, А. В. Полетаев. М.: ГУ–ВШЭ, 2005, с. 170–220. https://istorex.ru/page/saveleva_im_a_v_poletaev_av_istoricheskaya_pamyat_k_voprosu_o_granitsakh_ponyatiya (Дата обращения: 25.05.2019).
13. Репина Л. П. Опыт социальных кризисов в исторической памяти // Кризисы переломных эпох в исторической памяти. 2012. С. 3-37. http://roii.ru/publications/crises/article/1/repina_l.p./ (Дата обращения: 25.05.2019).
14. Ростовцев Е. А., Сосницкий Д. А. Направления исследований исторической памяти в России // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2: История. 2014. № 2. С. 106—126. http://vestnik.spbu.ru/html14/s02/s02v2/11.pdf (Дата обращения: 25.05.2019).
15. Указ Президента Российской Федерации от 15 мая 2009 г. No 549 «О Комиссии при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России» // Российская газета.
Опубликовано: Герасимов Г.И. История, создающая прошлое //Социально-политические науки. 2017. №6. С.140-144.
(http://www.urvak.ru/journals/sotsialno-politiches/10856/)
История истории
Образ прошлого является важной частью картины мира современного человека и значительную его часть формирует история. Наряду с ней в создании образа прошлого участвуют: религия, искусство, мифология, литература, поэзия, Интернет и др. На сегодняшнем этапе наиболее авторитетным считается образ прошлого, построенный исторической наукой. Но так было не всегда.
История в европейской цивилизации, сначала предстает в виде мифа, в котором люди действуют наравне с богами, потом греки создают историю людей, в которой мифологический элемент относительно невелик. Мифологическую сменяет христианская Священная история, которую творит Бог, а рядом с ней создается профанная история, в которой действуют люди, но и они творят свою историю по воле Божьей. В XVIII веке появляется история философов, которые создают образ прошлого исходя из своих теоретических концепций, и наконец, XIX век – время, когда формируется позитивистская история, господствующая и поныне.
Постепенный отказ от истории в ее позитивистском понимании начался еще в начале ХХ века, с формированием неклассической истории. Однако наибольший ущерб истории как науке нанесла постмодернистская критика исторического сознания. Общий вывод Х. Уайта относительно истории, как науки, он сформулировал в своей знаменитой «Метаистории», где он пишет: «создается впечатление, что историческое сознание, которым западный человек так гордился с начала XIX века, может быть ничем иным, как теоретическим основанием идеологической позиции, с которой западная цивилизация рассматривает свои отношения не только с предшествующими ей культурами и цивилизациями, но и с современными и соседствующими в пространстве. Короче говоря, историческое сознание можно рассматривать как специфически западный предрассудок, посредством которого задним числом доказывается предполагаемое превосходство современного индустриального общества» [10, с.23]. Увы, это однобокое суждение, не имеющее конструктивного содержания, и сводящееся к старому обвинению историзма в идеологизме. Оно не дает ничего нового для понимания феномена истории. Конечно, западный историзм XIX–XX вв. нес в себе мощный идеологический заряд, но он этим никогда не исчерпывался, и никогда к нему не сводился.
Постмодернизм подорвал веру с истинность исторического образа, создаваемого наукой, но не смог предложить более убедительного способа создания прошлого, поэтому историческая наука по-прежнему доминирует среди прочих средств, определяющих наше прошлое.
Эволюция западной истории свидетельствует о том, что история служит цели создания образа прошлого, и при этом она исходит из господствующей в данный момент мировоззренческой парадигмы, которая определяет не только содержание, но и методы создания образа прошлого [4]. Исходя из этого можно утверждать, что история – это образ прошлого, создаваемый историком по правилам определенной теории.
Конструирование прошлого
В рамках предлагаемого в статье идеалистического подхода к истории, прошлое – это субъективный образ такой реальности, какой она могла бы быть без тех изменений, которые позднее с ней произошли. Естественно, что это субъективная и идеалистическая конструкция.
Современная история тесно связана с идеей реконструкции прошлого, понимаемой как «восстановление первоначального вида, облика чего-либо по остаткам или письменным источникам» [6]. Примером материальной историко-художественной реконструкции является: например, дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском. В нем ни единого атома вещества из прошлого дворца, стоит он на другом месте и по-иному ориентирован по сторонам света, тем не менее, считается одним из примеров реконструкции. Что же объединяет его с тем старым дворцом, который был разрушен? В сущности их объединяет лишь идея, воплощенная в тех чертежах и рисунках прежнего здания, по которым был построен нынешний дворец. С формально-материалистической точки зрения два этих сооружения не имеют ничего общего, а с позиций идеалистического подхода – это две копии одной идеи, выраженной в чертежах и рисунках.
Исторический текст, как реконструкция не претендует на материальное воплощение, всегда ограничиваясь лишь описанием, чертежом, рисунком. Поэтому он всегда идеален, ведь в тексте нет ни грамма материального, если не считать за вещество истории книжную бумагу и типографскую краску.
Прошлое, как объект истории является идеальной конструкцией, создаваемой историком на основе своего мировоззрения, методики исторического исследования и исторических фактов. Исходя из этого, история – это один из способов конструирования прошлого. Таких способов много: мифологический, религиозный, научный, литературный, фантастический. Л. Репина пишет: «История во всех формах ее репрезентации (в виде мифологического, религиозного, художественно-эстетического, научно- рационального знания) и их многообразных актуальных (нередко чрезвычайно причудливых) сочетаний рассматривается как атрибут любой культуры, как важнейший способ самосознания и самопознания общества, определяющего через осмысление прошлого свою идентичность. В этом контексте, будучи призвана соответствовать потребностям современного общества и отвечать на всё новые и всё более трудные вопросы, которые формулирует и проецирует на прошлое действительность настоящего, история неизбежно оказывается обреченной на постоянное переписывание и вовлекается в процесс непрерывной трансформации эмпирической базы и предметного поля, смены ракурсов и методов изучения, ключевых понятий и оценочных критериев» [7, с.10].
Историческая наука – это способ конструирования прошлого, разрабатываемый с XIX в. в рамках рационалистического мировоззрения такими идейными направлениями, как позитивистская философия, историческая школа, марксизм, в тесной связи с естественными, социальными, гуманитарными науками, и использованием части их методов.
История – картина прошлого, созданная в сознании человека. Прошлое существует настолько, насколько человек верит в него. Воображаемые картины прошлого для человека столь же значимы, как и картины непосредственного восприятия – это основано на том, что любой образ в сознании человека будь то отражение непосредственно воспринимаемой реальности или фантазии равноценны в субъективном и идеальном мире человеческого сознания. Их отличие и нереальность выявляются только в объективном мире, вне человеческого сознания, но, поскольку человек действует исходя из содержания своего сознания, то он может руководствоваться как тем опытом, который он получил в своей реальной деятельности, так и теми воображаемыми конструкциями, которые он придумал или усвоил[1], воспринял от других людей, или из книг.
Прошлое, как часть нашей картины мира, формируется многими видами человеческой познавательной творческой деятельности. Литература создает свое прошлое с помощью художественного воображения, например, описание войны 1812 года, сделанное Л. Толстым по-прежнему господствует в умах многих россиян, вытесняя картины прошлого, созданные историками. Фантастика создает прошлое с использованием некоторых научных методов и все того же воображения, религия – опираясь на священные тексты и предания. Способов создания образа прошлого человечество выработало много, и каждый из них правомерен в своей области.
История – есть наше представление о прошлом, созданное по определенным правилам, которые сегодня, чаще всего, устанавливает историческая наука. Изменив правила создания образа прошлого, или его концептуальные основания, мы сразу же получаем иную историю. На время она объявляется истинной, но не потому, что она соответствует прошлому (вспомним, что его не существует), а потому, что так признало некоторое авторитетное в данное конкретное время сообщество жрецов, священников или ученых. Всегда существовали люди, которые определяли, какое прошлое истинное, а какое ложное. В последние два столетия такими были ученые – историки.
Особенность истории в том, что она всегда конкретна и единична, поскольку может актуально существовать только в единичном сознании. Вследствие того, что содержание каждого конкретного сознания индивидуально и неповторимо, то оно соответственно формирует индивидуальную, неповторимую картину прошлого. Нет двух историков, имеющих абсолютно одинаковые образы прошлого, даже если они принадлежат к одной школе, поскольку их картины прошлого будут отличаться в деталях, также как отличаются их тексты. Схожесть их образов прошлого обеспечивают общие мировоззренческие и конкретные исторические концепции, которых придерживаются эти историки, а также факты, которыми они оперируют. Жизненный опыт, особенности судьбы и другие личные факторы, влияющие на формирование картины прошлого неповторимы, поэтому и само прошлое у каждого несхоже и индивидуально.
С позиции идеалистического подхода можно согласиться с Б. Соколовым, который считает, что «история, прежде всего, — это то, что мы конституируем, создаем нашим взглядом, если хотите, творим. Дело в том, что различные так называемые факты истории не просто наличествуют в нашем сознании. Они со-присутствуют в нашем сознании, т.е. подвергаются определенной интерпретационной деятельности, деятельности наделяющей смыслом, значением и ценностной перспективой любое историческое повествование. Эта интерпретационная деятельность, выстраивающая «факты», события истории в историю как таковую, отражает общекультурные способы, коды выстраивания той реальности, которую, в конечном счете, мы лишь постулируем как существующую, но которую мы никогда не сможем схватить в ее ноуменальном виде, как кантовскую вещь-в-себе, вещь-саму-по-себе» [8, с.98]. Б. Соколов также считает, что правила и схема, по которым выстраивается историческое повествование «отражает не реальность событий или череды событий, но то, как именно эти события организуются в целостность исторического рассказа. Поэтому эти черты суть характеристики не самого исторического материала, а характеристики взгляда человеческого сознания, вносящего определенного рода упорядоченность в исторический материал» [8, с.99].
История и память
Предпосылкой для создания феномена прошлого является существование у человека памяти. Память – есть актуализация в сознании человека прошлых ощущений, который испытывал человек. На ее основе у человека формируется опыт. От природы человек может помнить только то, что случилось лично с ним, то, чему он лично был свидетелем. После того, как человек приобрел способность к общению с другими людьми, он смог колоссально расширить свою память за счет присвоения памяти и опыта других людей. Прошлое человека стало много шире прошлого животного, и теперь могло сохраняться в виде информации. Прошлым стали обмениваться не только непосредственно в личном общении, но и опосредованно при помощи текстов. Так появилось неличное прошлое, и была создана возможность для создания истории. Ле Февр писал: «Постараемся отделаться от иллюзий. Человек не помнит прошлого — он постоянно воссоздает его» [9, с.21]. Прошлое в настоящем появилось тогда, когда человек создал его в своем воображении.
С помощью памяти человек научился создавать свое личное прошлое, а с помощью истории – прошлое человечества. Память дает человеку уверенность в том, что ее образы отражают ту реальность, в которой человек действительно пребывал.
Когда прошлое создается на основе информации, полученной не от собственных органов чувств, а это основной массив данных историка, то оно создается исключительно при помощи воображения, поскольку вспоминать нечего.
Если личное прошлое, построенное на основе памяти и существующее в форме воспоминания, и можно считать базирующимся на эмпирических наблюдениях, то история в основном строится на зыбком фундаменте воображения. Прошедшие через сознания других людей эмпирические данные восприятия должны были неоднократно преобразоваться в их субъективные образы и закодированы в текст, прежде чем они попали к историку. Именно поэтому столь важны для него первоисточники, подвергшиеся минимально возможной, – то есть однократной, – обработке воображением непосредственного свидетеля события.
Создавая прошлое, историк пытается восстановить предыдущие состояния реальности. Воссоздавая их в своем сознании, он опирается на некоторые факты, связывающие его с этими состояниями. Такими фактами могут быть воспоминания, артефакты, документы. Для построения образа прошлого историк зачастую имеет относительно немного данных, поэтому картину прошедшего ученый достраивает на основе уже имеющейся аналогичной информации, личного опыта, мировоззрения, здравого смысла и с помощью методики исторической науки.
Построение картины прошлого для современного человека мало чем отличается от построения образа настоящего. Однако в этом процессе есть один важный момент, который заключается в том, что настоящее существует реально, а прошлое нет.
Картина сегодняшнего мира зачастую создается человеком, не выходя в этот мир, – при помощи телевидения, Интернета, радио, газет, книг и т.п. Примерно также историк воспринимает и перерабатывает информацию о прошлом. Он тоже смотрит кадры кинохроники, читает газетные статьи столетней давности, т.е. воспринимает прошлое теми же органами чувств, какими он воспринимает настоящее, за одним исключением, все факты настоящего человек гипотетически может ощутить органами чувств непосредственно, а вот прошлое только опосредованно. Это очень важный момент, поскольку сегодняшнюю реальность можно проверить непосредственно, а «прошлую» нет. Это значит, что историк не может иметь истину, как соответствие знания предмету, ввиду отсутствия предмета в реальности.
Исходя из сегодняшнего способа создания прошлого, любая его картина будет лишь образом, созданным в сознании человека. На большее нынешняя история претендовать не может, поскольку прошлого как объективной реальности не существует. Оно существует лишь как субъективная реальность, как феномен сознания, который человек воспринимает, как прошлое. Этот феномен создается не на основе непосредственного восприятия прошлого, поскольку это невозможно, а лишь на базе памяти и восприятия исторических фактов, большинство из которых, за исключением «остатков», сами являются лишь субъективными образами людей, когда-то воспринимавших реальность.
Историк имеет только опосредованную связь с событиями прошлого, и эта связь проходит через одно или несколько сознаний свидетелей, составителей тех документов, которые становятся источниками данных для историка и из которых он создает исторические факты. Опора на исторические факты и единая методика работы позволяет создавать картину относительно единообразного прошлого в сознании историков, что и отличает историю от литературы и фантастики. Однако говорить о возможности создания одной, правильной картины истории при нынешнем способе создания истории не приходится.
Как уже говорилось, человечество выработало довольно много способов создания прошлого: мифологический, религиозный, научный, постмодернистский. При этом и миф, и религия выступают в качестве теории истории. В исторической науке, прошлое строится не только исходя из теории, хотя она остается первичной, важную роль начинают играть и исторические факты. Опора на них – одно из отличий (наряду с методологией) от мифологии и религиозной истории.
Создавая историю, человек становится хозяином не только своего настоящего и будущего, но и прошлого. История влияет на человека в той мере, в которой он позволяет это ей делать, и, поскольку сегодняшний человек твердо уверен в силе прошлого, то история прочно вошла в арсенал управления людьми, манипулирования их мнением и действием.
Историческая реальность
Научная история строится на ряде допущений, важнейшими из которых являются: существование исторической действительности, и временная целостность мира, в котором пребывает человек; т.е. существование прошлого, настоящего и будущего, как частей некоего континуума. Оба эти допущения делают возможным существование реального объекта, а значит существование истории как науки. Однако история больше чем историческая наука, которая является только одной из форм ее существования, причем формой, как сегодня очевидно, – исторической, т.е. преходящей.
История, как образ прошлого в актуальном виде всегда содержится только в сознании создавшего ее историка, либо читателя его трудов. В книге истории нет, там есть только черные значки на белой бумаге, которые становятся историей в сознании читающего. Причем это всегда не некое абстрактное, а вполне конкретное сознание, что очень важно, потому, что от того, каким содержанием оно наполнено зависит и тот образ, который возникнет в процессе чтения. Один и тот же текст будет создавать в различных сознаниях разные образы, причем ни один из них не будет полностью соответствовать тому, который был у историка в момент написания им текста. Более того, по прошествии некоторого времени, сам историк, читая свой же текст часто говорит, что сегодня он написал бы его по другому, а это значит, что и его образ прошлого изменился, и текст уже не отражает даже образа прошлого его создателя.
Этот пример ставит проблему множественности образов прошлого. А если их так много, если даже сам авторский вариант оригинала образа, с которого он пишет свою историю меняется, тогда, как мы можем говорить о единстве истории и ее истинности? Но такая проблема стоит только в том случае, если мы считаем, что история – это идеальный образ в сознании историка. Если это некая реальность, пребывающая где-то в параллельном мире, тогда этой проблемы конечно нет. Нужно только попасть в этот параллельный мир и сравнить образ истории с оригиналом, правда, не слышал, чтобы это кому-либо удавалось. Тем не менее, историки упорно держатся за существование «объективной исторической реальности, противостоящей субъекту исторического познания»[5].
Автор, исходит из того положения, что прошлого как реальности не существует. Прошлое может содержаться только в идеальном виде в сознании человека. На этом феномене основывается возможность истории, как идеального образа прошлого, которое мы никогда не можем иметь в реальности. Не имея реального прошлого, историк вынужден иметь дело только с идеальными его формами – например, воспоминаниями, мемуарами, документами. И даже тогда, когда он изучает материальные вещи, которые принято называть «остатками прошлого», они являются вещами прошлого лишь условно, поскольку они находятся в настоящем. Реальность одна, и если мы допускаем в настоящем присутствие прошлого, тогда все настоящее, окружающее нас автоматически превращается в прошлое, потому, что в данный момент ничего из того, что нас окружает не создается, а значит его правомерно рассматривать как остатки прошлого, но в этом случае пропадает настоящее. Если все же признать настоящее реальностью, тогда мы вынуждены признать, что «остатки прошлого», «следы прошлого», с которыми работает историк, существуют в качестве прошлого только в его сознании. Непротиворечиво прошлое может существовать только в идеальном виде в сознании историка.
Что отражает история
Что описывает историк, образ чего он создает? Редко, но порой еще встречается утверждение, о том, что он восстанавливает ту картину, которую в прошлом мог бы увидеть современник. Это наивное утверждение весьма характерно, поскольку обнажает суть проблемы – образ чего создает историк? Чаще всего образы прошлого, созданные историком, не совпадают ни с одним из описаний современников, хотя частично и включают их, и даже строятся на их основе. Как пишет Р. Арон: «Интерпретатор никогда не ставит себя на место автора. История – не повторение того, что уже было, она его творческое повторение, от которого даже наука не может отказаться» [1, с.298].
В научном сообществе считается, что мемуары и свидетельства современников, могут служить только сырьем для истории, но не могут быть самой историей, которая глубже, объемнее. Полагают, что историк лучше познает «прошлую действительность» чем современники, к счастью, для сторонников этого утверждения оно не может быть проверено. Из сказанного для нас важно одно – историк видит образ прошлого не так, как его видел современник. Но отсюда возникает вопрос, а что же видит историк, если не то, что видел современник? Нечто подобное мы наблюдаем в физике микромира, частицы которого не могут быть непосредственно восприняты наблюдателем и предстают, то в виде вещества, то в виде энергии, в зависимости от объясняющей теории.
Думаю, что монах Нестор был бы немало удивлен, если бы почитал истории, написанные на основании его Повести временных лет. И не потому, что они основаны на более обильном материале – это не так, утверждение, что историк знает больше современника ложно, потому, что знает не больше, он знает другое. Человек в процессе своей жизни получает колоссальное количество различной рациональной информации, эмоций, образов. Почти все они не оставляют следа и пропадают для истории бесследно, но все они участвуют в составлении картины мира человека. И когда историк, на основании нескольких летописей, радиоуглеродного анализа, пары монет и груды книг коллег утверждает, что он понял прошлое лучше человека жившего в нем, – это звучит несколько самоуверенно. Кто лучше меня может понять мою жизнь? Никто. Исследователь моей биографии может понять ее иначе, но это не значит, что он понял и знает ее лучше меня.
Даже если историк с помощью машины времени попадет в прошлое, он увидит лишь малый кусочек той реальности, которую описывает в своей истории, а значит любой его образ шире чем то, что человек способен непосредственно воспринять. Образ чего же строит историк, если это не тот образ, который видит современник и даже не картина, которая может представиться взору путешествующего во времени историка? История – это идеальный образ, построенный определенным способом и по определенной методике на основе данных, которые, как считает историк, характеризуют прошлое. Все это настолько зыбко, идеально и субъективно, что приходится удивляться, тому, что хотя ни одна история не повторяет другую, тем не менее, сочинения историков все же имеют и что-то общее. И это общее содержится не только в исторических фактах, но и привносится в исторический образ теорией, на базе которой он строится.
Отличие историка от современника еще и в том, что он знает, чем закончились те или иные события и процессы, что неизвестно их современнику. Это меняет взгляд на ход событий и заставляет по-иному расставлять акценты. Например, кто знал о существовании В. Ленина и РСДРП в начале XX века кроме нескольких революционеров и агентов охранки? Современники, даже знавшие его не придавали большого значения этой личности и созданной им партии. Однако все историки обязательно упомянут это имя и эту партию при написании социально-политической истории России того времени, поскольку она сыграла важнейшую роль в истории ХХ века.
Истина в истории
Относительность истории, ее временной характер создают большие проблемы для тех, кто верит в возможность постижения исторической истины. Идея истины – очень сильная идея, именно поэтому две тысячи лет люди ищут ее как соответствие своих знаний чему-то внешнему – либо идее, как Платон, либо объектам материального мира, как материалисты, либо соответствие практике, как марксисты. Концепций истины несколько и они противоречат друг другу, поскольку созданы в разных мировоззренческих системах. Однако и сегодня идея истины продолжает оставаться востребованной, в основном потому, что в естественных науках истина постигается. История, как и другие гуманитарные науки, пытается выработать свою теорию истины, однако к общему мнению по поводу исторической истины ученые так и не пришли.
Для осознания относительности истины в истории необходим более широкий взгляд на саму историю. Необходимо отказаться от обычной практики (порожденной идеей прогресса), когда сегодняшнее положение исторической науки объявляется венцом ее развития, а предшествующие способы создания прошлого – мифами, сказками, или заблуждениями. На протяжении столетий, последний вариант прошлого объявлялся истинным, а предшествующие – ложными.
Выход за рамки мировоззрения, как системы мышления каждого конкретного сознания, позволяет понять относительность всех форм прошлого и историй, которые его создают, но одновременно этот выход не позволяет создать опоры ни в одной из системообразующих идей и порождает неизбежный в этом случае релятивизм. Подобное положение хорошо для критического отношения к истории, для осознания того, что любое прошлое относительно, и плохо для создания сколь-нибудь устойчивого образа прошлого, которым должна быть история.
Ретроспективный взгляд на историю, как науку, неизбежно высвечивает тот факт, что историческая наука – явление относительно недавнее. Если отказаться от господствующего в умах большинства историков превосходства над своими «невежественными» предшественниками, и уравнять в правах все способы создания прошлого – мифологический, религиозный, научный, тогда мы не только воздадим должное тем, кто создавал прошлое до нас, но и более трезво сможем оценить положение исторической науки в общеисторическом процессе создания прошлого.
В этом случае историческая наука предстанет лишь одним, преходящим звеном, оригинальным способом творения прошлого. Равным другим, которые ему предшествовали во времени и тем, которые придут на смену исторической науке. Нынешним ученым надо избавиться от греха гордыни, полагая, что только им стала доступна истина исторического знания. Только в этом случае мы сможем надеяться на то, что и наши труды будут рассматриваться в постнаучную эпоху не как «научные заблуждения», наряду с «религиозными заблуждениями», а как этап строительства прошлого, соответствующий тем условиям и тому мировоззрению, в которых мы живем и творим. Подобной позиции придерживался и Ф. Бродель, когда еще в 70-е годы прошлого столетия писал: «Для меня история — это сумма всех возможных историй, всех подходов и точек зрения — прошлых, настоящих и будущих. Я считаю ошибочным только одно: выбрать одну из этих историй, а всеми остальными пренебречь. Историки совершали и будут совершать эту ошибку» [2, с.128]. Правда чуть ниже он тут же заявляет о том, что уже создана новая история, которая избежала всех ошибок своих предшественников, это история журнала «Анналы», и он, Ф. Бродель к ней принадлежит.
Сегодня, когда историческая наука находится в глубоком кризисе, правда широкая общественность об этом осведомлена мало, ищутся новые формы создания прошлого. В рамках исторической науки – это неоклассическая история, для радикально настроенных противников традиционных способов создания прошлого – постмодернизм. Не факт, что мандат на строительство прошлого получат эти направления. Возможно будет создан другой, более убедительный способ, который будет признан большинством читающей публики, тогда верные своим идеалам научные историки, уйдут в «катакомбы», где превратятся в небольшую маргинальную секту, наподобие современных писателей, создающих прошлое с позиций религии. Они есть, но круг их читателей невелик.
Главная причина, по которой сегодня продолжает доминировать научная история – господство рационалистического научного мировоззрения, из которого она вышла. Пока в умах наших современников доминирует наука, будет пользоваться влиянием и современный способ историописания, однако взаимосвязь науки и истории не является неразрывной, поскольку в отличие от науки, у истории нет реального объекта изучения. Этот факт, столь очевидный в прошлом, заставлял относить историописание к роду литературы, сегодня он всячески затушевывается и официальной историей не признается.
***
Нынешний ее способ создания прошлого историчен, т.е. временен и преходящ. Ему на смену придет иной, а значит, сегодняшний образ прошлого будет изменен. Так было всегда, и ничто в нашем настоящем не предвещает того, что мы наконец-то создадим единственно верную историю, годную на все времена и для всех народов. Наши потомки будут создавать иное прошлое, чем мы, также как наше видение прошлого отличается от видения предыдущих поколений. С этих позиций можно согласиться с Р. Коллингвудом, который пишет: «История, таким образом,— самопознание действующего сознания. Ибо даже тогда, когда события, изучаемые историком, относятся к отдаленному прошлому, условием их исторического познания оказывается их “вибрация в сознании историка”, т. е. свидетельства о них должны быть даны ему здесь и теперь, быть понятными ему. Ибо история не содержится в книгах и документах, она живет только в сознании историка, живет как его увлеченность предметом, как ход его мыслей, когда он анализирует и истолковывает эти документы» [3, с.193].
Список литературы
- Арон Реймон. Избранное: Введение в философию истории. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. 543 с.
- Бродель Фернан. История и общественные науки. Историческая длительность. / Философия и методология истории. Сборник статей. Под ред. И.С. Кона. М.: Прогресс, 1977. 334 с.
- Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М.: Наука, 1980. 485 с.
- Личман Б.В. Современная история: теория и методология многоконцептуальной истории России. // Социально — политические науки. 2017.№5. С.160-164.
- Лубский А.В. ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ ИСТОРИЧЕСКАЯ / Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь. М.: Аквилон, 2014. 575 с.
- Реконструкция //Большой энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000 . 1456 с.
- Репина Л. П. Историческая наука в предметном поле / История и историки в прошлом и настоящем. М.: ИВИ РАН, 2013. 400 с.
- Соколов Б.Г. Гипертекст истории. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. 193 с.
- Февр Л. Суд совести истории и историка /Бои за историю. М.: Наука, 1991. 629 с.
- Уайт X. Метаистория. Екатеринбург: Изд-во Урал., ун-та, 2002. 528 с.
[1]Например, если человек верит в леших и русалок, то он обязательно увидит их в лесу и на озере и будет действовать исходя из их существования, т.е. предпримет определенные меры магического характера, чтобы избежать неприятностей от столкновения с нечистой силой.
Модестова Елена Павловна
ученица МБОУ СОШ №55, Россия, г.Брянск
E-mail: lenkamodestova@mail.ru
Жизнь – это бесконечная дорога с крутыми поворотами, тупиками, неожиданными открытиями, это лабиринт, за каждой дверью которого скрывается новый мир, полный тайн и загадок. Человек живет, и на протяжении всего жизненного пути он учится, он познает мир и самого себя. Движение вперед, стремление развиваться делает человека живым, настоящим, дает ему цель и повод вставать по утрам, ведь для одного человека новый день – это очередной шанс начать жизнь с чистого листа, а для другого – лишь небольшой шаг на пути к поставленной задаче. Но каким бы ни был наш жизненный путь, чтобы не сбиться с него, самое главное – помнить о совершенных поступках и принятых решениях, помнить о прошлом и не забывать настоящее в погоне за лучшей жизнью, за будущим, которое никогда невозможно предугадать. Память – это нравственное качество, которое делает нас людьми. Она есть напоминание о совершенных ошибках, о быстротечности и важности времени. Она связывает нас с миром, а, самое главное – с историей не просто наших предков, но и всего человечества.
Безусловно, как наука, история состоит из фактов, событий и дат, и порой их изучение кажется нам скучным и бессмысленным, неважным. В современном мире, где все меняется чуть ли не со скоростью света, человек пытается максимально обезопасить себя от впустую потраченного времени, тщательно планирует каждую минуту, стремясь охватить все и сразу. Он все больше посвящает свою жизнь повседневным заботам, ежедневной рутине, и все остальное теряет свою значимость. Очень немногие современные подростки включают историю в число любимых предметов, и все чаще среди них встречаются те, кто даже не способен назвать временные рамки Второй мировой войны 1939-1945гг. Значение исторической памяти размывается, а число желающих исказить канву исторических событий возрастает с каждым днем. Так, уже почти на протяжении двух лет украинские власти стремятся переписать мировую историю, приписать себе заслуги в борьбе с фашизмом. Они провозглашают национальным героем Петлюру, человека, который в свое время способствовал расколу украинцев, возводят ему памятники, переиздают школьные учебники по истории. Власти же в США и вовсе еще практически сразу после окончания Второй мировой стали внушать жителям своей страны, что именно они разгромили фашизм и Гитлера, умалчивая о подвиге советского народа. В документальном фильме «Военная тайны» с Игорем Прокопенко корреспондент проводил опрос среди жителей США разных возрастов, спрашивая их о том, кто же именно одержал победу в 1945 году, и, к огромному сожалению, никто из опрошенных даже не вспомнил о заслугах миллионов погибших советских солдат и офицеров. И больше всего поражает то, с какой легкостью и охотой люди принимают эту переписанную, искаженную версию исторических фактов.
Можно ли считать такое поведение массовым заблуждение? Однозначное нет,
потому что заблуждение подразумевает непреднамеренное искажение истины, ошибочно принимаемое за нее в силу нехватки каких-либо доказательств в ее подтверждение. Нынешнее же отношение к истории лишь свидетельствует о снижении духовного уровня общества. Наше прошлое – это та неотъемлемая часть на пути личностного развития, без уважения к которой человек, пожалуй, способен потерять и самого себя. Личность не может существовать без прошлого. Чтобы совершить великое открытие, нужно иметь представление о том, с чем тебе предстоит столкнуться. Жизнь, подобно науке, похожа на алгоритм из причин и следствий, где каждое действие имеет связь с предыдущим и влияет на последующее, а историческая память способна, прежде всего, обезопасить человека от повторения многих разрушительных, губительных ошибок, таких, как, конечно же, войны. История заключается даже не в изучении дат, имен или событий, она кроется в культурном наследии, в опыте и мудростей предыдущих поколений. Изучая историю, мы изучаем самих себя. Таких же людей, которые подарили нам мир таким, каким мы знаем его сейчас.
Книги, живопись, музыка, памятники архитектуры, летописи – все это часть исторической памяти, которая обогащает внутренний мир человека, рассказывает о быте, обычаях и традициях наших предков. Читая исторические романы, стихотворения, посещая картинные галереи, человек учится видеть мир за рамками своего привычного существования, по-новому видеть и понимать себя, узнавая о людях прошлых эпох, поколений. Он обогащается духовно. Он познает новые грани мира, открывая для себя новые дороги и возможности. История в искусстве, творчестве – это проявление духовности, которая, пожалуй, всегда особенно отличала русский народ от других, потому что русский человек всегда наиболее сильно был привязан к дому, семье, Родине.
Русские писатели всегда писали о том, что видели вокруг себя, о России и русских людях, они старались вложить в свои произведения безграничную преданность и любовь к своей Родине. Тем не менее это не мешало им отображать повседневность русских людей и социальную обстановку в стране такой, какая она есть, с ее изъянами, многовековыми нерешенными вопросами (необходимость ликвидации крепостного права, жестокость в обращении с крепостными занимали многих поэтов и писателей вплоть до крестьянской реформы 1861 г., а впервые жизнь крестьян стала центральной темой еще в семнадцатом веке в произведении Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву»).
Русское искусство – это всегда история. И даже во времена жесткой цензуры, когда власти пытались ограничить выход в свет произведений литературы, живописи, музыки, которые, по их мнению, компрометировали уклад жизни русских людей и Россию в целом, деятели искусства продолжали бороться за право своим творчеством «говорить» о насущных и волнующих общество вопросах, о народе и для него. Наверное, именно поэтому на долгое время оказались под запретом Пастернак и Булгаков, была предана забвению Ахматова, репрессирован Н. Гумилев, именно поэтому не смогли «смолчать» передвижники во главе с Крамским, которые в 1863 году покинули Художественную академию, не желая следовать канонам академизма, а стремясь в своих картинах изображать реальную жизнь.
Человек и его история – две стороны одной медали. Человек создает историю, каждый раз открывая все новые и новые грани своих возможностей. Но в то же время именно историческое развитие определяет самого человека и саму его сущность. Может ли человек в современном обществе обойтись без истории? Конечно же, нет. История – это память. А память движет каждым человеком, дает ориентиры, которые направляют нас и ведут к заданной цели. Историческая память – это фундамент человеческого существования. Это прошлое. Это настоящее. Это будущее. Сохранение исторической памяти – это обязанность каждого человека, это даже не просто дань уважения или благодарность предыдущим поколениям, сохранение исторической памяти – это то, что помогает человеку оставаться нравственным и, конечно же, человечным.