Рассказ бредбери о том как дети кормили родителей львам

Краткое содержание и сочинение по рассказу Вельд

— Джорджи, пожалуйста, посмотри детскую комнату.

— А что с ней?

— Не знаю.

— Так в чем же дело?

— Ни в чем, просто мне хочется, чтобы ты ее посмотрел или пригласи психиатра, пусть он посмотрит.

— При чем здесь психиатр?

— Ты отлично знаешь при чем. — стоя по среди кухни, она глядела на плиту, которая, деловито жужжа, сама готовила ужин на четверых. — Понимаешь, детская изменилась, она совсем не такая, как прежде.

— Ладно, давай посмотрим.

Они пошли по коридору своего звуконепроницаемого дома, типа: «Все для счастья», который стал им в тридцать тысяч долларов (с полной обстановкой), — дома, который их одевал, кормил, холил, укачивал, пел и играл им. Когда до детской оставалось пять шагов, что-то щелкнуло, и в ней зажегся свет. И в коридоре, пока они шли, один за другим плавно, автоматически загорались и гасли светильники.

— Ну, — сказал Джордж Хедли.

Они стояли на крытом камышовой циновкой полу детской комнаты. Сто сорок четыре квадратных метра, высота — десять метров; она стоила пятнадцать тысяч. «Дети должны получать все самое лучшее», — заявил тогда Джордж.

Тишина. Пусто, как на лесной прогалине в знойный полдень. Гладкие двумерные стены. На глазах у Джорджа и Лидии Хедли они, мягко жужжа, стали таять, словно уходя в прозрачную даль, и появился африканский вельд — трехмерный, в красках, как настоящий, вплоть до мельчайшего камешка и травинки. Потолок над ними превратился в далекое небо с жарким желтым солнцем.

Джордж Хедли ощутил, как на лбу у него проступает пот.

— Лучше уйдем от солнца, — предложил он, — уж больно естественное. И вообще, я ничего такого не вижу, все как будто в порядке.

— Подожди минуточку, сейчас увидишь, — сказала жена.

В этот миг скрытые одорофоны, вступив в действие, направили волну запахов на двоих людей, стоящих среди опаленного солнцем вельда. Густой, сушащий ноздри запах жухлой травы, запах близкого водоема, едкий, резкий запах животных, запах пыли, которая клубилась в раскаленном воздухе, облачком красного перца. А вот и звуки: далекий топот антилопьих копыт по упругому дерну, шуршащая поступь крадущихся хищников.

В небе проплыл силуэт, по обращенному вверх потному лицу Джорджа Хедли скользнула тень.

— Мерзкие твари, — услышал он голос жены, стервятники…

— Смотри-ка, львы, вон там, в дали, вон, вон! Пошли на водопой. Видишь, они там что-то ели.

— Какое-нибудь животное. — Джордж Хедли защитил воспаленные глаза ладонью от слепящего солнца, — зебру… Или жирафенка…

— Ты уверен? — ее голос прозвучал как-то странно.

— Теперь-то уверенным быть нельзя, поздно, — шутливо ответил он. — Я вижу только обглоданные кости да стервятников, которые подбирают ошметки.

— Ты не слышал крика? — спросила она.

— Нет.

— Так с минуту назад?

— Ничего не слышал.

Львы медленно приближались. И Джордж Хедли — в который раз — восхитился гением конструктора, создавшего эту комнату. Чудо совершенства — за абсурдно низкую цену. Всем бы домовладельцам такие! Конечно, иногда они отталкивают своей клинической продуманностью, даже пугают, вызывают неприятное чувство, но чаще всего служат источником забавы не только для вашего сына или дочери, но и для вас самих, когда вы захотите развлечься короткой прогулкой в другую страну, сменить обстановку. Как сейчас, например!

Вот они, львы, в пятнадцати футах, такие правдоподобные — да-да, такие, до ужаса, до безумия правдоподобные, что ты чувствуешь, как твою кожу щекочет жесткий синтетический мех, а от запаха разгоряченных шкур у тебя во рту вкус пыльной обивки, их желтизна отсвечивает в твоих глазах желтизной французского гобелена… Желтый цвет львиной шкуры, жухлой травы, шумное львиное дыхание в тихий полуденный час, запах мяса из открытой, влажной от слюны пасти.

Львы остановились, глядя жуткими желто-зелеными глазами на Джорджа и Лидию Хедли.

— Берегись! — вскрикнула Лидия.

Львы ринулись на них.

Лидия стремглав бросилась к двери, Джордж непроизвольно побежал следом. И вот они в коридоре, дверь захлопнута, он смеется, она плачет, и каждый озадачен реакцией другого.

— Джордж!

— Лидия! Моя бедная, дорогая, милая Лидия!

— Они чуть не схватили нас!

— Стены, Лидия, светящиеся стены, только и всего. Не забывай. Конечно, я не спорю, они выглядят очень правдоподобно — Африка в вашей гостиной! — но это лишь повышенного воздействия цветной объемный фильм и психозапись, проектируемые на стеклянный экран, одорофоны и стереозвук. Вот возьми мой платок.

— Мне страшно. — она подошла и всем телом прильнула к нему, тихо плача. — Ты видел? Ты почувствовал? Это чересчур правдоподобно.

— Послушай, Лидия…

— Скажи Венди и Питеру, чтобы они больше не читали про Африку.

— Конечно… Конечно. — он погладил ее волосы. — Обещаешь?

— Разумеется.

— И запри детскую комнату на несколько дней, пока я не справлюсь с нервами.

— Ты ведь знаешь, как трудно с Питером. Месяц назад я наказал его, запер детскую комнату на несколько часов — что было! Да и Венди тоже… Детская для них — все.

— Ее нужно запереть, и никаких поблажек.

— Ладно. — он неохотно запер тяжелую дверь. — Ты переутомилась, тебе нужно отдохнуть.

— Не знаю… Не знаю. — Она высморкалась и села в кресло, которое тотчас тихо закачалось. Возможно, у меня слишком мало дела. Возможно, осталось слишком много времени для размышлений. Почему бы нам на несколько дней не запереть весь дом, не уехать куда-нибудь.

— Ты хочешь сказать, что готова жарить мне яичницу?

— Да. — Она кивнула.

— И штопать мои носки?

— Да. — Порывистый кивок, глаза полны слез.

— И заниматься уборкой?

— Да, да… Конечно!

— А я-то думал, мы для того и купили этот дом, чтобы ничего не делать самим?

— Вот именно. Я здесь вроде ни к чему. Дом — и жена, и мама, и горничная. Разве я могу состязаться с африканским вельдом, разве могу искупать и отмыть детей так быстро и чисто, как это делает автоматическая ванна? Не могу. И не во мне одной дело, а и в тебе тоже. Последнее время ты стал ужасно нервным.

— Наверно, слишком много курю.

— у тебя такой вид, словно и ты не знаешь куда себя деть в этом доме. Куришь немного больше обычного каждое утро, выпиваешь немного больше обычного по вечерам, и принимаешь на ночь снотворного больше обычного. Ты тоже начинаешь чувствовать себя ненужным.

— Я?.. — он молчал, пытаясь заглянуть в собственную душу и понять, что там происходит.

— О, Джорджи! — Она поглядела мимо него на дверь детской комнаты. — Эти львы… Они ведь не могут выйти оттуда?

Он тоже посмотрел на дверь — она вздрогнула, словно от удара изнутри.

— Разумеется, нет, — ответил он.

Они ужинали одни. Венди и Питер отправились на специальный стереокарнавал на другом конце города и сообщили домой по видеофону, что вернуться поздно, не надо их ждать. Озабоченный Джордж Хедли смотрел, как стол-автомат исторгает из своих механических недр горячие блюда.

— Мы забыли кетчуп, — сказал он.

— Простите, — произнес тонкий голосок изнутри стола и появился кетчуп.

«Детская… — подумал Джордж Хедли. — Что ж, детям и впрямь невредно некоторое время пожить без нее. Во всем нужна мера. А они, это совершенно ясно, слишком уж увлекаются Африкой». Это солнц е… Он до сих пор чувствовал на шее его лучи — словно прикосновение горячей лапы. А эти львы. И запах крови. удивительно, как точно детская улавливает телепатическую эманацию психики детей и воплощает любое их пожелание. Стоит им подумать о львах — пожалуйста, вот они. Представят себе зебр — вот зебры. И солнце. И жирафы. И смерть.

Вот именно. Он механически жевал пищу, которую ему приготовил стол. Мысли о смерти. Венди и Питер слишком молоды для таких мыслей. А впрочем, разве дело в возрасте. Задолго то того, как ты понял, что такое смерть, ты уже желаешь смерти кому-нибудь. В два года ты стреляешь в людей из пугача…

Но это… Жаркий безбрежный африканский вельд… ужасная смерть в когтях льва. Снова и снова смерть.

— Ты куда?

Он не ответил ей. Поглощенный своими мыслями, он шел, провожаемый волной света, к детской. Он приложил ухо к двери. Оттуда донесся львиный рык.

Он отпер дверь и распахнул ее. В тот же миг его слуха коснулся далекий крик. Снова рычанье львов… Тишина.

Он вошел в Африку. Сколько раз за последний год он, открыв дверь, встречал Алису в Стране Чудес или Фальшивую Черепаху, или Алладина с его волшебной лампой, или Джека-Тыквенную-Голову из Страны Оз, или доктора Дулитла, или корову, которая прыгала через луну, очень похожую на настоящую, — всех этих чудесных обитателей воображаемого мира. Сколько раз видел он летящего в небе пегаса, или розовые фонтаны фейерверка, или слышал ангельское пение. А теперь перед ним — желтая, раскаленная Африка, огромная печь, которая пышет убийством. Может быть Лидия права. Может, надо и впрямь на время расстаться с фантазией, которая стала чересчур реальной для десятилетних детей. Разумеется, очень полезно упражнять воображение человека. Но если пылкая детская фантазия увлекается каким-то одним мотивом?.. Кажется, весь последний месяц он слышал львиный рык. Чувствовал даже у себя в кабинете резкий запах хищников, да по занятости не обращал внимания…

Джордж Хедли стоял один в степях. Африки Львы, оторвавшись от своей трапезы, смотрели на пего. Полная иллюзия настоящих зверей — если бы не открытая дверь, через которую он видел в дальнем конце темного коридора, будто портрет в рамке, рассеянно ужинавшую жену.

— Уходите, — сказал он львам.

Они не послушались.

Он отлично знал устройство комнаты. Достаточно послать мысленный приказ, и он будет исполнен.

— Пусть появится Аладдин с его лампой, — рявкнул он. По-прежнему вельд, и все те же львы…

— Ну, комната, действуй! Мне нужен Аладдин.

Никакого впечатления. Львы что-то грызли, тряся косматыми гривами.

— Аладдин!

Он вернулся в столовую.

— Проклятая комната, — сказал он, — поломалась, не слушается.

— Или…

— Или что?

— Или НЕ МОЖЕТ послушаться, — ответила Лидия. — Потому что дети уже столько дней думают про Африку, львов и убийства, что комната застряла на одной комбинации.

— Возможно.

— Или же Питер заставил ее застрять.

— ЗАСТАВИЛ?

— Открыл механизм и что-нибудь подстроил.

— Питер не разбирается в механизме.

— Для десятилетнего парня он совсем не глуп. Коэффициент его интеллекта…

— И все-таки…

— Хелло, мам! Хелло, пап!

Супруги Хедли обернулись. Венди и Питер вошли в прихожую: щеки — мятный леденец, глаза — ярко-голубые шарики, от джемперов так и веет озоном, в котором они купались, летя на вертолете.

— Вы как раз успели к ужину, — сказали родители вместе.

— Мы наелись земляничного мороженого и сосисок, — ответили дети, отмахиваясь руками. — Но мы посидим с вами за столом.

— Вот-вот, подойдите-ка сюда, расскажите про детскую, — позвал их Джордж Хедли.

Брат и сестра удивленно посмотрели на него, потом друг на друга.

— Детскую?

— Про Африку и все прочее, — продолжал отец с наигранным добродушием.

— Не понимаю, — сказал Питер.

— Ваша мать и я только что совершили путешествие по Африке: Том Свифт и его Электрический Лев, — усмехнулся Джордж Хедли.

— Никакой Африки в детской нет, — невинным голосом возразил Питер.

— Брось, Питер, мы-то знаем.

— Я не помню никакой Африки. — Питер повернулся к Венди. — А ты?

— Нет.

— А ну, сбегай, проверь и скажи нам.

Она повиновалась брату.

— Венди, вернись! — позвал Джордж Хедли, но она уже ушла. Свет провожал ее, словно рой светлячков. Он слишком поздно сообразил, что забыл запереть детскую.

— Венди посмотрит и расскажет нам, — сказал Питер.

— Что мне рассказывать, когда я сам видел.

— Я уверен, отец, ты ошибся.

— Я не ошибся, пойдем-ка.

Но Венди уже вернулась.

— Никакой Африки нет, — доложила она, запыхавшись.

— Сейчас проверим, — ответил Джордж Хедли.

Они вместе пошли по коридору и отворили дверь в детскую.

Чудесный зеленый лес, чудесная река, пурпурная гора, ласкающее слух пение, а в листве — очаровательная таинственная Рима, на длинных распущенных волосах которой, словно ожившие цветы, трепетали многоцветные бабочки. Ни африканского вельда, ни львов. Только Рима, поющая так восхитительно, что невольно на глазах выступают слезы.

Джордж Хедли внимательно осмотрел новую картину.

— Ступайте спать, — велел он детям.

Они открыли рты.

— Вы слышали?

Они отправились в пневматический отсек и взлетели, словно сухие листья, вверх по шахте в свои спальни.

Джордж Хедли пересек звенящую птичьими голосами полянку и что-то подобрал в углу, поблизости от того места, где стояли львы. Потом медленно возвратился к жене.

— Что это у тебя в руке?

— Мой старый бумажник, — ответил он и протянул его ей.

От бумажника пахло жухлой травой и львами. На нем были капли слюны, и следы зубов, и с обеих сторон пятна крови.

Он затворил дверь детской и надежно ее запер.

В полночь Джордж все еще не спал, и он знал, что жена тоже не спит.

— Так ты думаешь, Венди ее переключила? — спросила она наконец в темноте.

— Конечно.

— Превратила вельд в лес и на место львов вызвала Риму?

— Да.

— Но зачем?

— Не знаю. Но пока я не выясню, комната будет заперта.

— Как туда попал твой бумажник?

— Не знаю, — ответил он, — ничего не знаю, только одно: я уже жалею, что мы купили детям эту комнату. И без того они нервные, а тут еще такая комната…

— Ее назначение в том и состоит, чтобы помочь им избавиться от своих неврозов.

— Ой, так ли это… — он посмотрел на потолок.

— Мы давали детям все, что они просили. А в награду что получаем — непослушание, секреты от родителей…

— Кто это сказал: «Дети — ковер, иногда на них надо наступать»… Мы ни разу не поднимали на них руку. Скажем честно — они стали несносны. Уходят и приходят, когда им вздумается, с нами обращаются так, словно мы — их отпрыски. Мы их портим, они нас.

— Они переменились с тех самых пор — помнишь, месяца два-три назад, — когда ты запретил им лететь на ракете в Нью-Йорк.

— Я им объяснил, что они еще малы для такого путешествия.

— Объяснил, а я вижу, как они с того дня стали хуже к нам относиться.

— Я вот что сделаю: завтра приглашу Девида Макклина и попрошу взглянуть на эту Африку.

— Но ведь Африки нет, теперь там сказочная страна и Рима.

— Сдается мне, к тому времени снова будет Африка.

Мгновением позже он услышал крики.

Один… другой… Двое кричали внизу. Затем — рычание львов.

— Венди и Питер не спят, — сказала ему жена.

Он слушал с колотящимся сердцем.

— Да, — отозвался он. — Они проникли в детскую комнату.

— Эти крики… они мне что-то напоминают.

— В самом деле?

— Да, мне страшно.

И как ни трудились кровати, они еще целый час не могли укачать супругов Хедли. В ночном воздухе пахло кошками.

— Отец, — сказал Питер.

— Да?

Питер разглядывал носки своих ботинок. Он давно избегал смотреть на отца, да и на мать тоже.

— Ты что же, навсегда запер детскую?

— Это зависит…

— От чего? — резко спросил Питер.

— От тебя и твоей сестры. Если вы не будете чересчур увлекаться этой Африкой, станете ее чередовать… скажем, со Швецией, или Данией, или Китаем.

— Я думал, мы можем играть во что хотим.

— Безусловно, в пределах разумного.

— А чем плоха Африка, отец?

— Так ты все-таки признаешь, что вызывал Африку!

— Я не хочу, чтобы запирали детскую, — холодно произнес Питер. — Никогда.

— Так позволь сообщить тебе, что мы вообще собираемся на месяц оставить этот дом. Попробуем жить по золотому принципу: «Каждый делает все сам».

— Ужасно! Значит, я должен сам шнуровать ботинки, без автоматического шнуровальщика? Сам чистить зубы, причесываться, мыться?

— Тебе не кажется, что это будет даже приятно для разнообразия?

— Это будет отвратительно. Мне было совсем не приятно, когда ты убрал автоматического художника.

— Мне хотелось, чтобы ты научился рисовать, сынок.

— Зачем? Достаточно смотреть, слушать и обонять! Других стоящих занятий нет.

— Хорошо, ступай, играй в Африке.

— Так вы решили скоро выключить наш дом?

— Мы об этом подумывали.

— Советую тебе подумать еще раз, отец.

— — Но-но, сынок, без угроз!

— Отлично. — И Питер отправился в детскую.

— Я не опоздал? — спросил Девид Макклин.

— Завтрак? — предложил Джордж Хедли.

— Спасибо, я уже. Ну, так в чем дело?

— Девид, ты разбираешься в психике?

— Как будто.

— Так вот, проверь, пожалуйста, нашу детскую. Год назад ты в нее заходил — тогда заметил что-нибудь особенное?

— Вроде нет. Обычные проявления агрессии, тут и там налет паранойи, присущей детям, которые считают, что родители их постоянно преследуют. Но ничего, абсолютно ничего серьезного.

Они вышли в коридор.

— Я запер детскую, — объяснил отец семейства, — а ночью дети все равно проникли в нее. Я не стал вмешиваться, чтобы ты мог посмотреть на их затеи.

Из детской доносились ужасные крики.

— Вот-вот, — сказал Джордж Хедли. — Интересно, что ты скажешь?

Они вошли без стука.

Крики смолкли, львы что-то пожирали.

— Ну-ка. дети, ступайте в сад, — распорядился Джордж Хедли — Нет-нет, не меняйте ничего, оставьте стены, как есть. Марш!

Оставшись вдвоем, мужчины внимательно посмотрели на львов, которые сгрудились поодаль, жадно уничтожая свою добычу.

— Хотел бы я знать, что это, — сказал Джордж Хедли. — Иногда мне кажется, что я вижу… Как думаешь, если принести сильный бинокль…

Девид Макклин сухо усмехнулся.

— Вряд ли…

Он повернулся, разглядывая одну за другой все четыре стены.

— Давно это продолжается?

— Чуть больше месяца.

— Да, ощущение неприятное.

— Мне нужны факты, а не чувства.

— Дружище Джордж, найди мне психиатра, который наблюдал бы хоть один факт. Он слышит то, что ему сообщают об ощущениях, то есть нечто весьма неопределенное. Итак, я повторяю: это производит гнетущее впечатление. Положись на мой инстинкт и мое предчувствие. Я всегда чувствую, когда назревает беда. Тут кроется что-то очень скверное. Советую вам совсем выключить эту проклятую комнату и минимум год ежедневно приводить ко мне ваших детей на процедуры.

— Неужели до этого дошло?

— Боюсь, да. Первоначально эти детские были задуманы, в частности, для того, чтобы мы, врачи, без обследования могли по картинам на стенах изучать психологию ребенка и исправлять ее. Но в данном случае детская, вместо того чтобы избавлять от разрушительных наклонностей, поощряет их!

— Ты это и раньше чувствовал?

— Я чувствовал только, что вы больше других балуете своих детей. А теперь закрутили гайку. Что произошло?

— Я не пустил их в Нью-Йорк.

— Еще?

— Убрал из дома несколько автоматов, а месяц назад пригрозил запереть детскую, если они не будут делать уроков. И действительно запер на несколько дней, чтобы знали, что я не шучу.

— Ага!

— Тебе это что-нибудь говорит?

— Все. На место рождественского деда пришел бука. Дети предпочитают рождественского деда. Ребенок не может жить без привязанностей. Вы с женой позволили этой комнате, этому дому занять ваше место в их сердцах. Детская комната стала для них матерью и отцом, оказалась в их жизни куда важнее подлинных родителей. Теперь вы хотите ее запереть. Не удивительно, что здесь появилась ненависть. Вот — даже небо излучает ее. И солнце. Джордж, вам надо переменить образ жизни. Как и для многих других — слишком многих, — для вас главным стал комфорт. Да если завтра на кухне что-нибудь поломается, вы же с голоду помрете. Не сумеете сами яйца разбить! И все-таки советую выключить все. Начните новую жизнь. На это понадобится время. Ничего, за год мы из дурных детей сделаем хороших, вот увидишь.

— А не будет ли это слишком резким шоком для ребят — вдруг запереть навсегда детскую?

— Я не хочу, чтобы зашло еще дальше, понимаешь?

Львы кончили свой кровавый пир.

Львы стояли на опушке, глядя на обоих мужчин.

— Теперь я чувствую себя преследуемым, — произнес Макклин. — Уйдем. Никогда не любил эти проклятые комнаты. Они мне действуют на нервы.

— А львы — совсем как настоящие, верно? — сказал Джордж Хедли. — Ты не допускаешь возможности…

— Что?!

— …что они могут стать настоящими?

— По-моему, нет.

— Какой-нибудь порок в конструкции, переключение в схеме или еще что-нибудь?

— Нет.

Они пошли к двери.

— Мне кажется, комнате не захочется, чтобы ее выключали, — сказал Джордж Хедли.

— Никому не хочется умирать, даже комнате.

— Интересно: она ненавидит меня за мое решение?

— Здесь все пропитано паранойей, — ответил Девид Макклин. — До осязаемости. Эй! — Он нагнулся и поднял окровавленный шарф. — Твой?

— Нет. — Лицо Джорджа окаменело. — Это Лидии.

Они вместе пошли к распределительному щитку и повернули выключатель, убивающий детскую комнату.

Дети были в истерике. Они кричали, прыгали, швыряли вещи. Они вопили, рыдали, бранились, метались по комнатам.

— Вы не смеете так поступать с детской комнатой, не смеете!

— Угомонитесь, дети.

Они в слезах бросились на диван.

— Джордж, — сказала Лидия Хедли, — включи детскую на несколько минут. Нельзя так вдруг.

— Нет.

— Это слишком жестоко.

— Лидия, комната выключена и останется выключенной. И вообще, пора кончать с этим проклятым домом. Чем больше я смотрю на все это безобразие, тем мне противнее. И так мы чересчур долго созерцали свой механический электронный пуп. Видит бог, нам необходимо сменить обстановку!

И он стал ходить из комнаты в комнату, выключая говорящие часы, плиты, отопление, чистильщиков обуви, механические губки, мочалки, полотенца, массажистов и все прочие автоматы, которые попадались под руку.

Казалось, дом полон мертвецов. Будто они очутились на кладбище механизмов. Тишина. Смолкло жужжание скрытой энергии машин, готовых вступить в действие при первом же нажиме на кнопки.

— Не позволяй им это делать! — завопил Питер, подняв лицо к потолку, словно обращаясь к дому, к детской комнате — Не позволяй отцу убивать все. — Он повернулся к отцу. — До чего же я тебя ненавижу!

— Оскорблениями ты ничего не достигнешь.

— Хоть бы ты умер!

— Мы долго были мертвыми. Теперь начнем жить по-настоящему. Мы привыкли быть предметом забот всевозможных автоматов — отныне мы будем жить.

Венди по-прежнему плакала. Питер опять присоединился к ней.

— Ну, еще немножечко, на минуточку, только на минуточку! — кричали они.

— Джордж, — сказала ему жена, — это им не повредит.

— Ладно, ладно, пусть только замолчат. На одну минуту, учтите, потом выключу совсем.

— Папочка, папочка, папочка! — запели дети, улыбаясь сквозь слезы.

— А потом — каникулы. Через полчаса вернется Девид Макклин, он поможет нам собраться и проводит на аэродром. Я пошел одеваться. Включи детскую на одну минуту, Лидия, слышишь — не больше одной минуты.

Дети вместе с матерью, весело болтая, поспешили в детскую, а Джордж, взлетев наверх по воздушной шахте, стал одеваться. Через минуту появилась Лидия.

— Я буду рада, когда мы покинем этот дом, — вздохнула она.

— Ты оставила их в детской?

— Мне тоже надо одеться. О, эта ужасная Африка. И что они в ней видят?

— Ничего, через пять минут мы будем на пути в Айову. Господи, какая сила загнала нас в этот домр.. Что нас побудило купить этот кошмар!

— Гордыня, деньги, глупость.

— Пожалуй, лучше спуститься, пока ребята опять не увлеклись своим чертовым зверинцем.

В этот самый миг они услышали голоса обоих детей.

— Папа, мама, скорей, сюда, скорей!

Они спустились по шахте вниз и ринулись бегом по коридору. Детей нигде не было видно.

— Венди! Питер!

Они ворвались в детскую. В пустынном вельде — никого, ни души, если не считать львов, глядящих на и их.

— Питер! Венди!

Дверь захлопнулась.

Джордж и Лидия Хедли метнулись к выходу.

— Откройте дверь! — закричал Джордж Хедли, дергая ручку. — Зачем вы ее заперли? Питер! — Он заколотил в дверь кулаками. — Открой!

За дверью послышался голос Питера:

— Не позволяй им выключать детскую комнату и весь дом.

Мистер и миссис Джордж Хедли стучали в дверь.

— Что за глупые шутки, дети! Нам пора ехать. Сейчас придет мистер Макклин и…

И тут они услышали…

Львы с трех сторон в желтой траве вельда, шуршание сухих стеблей под их лапами, рокот в их глотках.

Львы.

Мистер Хедли посмотрел на жену, потом они вместе повернулись лицом к хищникам, которые медленно, припадая к земле, подбирались к ним.

Мистер и миссис Хедли закричали.

И вдруг они поняли, почему крики, которые они слышали раньше, казались им такими знакомыми.

— Вот и я, — сказал Девид Макклин, стоя на пороге детской комнаты. — О, привет!

Он удивленно воззрился на двоих детей, которые сидели на поляне, уписывая ленч. Позади них был водоем и желтый вельд; над головами — жаркое солнце. У него выступил пот на лбу.

— А где отец и мать?

Дети обернулись к нему с улыбкой.

— Они сейчас придут.

— Хорошо, уже пора ехать.

Мистер Макклин приметил вдали львов — они из-за чего-то дрались между собой, потом успокоились и легли с добычей в тени деревьев.

Заслонив глаза от солнца ладонью, он присмотрелся внимательнее.

Львы кончили есть и один за другим пошли на водопой.

Какая-то тень скользнула по разгоряченному лицу мистера Макклина. Много теней. С ослепительного неба спускались стервятники.

— Чашечку чаю? — прозвучал в тишине голос Венди.

External audio
“Sci-Fi Radio Drama” (performance of The Veldt), Distillations Podcast, Science History Institute

«The Veldt» is a science fiction short story by American author Ray Bradbury. Originally appearing as «The World the Children Made» in the September 23, 1950, issue of The Saturday Evening Post, it was republished under its current name in the 1951 anthology The Illustrated Man.

In the story, a mother and father struggle with their technologically advanced home taking over their role as parents, and their children becoming uncooperative as a result of their lack of discipline.

Plot[edit]

The Hadley family lives in an automated house called «the Happylife Home,” filled with machines that aid them in completing everyday tasks, such as tying their shoes, bathing them, or cooking their food. The two children, Peter and Wendy,^[a] enjoy time in the «nursery», a virtual reality room able to realistically reproduce any place they imagine, and grow increasingly attached to it.

The parents, George and Lydia, begin to wonder if there is something wrong with their way of life. Lydia tells George, «That’s just it. I feel like I don’t belong here. The house is wife and mother now, and nursemaid. Can I compete with an African veldt? Can I give a bath and scrub the children as efficiently or quickly as the automatic scrub bath can? I cannot.»^[2] They are perplexed that the nursery is stuck on an African landscape setting, with lions in the distance, eating an unidentifiable animal carcass. There they also find recreations of their personal belongings and hear strangely familiar screams. Wondering why their children are so concerned with this scene of death, they decide to call a psychologist.

The psychologist, David McClean, suggests they turn off the house, move to the country, and learn to be more self-sufficient. Peter and Wendy strongly resist and beg their parents to let them have one last visit to the nursery. They give in and allow the children more time in the nursery. When George and Lydia come to fetch them, the children lock their parents into the nursery with the pride of lions, and the two realize that the screams belonged to simulated versions of themselves. Shortly after, David comes by to look for George and Lydia. He finds the children enjoying lunch in the nursery and sees the lions and vultures eating carcasses in the distance, which are implied to be the parents.

Adaptations[edit]

The story was adapted by Ernest Kinoy as an episode of the radio program Dimension X in 1951. The same script was used in a 1955 episode of X Minus One, with the addition of a frame story in which it was explained that George and Lydia were not really slain, and that the entire family was now undergoing psychiatric treatment.

An adaptation by Jack Pulman was broadcast on the BBC Light Programme on March 5, 1959, with John Cazabon and Diana Olsson.^[3]

«The Veldt» was adapted for the cinema as part of The Illustrated Man (1969).

«The Veldt» was adapted into a stage production by Bradbury and can be found in a volume titled The Wonderful Ice Cream Suit & Other Plays in 1972.

A short film adaptation of «The Veldt» was produced by BFA Educational Media in 1974.

In 1983, Swedish Television premiered a TV movie based on «The Veldt,» under the title Savannen («The Savannah»), with Bibi Andersson in the role of Lydia, and Erland Josephson playing David.^[4]

In 1984, Michael McDonough of Brigham Young University produced «The Veldt» as an episode of Bradbury 13, a series of thirteen audio adaptations of famous Ray Bradbury stories, in conjunction with National Public Radio.

In 1987, a film titled The Veldt was made in the USSR (directed by Nazim Tulyakhojaev), where several of Bradbury’s stories were intertwined. It was billed as the «First Soviet Horror Movie.»

The Canadian-produced anthology television series The Ray Bradbury Theater included the story, scripted by Bradbury, as Episode #29 (Season 3, Episode 11). It was first broadcast November 10, 1989, and starred Linda Kelsey, Malcolm Stewart, Shana Alexander, and Thomas Peacocke.

The BBC produced another radio play version of «The Veldt», adapted from the stage play by Mike Walker, in 2007, which was broadcast on BBC Radio 4.^[5]

In 2010, Stephen Colbert read «The Veldt» for the NPR radio program Selected Shorts before a live audience at Symphony Space.^[6]

In 2012, shortly before author Ray Bradbury’s death, Canadian musician deadmau5 produced a song titled «The Veldt», including lyrics by Chris James based upon the story.^[7][8] The music video, released after Bradbury’s death, is dedicated to him and shows a young boy and girl wandering through an African veldt and witnessing several plot points from the story including vultures, screams, and a lion eating a carcass implied to be one of the parents due to glasses. The original title of the story, «The World the Children Made», is repeated throughout the chorus of the song.

See also[edit]

• Holodeck from the «Star Trek» universe
• Simulated reality
• Simulated reality in fiction

Notes[edit]

References[edit]

External links[edit]

• The Veldt title listing at the Internet Speculative Fiction Database
• Ray Bradbury’s official website

External audio
“Sci-Fi Radio Drama” (performance of The Veldt), Distillations Podcast, Science History Institute

«The Veldt» is a science fiction short story by American author Ray Bradbury. Originally appearing as «The World the Children Made» in the September 23, 1950, issue of The Saturday Evening Post, it was republished under its current name in the 1951 anthology The Illustrated Man.

In the story, a mother and father struggle with their technologically advanced home taking over their role as parents, and their children becoming uncooperative as a result of their lack of discipline.

Plot[edit]

The Hadley family lives in an automated house called «the Happylife Home,” filled with machines that aid them in completing everyday tasks, such as tying their shoes, bathing them, or cooking their food. The two children, Peter and Wendy,^[a] enjoy time in the «nursery», a virtual reality room able to realistically reproduce any place they imagine, and grow increasingly attached to it.

The parents, George and Lydia, begin to wonder if there is something wrong with their way of life. Lydia tells George, «That’s just it. I feel like I don’t belong here. The house is wife and mother now, and nursemaid. Can I compete with an African veldt? Can I give a bath and scrub the children as efficiently or quickly as the automatic scrub bath can? I cannot.»^[2] They are perplexed that the nursery is stuck on an African landscape setting, with lions in the distance, eating an unidentifiable animal carcass. There they also find recreations of their personal belongings and hear strangely familiar screams. Wondering why their children are so concerned with this scene of death, they decide to call a psychologist.

The psychologist, David McClean, suggests they turn off the house, move to the country, and learn to be more self-sufficient. Peter and Wendy strongly resist and beg their parents to let them have one last visit to the nursery. They give in and allow the children more time in the nursery. When George and Lydia come to fetch them, the children lock their parents into the nursery with the pride of lions, and the two realize that the screams belonged to simulated versions of themselves. Shortly after, David comes by to look for George and Lydia. He finds the children enjoying lunch in the nursery and sees the lions and vultures eating carcasses in the distance, which are implied to be the parents.

Adaptations[edit]

The story was adapted by Ernest Kinoy as an episode of the radio program Dimension X in 1951. The same script was used in a 1955 episode of X Minus One, with the addition of a frame story in which it was explained that George and Lydia were not really slain, and that the entire family was now undergoing psychiatric treatment.

An adaptation by Jack Pulman was broadcast on the BBC Light Programme on March 5, 1959, with John Cazabon and Diana Olsson.^[3]

«The Veldt» was adapted for the cinema as part of The Illustrated Man (1969).

«The Veldt» was adapted into a stage production by Bradbury and can be found in a volume titled The Wonderful Ice Cream Suit & Other Plays in 1972.

A short film adaptation of «The Veldt» was produced by BFA Educational Media in 1974.

In 1983, Swedish Television premiered a TV movie based on «The Veldt,» under the title Savannen («The Savannah»), with Bibi Andersson in the role of Lydia, and Erland Josephson playing David.^[4]

In 1984, Michael McDonough of Brigham Young University produced «The Veldt» as an episode of Bradbury 13, a series of thirteen audio adaptations of famous Ray Bradbury stories, in conjunction with National Public Radio.

In 1987, a film titled The Veldt was made in the USSR (directed by Nazim Tulyakhojaev), where several of Bradbury’s stories were intertwined. It was billed as the «First Soviet Horror Movie.»

The Canadian-produced anthology television series The Ray Bradbury Theater included the story, scripted by Bradbury, as Episode #29 (Season 3, Episode 11). It was first broadcast November 10, 1989, and starred Linda Kelsey, Malcolm Stewart, Shana Alexander, and Thomas Peacocke.

The BBC produced another radio play version of «The Veldt», adapted from the stage play by Mike Walker, in 2007, which was broadcast on BBC Radio 4.^[5]

In 2010, Stephen Colbert read «The Veldt» for the NPR radio program Selected Shorts before a live audience at Symphony Space.^[6]

In 2012, shortly before author Ray Bradbury’s death, Canadian musician deadmau5 produced a song titled «The Veldt», including lyrics by Chris James based upon the story.^[7][8] The music video, released after Bradbury’s death, is dedicated to him and shows a young boy and girl wandering through an African veldt and witnessing several plot points from the story including vultures, screams, and a lion eating a carcass implied to be one of the parents due to glasses. The original title of the story, «The World the Children Made», is repeated throughout the chorus of the song.

See also[edit]

• Holodeck from the «Star Trek» universe
• Simulated reality
• Simulated reality in fiction

Notes[edit]

References[edit]

External links[edit]

• The Veldt title listing at the Internet Speculative Fiction Database
• Ray Bradbury’s official website

• Полный текст
• И грянул гром
• Вельд
• Земляне
• Налогоплательщик
• Третья экспедиция
• В серебристой лунной мгле
• Марсианин
• Земляничное окошко
• Ночная встреча
• Будет ласковый дождь
• Вышивание
• Улыбка
• Золотые яблоки Cолнца
• Космонавт
• Дядюшка Эйнар
• Нескончаемый дождь
• Зеленое утро

Вельд

— Джор­джи, пожа­луй­ста, посмотри дет­скую комнату.

— А что с ней?

— Не знаю.

— Так в чем же дело?

— Ни в чем, про­сто мне хочется, чтобы ты ее посмот­рел или при­гласи пси­хи­атра, пусть он посмотрит.

— При­чем здесь психиатр?

— Ты отлично зна­ешь при­чем. — стоя по среди кухни, она гля­дела на плиту, кото­рая, дело­вито жужжа, сама гото­вила ужин на чет­ве­рых. — Пони­ма­ешь, дет­ская изме­ни­лась, она совсем не такая, как прежде.

— Ладно, давай посмотрим.

Они пошли по кори­дору сво­его зву­ко­не­про­ни­ца­е­мого дома, типа: «Все для сча­стья», кото­рый стал им в трид­цать тысяч дол­ла­ров (с пол­ной обста­нов­кой), — дома, кото­рый их оде­вал, кор­мил, холил, ука­чи­вал, пел и играл им. Когда до дет­ской оста­ва­лось пять шагов, что-то щелк­нуло, и в ней зажегся свет. И в кори­доре, пока они шли, один за дру­гим плавно, авто­ма­ти­че­ски заго­ра­лись и гасли светильники.

— Ну, — ска­зал Джордж Хедли.

Они сто­яли на кры­том камы­шо­вой цинов­кой полу дет­ской ком­наты. Сто сорок четыре квад­рат­ных метра, высота — десять мет­ров; она сто­ила пят­на­дцать тысяч. «Дети должны полу­чать все самое луч­шее», — заявил тогда Джордж.

Тишина. Пусто, как на лес­ной про­га­лине в зной­ный пол­день. Глад­кие дву­мер­ные стены. На гла­зах у Джор­джа и Лидии Хедли они, мягко жужжа, стали таять, словно уходя в про­зрач­ную даль, и появился афри­кан­ский вельд — трех­мер­ный, в крас­ках, как насто­я­щий, вплоть до мель­чай­шего камешка и тра­винки. Пото­лок над ними пре­вра­тился в дале­кое небо с жар­ким жел­тым солнцем.

Джордж Хедли ощу­тил, как на лбу у него про­сту­пает пот.

— Лучше уйдем от солнца, — пред­ло­жил он, — уж больно есте­ствен­ное. И вообще, я ничего такого не вижу, все как будто в порядке.

— Подо­жди мину­точку, сей­час уви­дишь, — ска­зала жена.

В этот миг скры­тые одо­ро­фоны, всту­пив в дей­ствие, напра­вили волну запа­хов на двоих людей, сто­я­щих среди опа­лен­ного солн­цем вельда. Густой, суша­щий ноздри запах жух­лой травы, запах близ­кого водо­ема, едкий, рез­кий запах живот­ных, запах пыли, кото­рая клу­би­лась в рас­ка­лен­ном воз­духе, облач­ком крас­ного перца. А вот и звуки: дале­кий топот анти­ло­пьих копыт по упру­гому дерну, шур­ша­щая поступь кра­ду­щихся хищников.

В небе про­плыл силуэт, по обра­щен­ному вверх пот­ному лицу Джор­джа Хедли скольз­нула тень.

— Мерз­кие твари, — услы­шал он голос жены, стервятники…

— Смотри-ка, львы, вон там, в дали, вон, вон! Пошли на водо­пой. Видишь, они там что-то ели.

— Какое-нибудь живот­ное. — Джордж Хедли защи­тил вос­па­лен­ные глаза ладо­нью от сле­пя­щего солнца, — зебру… Или жирафенка…

— Ты уве­рен? — ее голос про­зву­чал как-то странно.

— Теперь-то уве­рен­ным быть нельзя, поздно, — шут­ливо отве­тил он. — Я вижу только обгло­дан­ные кости да стер­вят­ни­ков, кото­рые под­би­рают ошметки.

— Ты не слы­шал крика? — спро­сила она.

— Нет.

— Так с минуту назад?

— Ничего не слышал.

Львы мед­ленно при­бли­жа­лись. И Джордж Хедли — в кото­рый раз — вос­хи­тился гением кон­струк­тора, создав­шего эту ком­нату. Чудо совер­шен­ства — за абсурдно низ­кую цену. Всем бы домо­вла­дель­цам такие! Конечно, ино­гда они оттал­ки­вают своей кли­ни­че­ской про­ду­ман­но­стью, даже пугают, вызы­вают непри­ят­ное чув­ство, но чаще всего слу­жат источ­ни­ком забавы не только для вашего сына или дочери, но и для вас самих, когда вы захо­тите раз­влечься корот­кой про­гул­кой в дру­гую страну, сме­нить обста­новку. Как сей­час, например!

Вот они, львы, в пят­на­дцати футах, такие прав­до­по­доб­ные — да-да, такие, до ужаса, до безу­мия прав­до­по­доб­ные, что ты чув­ству­ешь, как твою кожу щеко­чет жест­кий син­те­ти­че­ский мех, а от запаха раз­го­ря­чен­ных шкур у тебя во рту вкус пыль­ной обивки, их жел­тизна отсве­чи­вает в твоих гла­зах жел­тиз­ной фран­цуз­ского гобе­лена… Жел­тый цвет льви­ной шкуры, жух­лой травы, шум­ное льви­ное дыха­ние в тихий полу­ден­ный час, запах мяса из откры­той, влаж­ной от слюны пасти.

Львы оста­но­ви­лись, глядя жут­кими желто-зеле­ными гла­зами на Джор­джа и Лидию Хедли.

— Бере­гись! — вскрик­нула Лидия.

Львы рину­лись на них.

Лидия стрем­глав бро­си­лась к двери, Джордж непро­из­вольно побе­жал сле­дом. И вот они в кори­доре, дверь захлоп­нута, он сме­ется, она пла­чет, и каж­дый оза­да­чен реак­цией другого.

— Джордж!

— Лидия! Моя бед­ная, доро­гая, милая Лидия!

— Они чуть не схва­тили нас!

— Стены, Лидия, све­тя­щи­еся стены, только и всего. Не забы­вай. Конечно, я не спорю, они выгля­дят очень прав­до­по­добно — Африка в вашей гости­ной! — но это лишь повы­шен­ного воз­дей­ствия цвет­ной объ­ем­ный фильм и пси­хо­за­пись, про­ек­ти­ру­е­мые на стек­лян­ный экран, одо­ро­фоны и сте­рео­звук. Вот возьми мой платок.

— Мне страшно. — она подо­шла и всем телом при­льнула к нему, тихо плача. — Ты видел? Ты почув­ство­вал? Это черес­чур правдоподобно.

— Послу­шай, Лидия…

— Скажи Венди и Питеру, чтобы они больше не читали про Африку.

— Конечно… Конечно. — он погла­дил ее волосы. — Обещаешь?

— Разу­ме­ется.

— И запри дет­скую ком­нату на несколько дней, пока я не справ­люсь с нервами.

— Ты ведь зна­ешь, как трудно с Пите­ром. Месяц назад я нака­зал его, запер дет­скую ком­нату на несколько часов — что было! Да и Венди тоже… Дет­ская для них — все.

— Ее нужно запе­реть, и ника­ких поблажек.

— Ладно. — он неохотно запер тяже­лую дверь. — Ты пере­уто­ми­лась, тебе нужно отдохнуть.

— Не знаю… Не знаю. — Она высмор­ка­лась и села в кресло, кото­рое тот­час тихо зака­ча­лось. Воз­можно, у меня слиш­ком мало дела. Воз­можно, оста­лось слиш­ком много вре­мени для раз­мыш­ле­ний. Почему бы нам на несколько дней не запе­реть весь дом, не уехать куда-нибудь.

— Ты хочешь ска­зать, что готова жарить мне яичницу?

— Да. — Она кивнула.

— И што­пать мои носки?

— Да. — Поры­ви­стый кивок, глаза полны слез.

— И зани­маться уборкой?

— Да, да… Конечно!

— А я‑то думал, мы для того и купили этот дом, чтобы ничего не делать самим?

— Вот именно. Я здесь вроде ни к чему. Дом — и жена, и мама, и гор­нич­ная. Разве я могу состя­заться с афри­кан­ским вель­дом, разве могу иску­пать и отмыть детей так быстро и чисто, как это делает авто­ма­ти­че­ская ванна? Не могу. И не во мне одной дело, а и в тебе тоже. Послед­нее время ты стал ужасно нервным.

— Наверно, слиш­ком много курю. — у тебя такой вид, словно и ты не зна­ешь куда себя деть в этом доме. Куришь немного больше обыч­ного каж­дое утро, выпи­ва­ешь немного больше обыч­ного по вече­рам, и при­ни­ма­ешь на ночь сно­твор­ного больше обыч­ного. Ты тоже начи­на­ешь чув­ство­вать себя ненужным.

— Я?… — он мол­чал, пыта­ясь загля­нуть в соб­ствен­ную душу и понять, что там происходит.

— О, Джор­джи! — Она погля­дела мимо него на дверь дет­ской ком­наты. — Эти львы… Они ведь не могут выйти оттуда?

Он тоже посмот­рел на дверь — она вздрог­нула, словно от удара изнутри.

— Разу­ме­ется, нет, — отве­тил он.

Они ужи­нали одни. Венди и Питер отпра­ви­лись на спе­ци­аль­ный сте­рео­кар­на­вал на дру­гом конце города и сооб­щили домой по видео­фону, что вер­нуться поздно, не надо их ждать. Оза­бо­чен­ный Джордж Хедли смот­рел, как стол-авто­мат истор­гает из своих меха­ни­че­ских недр горя­чие блюда.

— Мы забыли кет­чуп, — ска­зал он.

— Про­стите, — про­из­нес тон­кий голо­сок изнутри стола и появился кетчуп.

«Дет­ская… — поду­мал Джордж Хедли. — Что ж, детям и впрямь невредно неко­то­рое время пожить без нее. Во всем нужна мера. А они, это совер­шенно ясно, слиш­ком уж увле­ка­ются Афри­кой». Это солнц е… Он до сих пор чув­ство­вал на шее его лучи — словно при­кос­но­ве­ние горя­чей лапы. А эти львы. И запах крови. уди­ви­тельно, как точно дет­ская улав­ли­вает теле­па­ти­че­скую эма­на­цию пси­хики детей и вопло­щает любое их поже­ла­ние. Стоит им поду­мать о львах — пожа­луй­ста, вот они. Пред­ста­вят себе зебр — вот зебры. И солнце. И жирафы. И смерть.

Вот именно. Он меха­ни­че­ски жевал пищу, кото­рую ему при­го­то­вил стол. Мысли о смерти. Венди и Питер слиш­ком молоды для таких мыс­лей. А впро­чем, разве дело в воз­расте. Задолго то того, как ты понял, что такое смерть, ты уже жела­ешь смерти кому-нибудь. В два года ты стре­ля­ешь в людей из пугача…

Но это… Жар­кий без­бреж­ный афри­кан­ский вельд… ужас­ная смерть в ког­тях льва. Снова и снова смерть.

— Ты куда?

Он не отве­тил ей. Погло­щен­ный сво­ими мыс­лями, он шел, про­во­жа­е­мый вол­ной света, к дет­ской. Он при­ло­жил ухо к двери. Оттуда донесся льви­ный рык.

Он отпер дверь и рас­пах­нул ее. В тот же миг его слуха кос­нулся дале­кий крик. Снова рыча­нье львов… Тишина.

Он вошел в Африку. Сколько раз за послед­ний год он, открыв дверь, встре­чал Алису в Стране Чудес или Фаль­ши­вую Чере­паху, или Алла­дина с его вол­шеб­ной лам­пой, или Джека-Тык­вен­ную-Голову из Страны Оз, или док­тора Дулитла, или корову, кото­рая пры­гала через луну, очень похо­жую на насто­я­щую, — всех этих чудес­ных оби­та­те­лей вооб­ра­жа­е­мого мира. Сколько раз видел он летя­щего в небе пегаса, или розо­вые фон­таны фей­ер­верка, или слы­шал ангель­ское пение. А теперь перед ним — жел­тая, рас­ка­лен­ная Африка, огром­ная печь, кото­рая пышет убий­ством. Может быть Лидия права. Может, надо и впрямь на время рас­статься с фан­та­зией, кото­рая стала черес­чур реаль­ной для деся­ти­лет­них детей. Разу­ме­ется, очень полезно упраж­нять вооб­ра­же­ние чело­века. Но если пыл­кая дет­ская фан­та­зия увле­ка­ется каким-то одним моти­вом?… Кажется, весь послед­ний месяц он слы­шал льви­ный рык. Чув­ство­вал даже у себя в каби­нете рез­кий запах хищ­ни­ков, да по заня­то­сти не обра­щал внимания…

Джордж Хедли стоял один в сте­пях. Африки Львы, ото­рвав­шись от своей тра­пезы, смот­рели на пего. Пол­ная иллю­зия насто­я­щих зве­рей — если бы не откры­тая дверь, через кото­рую он видел в даль­нем конце тем­ного кори­дора, будто порт­рет в рамке, рас­се­янно ужи­нав­шую жену.

— Ухо­дите, — ска­зал он львам.

Они не послушались.

Он отлично знал устрой­ство ком­наты. Доста­точно послать мыс­лен­ный при­каз, и он будет исполнен.

— Пусть появится Алад­дин с его лам­пой, — рявк­нул он. По-преж­нему вельд, и все те же львы…

— Ну, ком­ната, дей­ствуй! Мне нужен Аладдин.

Ника­кого впе­чат­ле­ния. Львы что-то грызли, тряся кос­ма­тыми гривами.

— Алад­дин!

Он вер­нулся в столовую.

— Про­кля­тая ком­ната, — ска­зал он, — поло­ма­лась, не слушается.

— Или…

— Или что?

— Или НЕ МОЖЕТ послу­шаться, — отве­тила Лидия. — Потому что дети уже столько дней думают про Африку, львов и убий­ства, что ком­ната застряла на одной комбинации.

— Воз­можно.

— Или же Питер заста­вил ее застрять.

— ЗАСТАВИЛ?

— Открыл меха­низм и что-нибудь подстроил.

— Питер не раз­би­ра­ется в механизме.

— Для деся­ти­лет­него парня он совсем не глуп. Коэф­фи­ци­ент его интеллекта…

— И все-таки…

— Хелло, мам! Хелло, пап!

Супруги Хедли обер­ну­лись. Венди и Питер вошли в при­хо­жую: щеки — мят­ный леде­нец, глаза — ярко-голу­бые шарики, от джем­пе­ров так и веет озо­ном, в кото­ром они купа­лись, летя на вертолете.

— Вы как раз успели к ужину, — ска­зали роди­тели вместе.

— Мы наелись зем­ля­нич­ного моро­же­ного и соси­сок, — отве­тили дети, отма­хи­ва­ясь руками. — Но мы поси­дим с вами за столом.

— Вот-вот, подой­дите-ка сюда, рас­ска­жите про дет­скую, — позвал их Джордж Хедли.

Брат и сестра удив­ленно посмот­рели на него, потом друг на друга.

— Дет­скую?

— Про Африку и все про­чее, — про­дол­жал отец с наиг­ран­ным добродушием.

— Не пони­маю, — ска­зал Питер.

— Ваша мать и я только что совер­шили путе­ше­ствие по Африке: Том Свифт и его Элек­три­че­ский Лев, — усмех­нулся Джордж Хедли.

— Ника­кой Африки в дет­ской нет, — невин­ным голо­сом воз­ра­зил Питер.

— Брось, Питер, мы-то знаем.

— Я не помню ника­кой Африки. — Питер повер­нулся к Венди. — А ты?

— Нет.

— А ну, сбе­гай, про­верь и скажи нам.

Она пови­но­ва­лась брату.

— Венди, вер­нись! — позвал Джордж Хедли, но она уже ушла. Свет про­во­жал ее, словно рой свет­ляч­ков. Он слиш­ком поздно сооб­ра­зил, что забыл запе­реть детскую.

— Венди посмот­рит и рас­ска­жет нам, — ска­зал Питер.

— Что мне рас­ска­зы­вать, когда я сам видел.

— Я уве­рен, отец, ты ошибся.

— Я не ошибся, пойдем-ка.

Но Венди уже вернулась.

— Ника­кой Африки нет, — доло­жила она, запыхавшись.

— Сей­час про­ве­рим, — отве­тил Джордж Хедли.

Они вме­сте пошли по кори­дору и отво­рили дверь в детскую.

Чудес­ный зеле­ный лес, чудес­ная река, пур­пур­ная гора, лас­ка­ю­щее слух пение, а в листве — оча­ро­ва­тель­ная таин­ствен­ная Рима, на длин­ных рас­пу­щен­ных воло­сах кото­рой, словно ожив­шие цветы, тре­пе­тали мно­го­цвет­ные бабочки. Ни афри­кан­ского вельда, ни львов. Только Рима, пою­щая так вос­хи­ти­тельно, что невольно на гла­зах высту­пают слезы.

Джордж Хедли вни­ма­тельно осмот­рел новую картину.

— Сту­пайте спать, — велел он детям.

Они открыли рты.

— Вы слышали?

Они отпра­ви­лись в пнев­ма­ти­че­ский отсек и взле­тели, словно сухие листья, вверх по шахте в свои спальни.

Джордж Хедли пере­сек зве­ня­щую пти­чьими голо­сами полянку и что-то подо­брал в углу, побли­зо­сти от того места, где сто­яли львы. Потом мед­ленно воз­вра­тился к жене.

— Что это у тебя в руке?

— Мой ста­рый бумаж­ник, — отве­тил он и про­тя­нул его ей.

От бумаж­ника пахло жух­лой тра­вой и львами. На нем были капли слюны, и следы зубов, и с обеих сто­рон пятна крови.

Он затво­рил дверь дет­ской и надежно ее запер.

В пол­ночь Джордж все еще не спал, и он знал, что жена тоже не спит.

— Так ты дума­ешь, Венди ее пере­клю­чила? — спро­сила она нако­нец в темноте.

— Конечно.

— Пре­вра­тила вельд в лес и на место львов вызвала Риму?

— Да.

— Но зачем?

— Не знаю. Но пока я не выясню, ком­ната будет заперта.

— Как туда попал твой бумажник?

— Не знаю, — отве­тил он, — ничего не знаю, только одно: я уже жалею, что мы купили детям эту ком­нату. И без того они нерв­ные, а тут еще такая комната…

— Ее назна­че­ние в том и состоит, чтобы помочь им изба­виться от своих неврозов.

— Ой, так ли это… — он посмот­рел на потолок.

— Мы давали детям все, что они про­сили. А в награду что полу­чаем — непо­слу­ша­ние, сек­реты от родителей…

— Кто это ска­зал: «Дети — ковер, ино­гда на них надо насту­пать»… Мы ни разу не под­ни­мали на них руку. Ска­жем честно — они стали несносны. Ухо­дят и при­хо­дят, когда им взду­ма­ется, с нами обра­ща­ются так, словно мы — их отпрыски. Мы их пор­тим, они нас.

— Они пере­ме­ни­лись с тех самых пор — пом­нишь, месяца два-три назад, — когда ты запре­тил им лететь на ракете в Нью-Йорк.

— Я им объ­яс­нил, что они еще малы для такого путешествия.

— Объ­яс­нил, а я вижу, как они с того дня стали хуже к нам относиться.

— Я вот что сде­лаю: зав­тра при­глашу Девида Мак­клина и попрошу взгля­нуть на эту Африку.

— Но ведь Африки нет, теперь там ска­зоч­ная страна и Рима.

— Сда­ется мне, к тому вре­мени снова будет Африка.

Мгно­ве­нием позже он услы­шал крики.

Один… дру­гой… Двое кри­чали внизу. Затем — рыча­ние львов.

— Венди и Питер не спят, — ска­зала ему жена.

Он слу­шал с коло­тя­щимся сердцем.

— Да, — ото­звался он. — Они про­никли в дет­скую комнату.

— Эти крики… они мне что-то напоминают.

— В самом деле?

— Да, мне страшно.

И как ни тру­ди­лись кро­вати, они еще целый час не могли ука­чать супру­гов Хедли. В ноч­ном воз­духе пахло кошками.

— Отец, — ска­зал Питер.

— Да?

Питер раз­гля­ды­вал носки своих боти­нок. Он давно избе­гал смот­реть на отца, да и на мать тоже.

— Ты что же, навсе­гда запер детскую?

— Это зависит…

— От чего? — резко спро­сил Питер.

— От тебя и твоей сестры. Если вы не будете черес­чур увле­каться этой Афри­кой, ста­нете ее чере­до­вать… ска­жем, со Шве­цией, или Данией, или Китаем.

— Я думал, мы можем играть во что хотим.

— Без­условно, в пре­де­лах разумного.

— А чем плоха Африка, отец?

— Так ты все-таки при­зна­ешь, что вызы­вал Африку!

— Я не хочу, чтобы запи­рали дет­скую, — холодно про­из­нес Питер. — Никогда.

— Так поз­воль сооб­щить тебе, что мы вообще соби­ра­емся на месяц оста­вить этот дом. Попро­буем жить по золо­тому прин­ципу: «Каж­дый делает все сам».

— Ужасно! Зна­чит, я дол­жен сам шну­ро­вать ботинки, без авто­ма­ти­че­ского шну­ро­валь­щика? Сам чистить зубы, при­че­сы­ваться, мыться?

— Тебе не кажется, что это будет даже при­ятно для разнообразия?

— Это будет отвра­ти­тельно. Мне было совсем не при­ятно, когда ты убрал авто­ма­ти­че­ского художника.

— Мне хоте­лось, чтобы ты научился рисо­вать, сынок.

— Зачем? Доста­точно смот­реть, слу­шать и обо­нять! Дру­гих сто­я­щих заня­тий нет.

— Хорошо, сту­пай, играй в Африке.

— Так вы решили скоро выклю­чить наш дом?

— Мы об этом подумывали.

— Сове­тую тебе поду­мать еще раз, отец. — — Но-но, сынок, без угроз!

— Отлично. — И Питер отпра­вился в детскую.

— Я не опоз­дал? — спро­сил Девид Макклин.

— Зав­трак? — пред­ло­жил Джордж Хедли.

— Спа­сибо, я уже. Ну, так в чем дело?

— Девид, ты раз­би­ра­ешься в психике?

— Как будто.

— Так вот, про­верь, пожа­луй­ста, нашу дет­скую. Год назад ты в нее захо­дил — тогда заме­тил что-нибудь особенное?

— Вроде нет. Обыч­ные про­яв­ле­ния агрес­сии, тут и там налет пара­нойи, при­су­щей детям, кото­рые счи­тают, что роди­тели их посто­янно пре­сле­дуют. Но ничего, абсо­лютно ничего серьезного.

Они вышли в коридор.

— Я запер дет­скую, — объ­яс­нил отец семей­ства, — а ночью дети все равно про­никли в нее. Я не стал вме­ши­ваться, чтобы ты мог посмот­реть на их затеи.

Из дет­ской доно­си­лись ужас­ные крики.

— Вот-вот, — ска­зал Джордж Хедли. — Инте­ресно, что ты скажешь?

Они вошли без стука.

Крики смолкли, львы что-то пожирали.

— Ну-ка. дети, сту­пайте в сад, — рас­по­ря­дился Джордж Хедли — Нет-нет, не меняйте ничего, оставьте стены, как есть. Марш!

Остав­шись вдвоем, муж­чины вни­ма­тельно посмот­рели на львов, кото­рые сгру­ди­лись поодаль, жадно уни­что­жая свою добычу.

— Хотел бы я знать, что это, — ска­зал Джордж Хедли. — Ино­гда мне кажется, что я вижу… Как дума­ешь, если при­не­сти силь­ный бинокль…

Девид Мак­клин сухо усмехнулся.

— Вряд ли…

Он повер­нулся, раз­гля­ды­вая одну за дру­гой все четыре стены.

— Давно это продолжается?

— Чуть больше месяца.

— Да, ощу­ще­ние неприятное.

— Мне нужны факты, а не чувства.

— Дру­жище Джордж, найди мне пси­хи­атра, кото­рый наблю­дал бы хоть один факт. Он слы­шит то, что ему сооб­щают об ощу­ще­ниях, то есть нечто весьма неопре­де­лен­ное. Итак, я повто­ряю: это про­из­во­дит гне­ту­щее впе­чат­ле­ние. Поло­жись на мой инстинкт и мое пред­чув­ствие. Я все­гда чув­ствую, когда назре­вает беда. Тут кро­ется что-то очень сквер­ное. Сове­тую вам совсем выклю­чить эту про­кля­тую ком­нату и мини­мум год еже­дневно при­во­дить ко мне ваших детей на процедуры.

— Неужели до этого дошло?

— Боюсь, да. Пер­во­на­чально эти дет­ские были заду­маны, в част­но­сти, для того, чтобы мы, врачи, без обсле­до­ва­ния могли по кар­ти­нам на сте­нах изу­чать пси­хо­ло­гию ребенка и исправ­лять ее. Но в дан­ном слу­чае дет­ская, вме­сто того чтобы избав­лять от раз­ру­ши­тель­ных наклон­но­стей, поощ­ряет их!

— Ты это и раньше чувствовал?

— Я чув­ство­вал только, что вы больше дру­гих балу­ете своих детей. А теперь закру­тили гайку. Что произошло?

— Я не пустил их в Нью-Йорк.

— Еще?

— Убрал из дома несколько авто­ма­тов, а месяц назад при­гро­зил запе­реть дет­скую, если они не будут делать уро­ков. И дей­стви­тельно запер на несколько дней, чтобы знали, что я не шучу.

— Ага!

— Тебе это что-нибудь говорит?

— Все. На место рож­де­ствен­ского деда при­шел бука. Дети пред­по­чи­тают рож­де­ствен­ского деда. Ребе­нок не может жить без при­вя­зан­но­стей. Вы с женой поз­во­лили этой ком­нате, этому дому занять ваше место в их серд­цах. Дет­ская ком­ната стала для них мате­рью и отцом, ока­за­лась в их жизни куда важ­нее под­лин­ных роди­те­лей. Теперь вы хотите ее запе­реть. Не уди­ви­тельно, что здесь появи­лась нена­висть. Вот — даже небо излу­чает ее. И солнце. Джордж, вам надо пере­ме­нить образ жизни. Как и для мно­гих дру­гих — слиш­ком мно­гих, — для вас глав­ным стал ком­форт. Да если зав­тра на кухне что-нибудь поло­ма­ется, вы же с голоду помрете. Не суме­ете сами яйца раз­бить! И все-таки сове­тую выклю­чить все. Нач­ните новую жизнь. На это пона­до­бится время. Ничего, за год мы из дур­ных детей сде­лаем хоро­ших, вот увидишь.

— А не будет ли это слиш­ком рез­ким шоком для ребят — вдруг запе­реть навсе­гда детскую?

— Я не хочу, чтобы зашло еще дальше, понимаешь?

Львы кон­чили свой кро­ва­вый пир.

Львы сто­яли на опушке, глядя на обоих мужчин.

— Теперь я чув­ствую себя пре­сле­ду­е­мым, — про­из­нес Мак­клин. — Уйдем. Нико­гда не любил эти про­кля­тые ком­наты. Они мне дей­ствуют на нервы.

— А львы — совсем как насто­я­щие, верно? — ска­зал Джордж Хедли. — Ты не допус­ка­ешь возможности…

— Что?! -…что они могут стать настоящими?

— По-моему, нет.

— Какой-нибудь порок в кон­струк­ции, пере­клю­че­ние в схеме или еще что-нибудь?

— Нет.

Они пошли к двери.

— Мне кажется, ком­нате не захо­чется, чтобы ее выклю­чали, — ска­зал Джордж Хедли.

— Никому не хочется уми­рать, даже комнате.

— Инте­ресно: она нена­ви­дит меня за мое решение?

— Здесь все про­пи­тано пара­нойей, — отве­тил Девид Мак­клин. — До ося­за­е­мо­сти. Эй! — Он нагнулся и под­нял окро­вав­лен­ный шарф. — Твой?

— Нет. — Лицо Джор­джа ока­ме­нело. — Это Лидии.

Они вме­сте пошли к рас­пре­де­ли­тель­ному щитку и повер­нули выклю­ча­тель, уби­ва­ю­щий дет­скую комнату.

Дети были в исте­рике. Они кри­чали, пры­гали, швы­ряли вещи. Они вопили, рыдали, бра­ни­лись, мета­лись по комнатам.

— Вы не сме­ете так посту­пать с дет­ской ком­на­той, не смеете!

— Уго­мо­ни­тесь, дети.

Они в сле­зах бро­си­лись на диван.

— Джордж, — ска­зала Лидия Хедли, — включи дет­скую на несколько минут. Нельзя так вдруг.

— Нет.

— Это слиш­ком жестоко.

— Лидия, ком­ната выклю­чена и оста­нется выклю­чен­ной. И вообще, пора кон­чать с этим про­кля­тым домом. Чем больше я смотрю на все это без­об­ра­зие, тем мне про­тив­нее. И так мы черес­чур долго созер­цали свой меха­ни­че­ский элек­трон­ный пуп. Видит Бог, нам необ­хо­димо сме­нить обстановку!

И он стал ходить из ком­наты в ком­нату, выклю­чая гово­ря­щие часы, плиты, отоп­ле­ние, чистиль­щи­ков обуви, меха­ни­че­ские губки, мочалки, поло­тенца, мас­са­жи­стов и все про­чие авто­маты, кото­рые попа­да­лись под руку.

Каза­лось, дом полон мерт­ве­цов. Будто они очу­ти­лись на клад­бище меха­низ­мов. Тишина. Смолкло жуж­жа­ние скры­той энер­гии машин, гото­вых всту­пить в дей­ствие при пер­вом же нажиме на кнопки.

— Не поз­во­ляй им это делать! — заво­пил Питер, под­няв лицо к потолку, словно обра­ща­ясь к дому, к дет­ской ком­нате — Не поз­во­ляй отцу уби­вать все. — Он повер­нулся к отцу. — До чего же я тебя ненавижу!

— Оскорб­ле­ни­ями ты ничего не достигнешь.

— Хоть бы ты умер!

— Мы долго были мерт­выми. Теперь нач­нем жить по-насто­я­щему. Мы при­выкли быть пред­ме­том забот все­воз­мож­ных авто­ма­тов — отныне мы будем жить.

Венди по-преж­нему пла­кала. Питер опять при­со­еди­нился к ней.

— Ну, еще немно­жечко, на мину­точку, только на мину­точку! — кри­чали они.

— Джордж, — ска­зала ему жена, — это им не повредит.

— Ладно, ладно, пусть только замол­чат. На одну минуту, учтите, потом выключу совсем.

— Папочка, папочка, папочка! — запели дети, улы­ба­ясь сквозь слезы.

— А потом — кани­кулы. Через пол­часа вер­нется Девид Мак­клин, он помо­жет нам собраться и про­во­дит на аэро­дром. Я пошел оде­ваться. Включи дет­скую на одну минуту, Лидия, слы­шишь — не больше одной минуты.

Дети вме­сте с мате­рью, весело бол­тая, поспе­шили в дет­скую, а Джордж, взле­тев наверх по воз­душ­ной шахте, стал оде­ваться. Через минуту появи­лась Лидия.

— Я буду рада, когда мы поки­нем этот дом, — вздох­нула она.

— Ты оста­вила их в детской?

— Мне тоже надо одеться. О, эта ужас­ная Африка. И что они в ней видят?

— Ничего, через пять минут мы будем на пути в Айову. Гос­поди, какая сила загнала нас в этот домр… Что нас побу­дило купить этот кошмар!

— Гор­дыня, деньги, глупость.

— Пожа­луй, лучше спу­ститься, пока ребята опять не увлек­лись своим чер­то­вым зверинцем.

В этот самый миг они услы­шали голоса обоих детей.

— Папа, мама, ско­рей, сюда, скорей!

Они спу­сти­лись по шахте вниз и рину­лись бегом по кори­дору. Детей нигде не было видно.

— Венди! Питер!

Они ворва­лись в дет­скую. В пустын­ном вельде — никого, ни души, если не счи­тать львов, гля­дя­щих на и их.

— Питер! Венди!

Дверь захлоп­ну­лась.

Джордж и Лидия Хедли мет­ну­лись к выходу.

— Откройте дверь! — закри­чал Джордж Хедли, дер­гая ручку. — Зачем вы ее заперли? Питер! — Он зако­ло­тил в дверь кула­ками. — Открой!

За две­рью послы­шался голос Питера:

— Не поз­во­ляй им выклю­чать дет­скую ком­нату и весь дом.

Мистер и мис­сис Джордж Хедли сту­чали в дверь.

— Что за глу­пые шутки, дети! Нам пора ехать. Сей­час при­дет мистер Мак­клин и…

И тут они услышали…

Львы с трех сто­рон в жел­той траве вельда, шур­ша­ние сухих стеб­лей под их лапами, рокот в их глотках.

Львы.

Мистер Хедли посмот­рел на жену, потом они вме­сте повер­ну­лись лицом к хищ­ни­кам, кото­рые мед­ленно, при­па­дая к земле, под­би­ра­лись к ним.

Мистер и мис­сис Хедли закричали.

И вдруг они поняли, почему крики, кото­рые они слы­шали раньше, каза­лись им такими знакомыми.

— Вот и я, — ска­зал Девид Мак­клин, стоя на пороге дет­ской ком­наты. — О, привет!

Он удив­ленно воз­зрился на двоих детей, кото­рые сидели на поляне, упи­сы­вая ленч. Позади них был водоем и жел­тый вельд; над голо­вами — жар­кое солнце. У него высту­пил пот на лбу.

— А где отец и мать?

Дети обер­ну­лись к нему с улыбкой.

— Они сей­час придут.

— Хорошо, уже пора ехать.

Мистер Мак­клин при­ме­тил вдали львов — они из-за чего-то дра­лись между собой, потом успо­ко­и­лись и легли с добы­чей в тени деревьев.

Засло­нив глаза от солнца ладо­нью, он при­смот­релся внимательнее.

Львы кон­чили есть и один за дру­гим пошли на водопой.

Какая-то тень скольз­нула по раз­го­ря­чен­ному лицу мистера Мак­клина. Много теней. С осле­пи­тель­ного неба спус­ка­лись стервятники.

— Чашечку чаю? — про­зву­чал в тишине голос Венди.

— Джорджи, пожалуйста, посмотри детскую комнату.

— А что с ней?

— Не знаю.

— Так в чем же дело?

— Ни в чем, просто мне хочется, чтобы ты ее посмотрел или пригласи психиатра, пусть он посмотрит.

— Причем здесь психиатр?

— Ты отлично знаешь причем. — стоя по среди кухни, она глядела на плиту, которая, деловито жужжа, сама готовила ужин на четверых. — Понимаешь, детская изменилась, она совсем не такая, как прежде.

— Ладно, давай посмотрим.

Они пошли по коридору своего звуконепроницаемого дома, типа: «Все для счастья», который стал им в тридцать тысяч долларов (с полной обстановкой), — дома, который их одевал, кормил, холил, укачивал, пел и играл им. Когда до детской оставалось пять шагов, что-то щелкнуло, и в ней зажегся свет. И в коридоре, пока они шли, один за другим плавно, автоматически загорались и гасли светильники.

— Ну, — сказал Джордж Хедли.

Они стояли на крытом камышовой циновкой полу детской комнаты. Сто сорок четыре квадратных метра, высота — десять метров; она стоила пятнадцать тысяч. «Дети должны получать все самое лучшее», — заявил тогда Джордж.

Тишина. Пусто, как на лесной прогалине в знойный полдень. Гладкие двумерные стены. На глазах у Джорджа и Лидии Хедли они, мягко жужжа, стали таять, словно уходя в прозрачную даль, и появился африканский вельд — трехмерный, в красках, как настоящий, вплоть до мельчайшего камешка и травинки. Потолок над ними превратился в далекое небо с жарким желтым солнцем.

Джордж Хедли ощутил, как на лбу у него проступает пот.

— Лучше уйдем от солнца, — предложил он, — уж больно естественное. И вообще, я ничего такого не вижу, все как будто в порядке.

— Подожди минуточку, сейчас увидишь, — сказала жена.

В этот миг скрытые одорофоны, вступив в действие, направили волну запахов на двоих людей, стоящих среди опаленного солнцем вельда. Густой, сушащий ноздри запах жухлой травы, запах близкого водоема, едкий, резкий запах животных, запах пыли, которая клубилась в раскаленном воздухе, облачком красного перца. А вот и звуки: далекий топот антилопьих копыт по упругому дерну, шуршащая поступь крадущихся хищников.

В небе проплыл силуэт, по обращенному вверх потному лицу Джорджа Хедли скользнула тень.

— Мерзкие твари, — услышал он голос жены, стервятники…

— Смотри-ка, львы, вон там, в дали, вон, вон! Пошли на водопой. Видишь, они там что-то ели.

— Какое-нибудь животное. — Джордж Хедли защитил воспаленные глаза ладонью от слепящего солнца, — зебру… Или жирафенка…

— Ты уверен? — ее голос прозвучал как-то странно.

— Теперь-то уверенным быть нельзя, поздно, — шутливо ответил он. — Я вижу только обглоданные кости да стервятников, которые подбирают ошметки.

— Ты не слышал крика? — спросила она.

— Нет.

— Так с минуту назад?

— Ничего не слышал.

Львы медленно приближались. И Джордж Хедли — в который раз — восхитился гением конструктора, создавшего эту комнату. Чудо совершенства — за абсурдно низкую цену. Всем бы домовладельцам такие! Конечно, иногда они отталкивают своей клинической продуманностью, даже пугают, вызывают неприятное чувство, но чаще всего служат источником забавы не только для вашего сына или дочери, но и для вас самих, когда вы захотите развлечься короткой прогулкой в другую страну, сменить обстановку. Как сейчас, например!

Вот они, львы, в пятнадцати футах, такие правдоподобные — да-да, такие, до ужаса, до безумия правдоподобные, что ты чувствуешь, как твою кожу щекочет жесткий синтетический мех, а от запаха разгоряченных шкур у тебя во рту вкус пыльной обивки, их желтизна отсвечивает в твоих глазах желтизной французского гобелена… Желтый цвет львиной шкуры, жухлой травы, шумное львиное дыхание в тихий полуденный час, запах мяса из открытой, влажной от слюны пасти.

Львы остановились, глядя жуткими желто-зелеными глазами на Джорджа и Лидию Хедли.

— Берегись! — вскрикнула Лидия.

Львы ринулись на них.

Лидия стремглав бросилась к двери, Джордж непроизвольно побежал следом. И вот они в коридоре, дверь захлопнута, он смеется, она плачет, и каждый озадачен реакцией другого.

— Джордж!

— Лидия! Моя бедная, дорогая, милая Лидия!

— Они чуть не схватили нас!

— Стены, Лидия, светящиеся стены, только и всего. Не забывай. Конечно, я не спорю, они выглядят очень правдоподобно — Африка в вашей гостиной! — но это лишь повышенного воздействия цветной объемный фильм и психозапись, проектируемые на стеклянный экран, одорофоны и стереозвук. Вот возьми мой платок.

— Мне страшно. — она подошла и всем телом прильнула к нему, тихо плача. — Ты видел? Ты почувствовал? Это чересчур правдоподобно.

— Послушай, Лидия…

— Скажи Венди и Питеру, чтобы они больше не читали про Африку.

— Конечно… Конечно. — он погладил ее волосы. — Обещаешь?

— Разумеется.

— И запри детскую комнату на несколько дней, пока я не справлюсь с нервами.

— Ты ведь знаешь, как трудно с Питером. Месяц назад я наказал его, запер детскую комнату на несколько часов — что было! Да и Венди тоже… Детская для них — все.

— Ее нужно запереть, и никаких поблажек.

— Ладно. — он неохотно запер тяжелую дверь. — Ты переутомилась, тебе нужно отдохнуть.

— Не знаю… Не знаю. — Она высморкалась и села в кресло, которое тотчас тихо закачалось. Возможно, у меня слишком мало дела. Возможно, осталось слишком много времени для размышлений. Почему бы нам на несколько дней не запереть весь дом, не уехать куда-нибудь.

— Ты хочешь сказать, что готова жарить мне яичницу?

— Да. — Она кивнула.

— И штопать мои носки?

— Да. — Порывистый кивок, глаза полны слез.

— И заниматься уборкой?

— Да, да… Конечно!

— А я-то думал, мы для того и купили этот дом, чтобы ничего не делать самим?

— Вот именно. Я здесь вроде ни к чему. Дом — и жена, и мама, и горничная. Разве я могу состязаться с африканским вельдом, разве могу искупать и отмыть детей так быстро и чисто, как это делает автоматическая ванна? Не могу. И не во мне одной дело, а и в тебе тоже. Последнее время ты стал ужасно нервным.

— Наверно, слишком много курю.

— у тебя такой вид, словно и ты не знаешь куда себя деть в этом доме. Куришь немного больше обычного каждое утро, выпиваешь немного больше обычного по вечерам, и принимаешь на ночь снотворного больше обычного. Ты тоже начинаешь чувствовать себя ненужным.

— Я?.. — он молчал, пытаясь заглянуть в собственную душу и понять, что там происходит.

— О, Джорджи! — Она поглядела мимо него на дверь детской комнаты. — Эти львы… Они ведь не могут выйти оттуда?

Читать дальше