Рассказ беглянка читать бесплатно без регистрации полностью без сокращений

Глава 1

  — Пожалуйста, возьмите меня! Я все умею делать! – окликнула меня серая бесформенная масса, скорбно подпиравшая угол у входа в офис.

     Этого мне еще не хватало! Если уж некого было выбрать из отобранных кандидаток, то отбракованные  экземпляры – точно нет! Однако серая тень не разделяла мою точку зрения и метнулась ко мне, в последний момент удержавшись, чтоб судорожно не схватиться за мой рукав.

      — Пожалуйста! Меня не взяли только потому, что нет опыта работы в семьях. Меня просто прогнали, а я все умею, — голос чучела дрогнул, и оно шмыгнуло носом.

     — Прежде всего, вы не умеете слышать, что вам говорят. И этого достаточно, чтоб вас не взяли.

Холодное раздражение, как наждачкой, корябнуло душу. Терпеть не могу попрошаек и всякий приставучий сброд. Вместо того, чтоб работать и жить достойно, выклянчивают копейки и тут же их пропивают. Хотя этой еще рано. Или этому?

     — А вы не умеете видеть, что человек в беде, и поэтому, кроме собаки, вас никто не любит!  Вы же должны помогать ближнему?! – в отчаянии выкрикнуло оно. Кто б прислушивался к мнению замарашки, но ее слова, точно острый стилет, воткнулись в самое больное. Настолько больное, что я сам себе запрещал об этом думать. Печальный опыт сделал доброе дело – у меня иммунитет к любви, но иногда … А впрочем вот это «иногда» я всегда безжалостно давлю.

    — Послушайте, барышня или юноша, я перечисляю в благотворительные фонды немалые суммы, так что тем, кто в беде, достаточно помогаю. А вам совет, бесплатный, — не считайте, что вам кто-то должен, и не придется унижаться.

    Я поморщился от собственной глупости. Ну какого черта я оправдываюсь?

    Такое ощущение, что мой собственный чердак переехал в подвал. Я решительно направился к выходу, открыл дверь, пропуская Герца, и завис. Обычно доберман не позволяет мне выходить первому – или так показывает, что он главный, или же считает, что поступает, как настоящий телохранитель, готовый грудью защитить хозяина.

       Я оглянулся. В общую концепцию бреда сегодняшнего дня все вписывается – мой бойцовский пес, как сентиментальная моська, с воодушевлением облизывал лицо бродяжки, бессильно опустившейся на  корточки возле стены.

     — Герц, фу!

     — Я не фу, я девушка! – всхлипывая, отозвалось существо.

      — В каком месте девушка? – без задней мысли оскорбить, выронил я. Просто по внешнему виду не скажешь. Замызганные широкие джинсы, бесформенная толстовка с капюшоном на голове. Понятно, если она в таком виде заперлась в кабинет, где отбирают домработниц в приличные дома, то ее и слушать не стали.

      — Во всех, — кажется, девчонка препиралась со мной из последних сил, и потому  в ее голосе прозвучали нотки абсолютного несчастья.

     Барсов, ау! Ты чего застрял? Подгоняю я себя.

     — Герц, идем.

       Однако псина, грозная на вид, с видом совершенного теленка продолжала утешать несчастную замарашку.

      Я  и так в последнее время чувствую себя Винни Пухом с опилками в голове, а тут еще этот предатель совсем сбил с толку. Говорит тренер – практикуй дыхательную гимнастику, здорово помогает в стрессовой ситуации. Похоже, нужно прислушаться. Сейчас бы очень пригодилось, потому что мелочи, которые сами по себе безболезненны, собравшись в кучу, способны довести до белого каления.

     — Ну, пожалуйста! Ну, будьте вы человеком!

     — А я кто, по-твоему, конь Ильи Муромца?! Герц, идем, — скомандовал я, но чтобы второй раз не выглядеть идиотом, которого не слушается собственный пес, не двинулся с места, ожидая, пока этот паршивец вспомнит, кто его кормит. Однако он, видать, нахватался умных мыслей и сейчас в наглую демонстрирует принцип – не хлебом единым жив …

      Он сидел, как преданная дворняжка, рядом с девчонкой и совсем уж плебейским образом выказывал свое расположение – отчаянно мел обрубком хвоста ламинат.

     Усталость неожиданно дала о себе знать. Прострелило виски болью, и накрыла новая волна раздражения. Могучий и непотопляемый Барсов начал терять свою привычную невозмутимость. Жизнь как-то резко стала  закручивать гайки, превращая вальяжного преуспевающего бизнесмена в злобную овчарку, которой придется грызть горло врагам, чтоб защитить себя и семью.

    А пока мне срочно нужно пристроить Герца, потому что предстоят переговоры с новыми людьми, частые перелеты, пока не разрулю ситуацию.    Может и правда, то, что нужно, просто валяется под ногами? И стоит научиться доверять Вселенной? Взять то, что она предлагает?!

    Хотя оно такое себе. Дезинфекцию придется проводить.

 — Ты с собаками работала?

  — Я с ними жила! – чучело фыркает, и я понимаю, что зря наехал на девчонку. И один тот факт, что Герц отверг дипломированных нянь, а эту замухрышку не просто признал, а еще и облизал, говорит о многом. Хотя черт его знает..

     — Ты откуда и почему оказалась за дверью? – переступаю свой принцип – никаких непроверенных людей в своем окружении и решаю дать шанс этой замарашке. И себе.

    — Я из Тамбовской области. Сирота. Бабушка умерла, и я решила уехать в Москву.  Честное слово! Я хозяйственная – убирать, готовить – я все могу.

      Девчонка осмелилась поднять глаза, и я почувствовал, что хваленая невосприимчивость к манипуляторам разом рассыпалась, как песочный домик. Я отношу к манипуляторам всех, кто пытается надавить на жалость, совесть и какие — еще нежные органы. В голубых, на пол-лица глазищах плескалась отчаянная мольба.

     — Пожалуйста! Я вам пригожусь! – она машинально сложила ладошки в молитвенном жесте.

    Подстава очередная?! Так, кроме Олега, моего безопасника, никто не знал, что я собираюсь в это агентство. В конце концов, чем я рискую? В загородном доме секретную информацию не храню, денег тоже. Картины застрахованы. Ограбить? Да ну! Сидела б она под дверью…

     — Как тебя зовут? 

     — Варвара. Можно Варя.

ПРОЛОГ

Колеса Судьбы пришли в движение…

Так все началось.

20 ноября 1835 года.

День был великолепный: прохладный, бодрящий. Один из тех поздних осенних дней, когда окружающий вас ландшафт кажется истинным раем. Через этот рай тянулась хорошо утрамбованная тропа для конных и пеших. Сосновые иглы устилали землю упругим желтовато-зеленым ковром. За деревьями поблескивали чистые воды ручья; над ними плавно колыхались головки орхидей. Вдоль ручья высились кипарисы вперемежку с могучими дубами, покрытыми бледно-зеленым лишайником. Воздух был напоен свежим дыханием осени. Еще недавно здесь стояла удушающая жара, но и тогда путник мог найти желанный отдых под прохладным сводом зеленых ветвей, клонившихся к прозрачной воде.

Кругом – необозримые просторы: топи, болота, реки, окружающие плодородные земли. Равнина то слегка поднимается, то спускается к берегам рек, где кишмя кишат аллигаторы, постоянно занятые охотой на птиц, яркое оперение которых контрастирует с однообразно зеленым или коричневато-землистым фоном ландшафта. Здесь не так уж много бизонов, гораздо чаще встречаются олени, кролики, белки, медведи. Невысокие кусты усыпаны ягодами, кокосовые пальмы сгибаются под тяжестью плодов… Словом, настоящий экзотический рай, в котором, как во всяком раю, встречаются змеи, подстерегающие не слишком осторожных.

Белый Тигр – это имя ему дали, когда детство закончилось и он, став мужчиной, услышал легкий шорох, доносившийся со стороны кипарисов, и осадил коня. Тигры в этих местах не водились, так здесь почтительно называли могучих пум, и Белый Тигр с благодарностью принял свое новое имя.

Он забрался уже далеко в глубь индейской территории – в места, которые знал хорошо, и отчетливо ощущал, что сейчас здесь не один.

Белый Тигр замер. Он был чужд суеверий и капризов воображения. Но сегодня им завладело странное чувство, будто сама Судьба повела его по тропе, с которой свернуть нельзя. Казалось, им управляют какие-то неведомые силы и ему остается лишь повиноваться, и, следовать, куда велено.

Он настороженно прислушался. До него доносилось тихое журчание воды, под легким осенним ветерком трепетала листва. Где-то прокричала птица, а потом раздался голос человека. Ветви слегка раздвинулись, пропуская троих – одного за другим.

Белый Тигр поднял руки над головой, показывая, что не вооружен: его нож был за голенищем, ружье приторочено кожаным ремнем к седлу. Не опуская рук, он соскочил на землю.

– Я один! – крикнул он появившимся мужчинам.

На всех троих были штаны из оленьей кожи и бумазейные рубахи. На плечах у одного из них блестели золотые эполеты, на шее у другого красовались серебряные ожерелья. Судя по внешности, двое были метисами. Тот, что пониже, не сводил с Белого Тигра темных умных глаз. Этот человек сразу обращал на себя внимание даже незнакомых с ним людей. Но Белый Тигр знал, что тот давно уже завоевал право называться вождем и добился этого своими способностями и заслугами. Когда пришла пора расстаться с детством и обрести имя воина, соплеменники назвали его Эйси-Яхоло, Певец Черного Напитка. Для белых же он стал Оцеолой.

Второй метис был почти так же высок, как Белый Тигр, но гораздо моложе. В его мускулистом теле ощущалась ленивая сила и грация. В красивом бронзового оттенка лице словно запечатлелись лучшие черты обеих рас: высокие скулы, благородные линии рта, чистый открытый лоб, прямые, блестящие как вороново крыло волосы и – неожиданно голубые глаза. Воины звали его Бегущим Медведем, ибо, по мнению соплеменников, среди охотников ему не было равных: он превосходил всех в быстроте, смелости и ловкости.

Бегущий Медведь первым молча приветствовал Белого Тигра – обнял его и отступил в сторону. Это он устроил сегодня встречу своих сподвижников с Белым Тигром и, хотя был главой семьи, снискал всеобщее уважение и не сомневался в своих силах и способностях, сейчас предоставил право вести разговор двум своим спутникам.

Один из них, чистокровный индеец по прозвищу Аллигатор, сильный и свирепый, бросил взгляд на Белого Тигра. В его темных как ночь глазах тот не прочел ничего утешительного: ни малейшей надежды на мирный исход противостояния.

Оцеола указал рукой на небольшую поляну, и все четверо опустились там на землю.

– Я прибыл, – начал Белый Тигр, помня, что Оцеола не любит лишних слов, – сообщить, что многие хорошие белые люди, знающие вождя Оцеолу, глубоко сожалеют обо всем.

Тот кивнул. Его спутники не произнесли ни слова. Белый Тигр продолжал:

– Быть может, я знаю чуть больше, чем другие белые люди, об индейском народе, и это дает мне право думать, что Эйси-Яхоло не считает всех белых плохими. Ведь он умный человек и всегда знал хорошие и дурные черты как своего народа, так и белых, и использовал это хорошее во благо тех и других. У него много белых друзей.

– И врагов, – со злостью добавил Аллигатор.

Белый Тигр вздохнул.

– Оцеола, многие добрые люди слышали о том, как ты вонзил свой нож в бумагу с договором, когда Уайли Томпсон потребовал, чтобы ты ушел на запад. Тебе также известно, сколь многие сожалеют, что Томпсон приказал схватить тебя и заковать в цепи.

– Худшего оскорбления нельзя нанести семинолу, – вставил Бегущий Медведь.

Белый Тигр встретил взгляд пронзительно-ярких голубых глаз и склонил голову в знак того, что прекрасно сознает, какое это унижение, для такого умного и мужественного воина, как Оцеола.

– Все договоры – одно вранье! – Взбешенный Аллигатор напоминал сейчас рептилию, носящую такое же имя. – Двадцать лет нам обещали земли, а что мы получили? Ни земель, ни денег! Подыхаем на тех клочках, что у нас остались. А когда уходим в поисках пищи – туда, где есть дичь и рыба, нас оттесняют назад…

Белый Тигр знал, что индейцы нередко крадут у белых скот, чем вызывают понятную злобу, но знал также, как они голодают. Особенно тяжело пришлось им в минувшем году, ибо зима была на редкость холодной и почти весь урожай погиб. Белые тогда думали, что из-за бедственного положения индейцы станут более покладистыми, но вышло наоборот: те еще больше ожесточились.

Белый Тигр поднялся.

– Я привел вам скот. Мои люди гонят его сюда и скоро будут здесь. Мы отдадим его Оцеоле, если он готов принять наше приношение.

– Это гурт из твоего стада? – спросил Оцеола.

– Из моего тоже. И от тех, кто уважает Оцеолу и просит у него прощения за обиду. От друзей, с которыми я тебя знакомил, помнишь?

Лицо индейца смягчилось.

– Но это ведь не извинение от вашего правительства.

Читать дальше

Я устала от скучной и однотонной жизни и решила развлечься.

С помощью волшебной травки-заманихи я провела ритуал призыва любовника. Всего на одну ночь.

Каково же было мое удивление, когда вместо одного мужчины на мой зов откликнулись сразу два дракона. И вот теперь я в растерянности. Чувствую, что это не они в мои сети попали, а я — в их. Н-дааа уж, после этой ночи мне скучать не придется!

Елена Арматина

Беглянка. Найти (и наказать) и полюбить

Глава 1. Трава заманиха

Сегодня я решила поставить точку в своей жизни без секса. Думаю, я его заслужила — секс. Безудержный, дикий, с хрипами и всхлипами, криками и стонами. Может, даже позволю пару раз по попе меня шлепнуть. И сама не буду монашкой претворяться. Я просто в восторге от своей решительности.

И в восторге от своего мужества. Еще бы — я долгих три года была лишена этой плотской радости. А вот сегодня — все, баста! Я хочу!

И мне плевать, будет это горячий дракон, неутомимый оборотень или пылкий эльф.

Я еще раз посмотрела на себя в большое зеркало, закрывавшее стену от потолка до самого пола.

ХорошА. Чертовски хорошА! Светлые волосы легкими волнами вьются вокруг лица. Цвета дикого шал фея глаза, подчеркнутые жирными стрелками, сверкают от предвкушения. Полная высокая грудь спрятана в легком трикотажном топике. Голый живот с бусинкой в пупке восхищает своей подтянутостью.

На округлых бедрах спортивные латексные шортики. А под ними — ни-че-го!

Ну что же, я готова. Можно отправляться на охоту. Я выхожу из своей личной раздевалки и иду по уже темному залу, уставленному супер-современными тренажерами.

Наш зал посещают самые необычные существа. Поэтому все тренажеры сделаны на заказ из специального, суперпрочного материала. А иначе и быть не может. Я еще не встретила ни одного оборотня, который впервые попав в наш фитнес-зал, не попытался бы согнуть в подкову гриф от штанги. Или расплющить тяжеленную гирю, которую я, кстати, даже поднять не могу.

Наш сторож Владлен — древний вампир, закрыл зал за последним посетителем еще полчаса назад. И в это время уже мирно спит в своем гробике в подвале. А сон у него такой крепкий, что даже пушечным выстрелом не разбудишь. Я проверяла.

Так что сейчас я только удостоверюсь, что он спит — и займусь осуществлением своего плана.

Мои белоснежные мокасины позволяют мне беззвучно спуститься в подвал. Так и есть, Владлен посапывает в своем оббитом кожей гробу.

На всякий случай закрываю в подвал дверь и, вернувшись в зал, щелкаю выключателем. Посередине черного зеркального потолка зажегся ряд светильников. Они замечательные, эти магические светильники. Вот сейчас они едва освещают узкую дорожку под ними. А стоит кому-либо приблизиться, вспыхивают ярким светом, освещая все вокруг.

Открываю замок на входной двери. Вот и все. Осталось только дождаться того, кто попадет в мои силки. Сегодня вечером, как только село солнце, я у входа в фитнес-клуб посыпала толченой заманихой, не забывая при этом нашептывать словечки: чтобы был крепок, силен, неутомим, хорош собой. Волшебная трава какого-нибудь хлюпика в мои сети не приведет.

Я все продумала заранее, так что теперь мне осталось лишь выполнить пункты придуманного мною плана. Дождусь того мачо, что пошлет мне судьба. Наслажусь им по полной — так, как я о том мечтала. Нежелательная беременность сегодня просто исключена — я все подсчитала. А после того, как все закончится, дам ему выпить коктейль с травкой забвения. Так что в памяти у него останутся лишь приятные впечатления, а лицо мое он даже вспомнить не сможет.

Усевшись на спортивную лавку, я стала ждать, готовая в любую секунду вскочить и занять сексуальную позу. Такую, знаете? Упор на согнутое колено на скамье, попа оттопырена, рука с гантелькой у груди. Сколько раз я видела, что стоит только девчонке в такую позу встать, так мужички тотчас о спорте забывают.

Но ждать пришлось мне долго. Видать травку бабка на рынке просроченную продала. То-то она ухмылялась так неприятно мне вслед.

Я даже вздремнула немного. А проснулась от своего собственного сонного сопения. Зал оставался пустым, а время неуклонно бежало вперед. Ну что же, значит, моим планам сбыться не суждено. Через несколько часов наступит рассвет. А мне еще до дому добираться.

Устало передвигая ногами, я отправилась в душ. Пора смывать боевую раскраску и принимать человеческий облик. Мерзким червячком в груди шевелилось разочарование.

В душе я свет включила на всю яркость. И на всю катушку включила горячую воду. Не в том дело, что холодно. Просто я не люблю холодную воду. В дальний угол полетели не пригодившиеся мне шорты и топик.

Какое-то время я задумчиво смотрела на заговоренный медальон, висевший на тонкой неприметной цепочке у меня на шее. А затем сняла его с шеи и повесила на крючочек на стене.

Год назад мне его подарила моя лучшая подруга Маргарита. Он должен был своей магической силой помешать моим истинным найти меня. Именно благодаря этому медальону я весь последний год провела в абсолютном спокойствии. Все дело в том, что вот уже три года я нахожусь в розыске. И разыскивают меня не кто иные, а владыки древних драконов. Я, видите ли, их истинная. Вся «прелесть» ситуации в том, что трахнув меня, они даже моего лица не запомнили. Собственно, я тоже не запомнила их лица. И теперь они разыскивают меня по каким-то там лишь им известным признакам и сигналам. Их расчет на то, что стоит только их драконам запеть и я сама на их зов прилечу, словно мотылек, не оправдался. Сначала им было просто не до меня. А когда вспомнили — было поздно. Я надежно спряталась. А медальон, подаренный подругой, помогает тот самый зов игнорировать. Слышать-то его я слышу, но память и рассудок при этом не теряю. И совсем меняется дело, стоит только этот медальон с шеи снять. Я без него, словно кошка, готова лезть на стену, лишь услышу их зов.

Налив шампунь в ладошку, я ступила под ласковые струйки воды. Взбивая пену в волосах и намыливая свое истосковавшееся по мужской ласке тело, я уже начала вспоминать ту страшную ночь, когда я встретила их. Ту ночь, перевернувшую всю мою жизнь вверх тормашками.

И вдруг по моему влажному телу повеяло прохладным ветерком. То ли Владлен вышел из своего подвала, то ли входная дверь открылась.

Я застыла неподвижно, мгновенно выбросив все грустные воспоминания из головы. Выключила воду и застыла, прислушиваясь.

Ведь казалось, ничего, что должно было бы меня так напугать, не происходит. Но все же холодок страха побежал по позвоночнику.

А чего, собственно, я боюсь?

Владлена? Ну, поворчит и отстанет. Посетительницу запоздалую? А чего ее бояться?

Ну, а если мужчина — разве не этого я желала?

С потолка упала, заставив меня вздрогнуть, капля воды. Пена медленно с волос сползала на лоб, норовя попасть мне в глаза. В оглушительной тишине раздались шаги. Это точно не Владлен. Тот, несмотря на свой древний возраст, ходит вообще бесшумно.

Шаги медленно, но верно приближались к душевой.

Я осторожно, боясь шуметь, одной рукой потянулась за полотенцем, а другой смахнула пену, уже закрывшую мне один глаз.

Юлий Цезарь из меня никакой, и сделать три дела одновременно у меня не получилось.

До полотенца я так и не дотянулась, а рукой только размазала пену по глазам. Голая и ослепленная, я вдруг почувствовала, как ноги мои скользят по мыльному полу и я теряю равновесие. В каком-то отчаянии, уже стремительно приближаясь к земле, я все же схватила полотенце.

Громкий «плюх» моей голой задницы о покрытый плиткой пол прозвучал, словно оглушительный выстрел.

Меня услышали. В этом нет сомнения. Шаги на мгновение замерли, а затем уже быстрее и решительнее направились в мою сторону.

Я все еще пыталась завернуться в полотенце, когда тихо скрипнула дверь, и повеяло сквозняком.

Я поспешно вытерла пену с глаз и посмотрела на вошедшего.

Мужчина. Нет в этом сомнения. Крепкий мужчина. Поднимаю вверх глаза и сама себе не могу поверить.

Да он просто красавчик! Все, как я траву-заманиху и просила. Высокий растрепанный шатен с удивленно блестевшими из-под насупленных бровей глазами неопределенного цвета. Красивые, словно небрежно высеченные художником губы и скулы. Нос — определенно драконий! Только у них они такие длинные, узкие и с хищно шевелящимися ноздрями. Крепкое тело и косая сажень в плечах.

© Полонянкин И.Ф., 2021

Пролог

Солнце на закате. «Колдун» отчаянно ловит ветер, пытаясь определить его направление, но безуспешно. Ещё минут десять, и будет классический штиль. Одноместный паралёт готов к взлёту. Всё не раз проверено: телега в норме, крыло разложено, осталось запустить двигатель. Рядом Александр, мой товарищ, родственник и помощник, три в одном. Усаживаюсь в кресло, пристёгиваю ремни безопасности. Александр подаёт команду «От винта!», запускает двигатель. Короткий пробег и взлёт. Поднимаюсь, высотомер показывает восемьсот метров над уровнем земли.

– Я свободен!

Смешанное чувство восторженности и гордости распирает меня. Я смог это сделать! И уже неоднократно – взлететь по самоучителю в интернете! И никаких расходов на обучение. Никто, кроме нас! Правильно говорят: «Опыт не пропьёшь!»

– Я свободен!

Мотор, в отличие от моего сердца, работает ровно, без звуковых изъянов. Добавляю оборотов, поджимаю клеванту и захожу в небольшой вираж по кругу. Подо мной внизу дубовый лесок. Впереди два пруда; сверху – как две связанные сосиски. Над ними висит небольшое вытянутое и густое облачко.

– Сейчас я тебя растормошу, дружок! Давно уже не был в облаках.

Я влетел в прохладную, прозрачную, бело-молочную капельную смесь облака и радовался этому как ребёнок.

– Я свободен!

Но какое-то беспокойство, нет, не страх, а именно беспокойство и настороженность овладели мной. Облако обволокло меня, связало по рукам и ногам, белая воздушная масса забилась в мои лёгкие, глаза, нос, рот, я перестал слышать звук мотора. Я чувствовал и наблюдал, как всю физическую сущность: тело, одежду и паралёт – съедает облачная смесь. Но смотрел на это спокойно, с любопытством, как сторонний наблюдатель. Если бы я знал…

Я оказался в другом мире, в мире ранее встречавшихся мне лунных бестелесных клякс, которые владеют нами безраздельно, которые растворяют нас в себе и делают нас подобными себе. Вначале услышал раздельные звуки. Через мгновение они приобрели очертания понятного голоса с привычными для нас словами, предложениями, интонациями, переливами и паузами. Очень ясно услышал напевный женский голос, с которым знаком, кажется, целую вечность! Но чей он?

– Ты можешь задать мне любые вопросы. Что тебя интересует?

– Что со мной? Кто вы?

– Ты не оригинален. Каждый из вас, кто впервые общается с нами, задаёт подобные вопросы. Они характеризуют людей, привыкших мыслить физическими категориями. Ваш мир ограничен своим временем и пространством, за предел которого самостоятельно могут выходить единичные представители человеческого общества. Но мы поддерживаем подобные контакты и сами пытаемся приобщить некоторых из вас к нашей среде, нашим ценностям и нашему пониманию вселенной. К сожалению, нам тоже не всё доступно – мы занимаем только определённую нишу. Мы установили с тобой контакт для того, чтобы показать другие формы существования на земле. Наше внимание привлекло твоё постоянное желание вырваться за пределы обычного человеческого бытия.

Мы знаем о тебе всё: положительные стороны, недостатки и пороки. Наш представитель ранее уже встречался с тобой. А теперь, если кратко: мы отделили твоё тело. Тело твоё продолжает управлять паралётом, за ним оживлённо наблюдают с земли. Душа твоя сейчас бесплотная. Она оголённая, она здесь и действительно свободна в вашем понимании. Мы – это бесплотные души, существуем в другом времени и пространстве. Человек не может нас увидеть, услышать либо как-то почувствовать наше присутствие, если этого мы не захотим. Да, среди нас есть определённые весельчаки, которые развлекаются с вами, устраивают разные шоу. Но это для того, чтобы напомнить о других формах существования и чтобы человек не возомнил себя властелином вселенной. Мы можем перемещаться в ваших параметрах времени и пространства мгновенно, с помощью наших мыслей и желания. Теперь ты на какое-то время один из нас и наделён этими способностями. Ты сейчас сможешь только наблюдать прошлую жизнь. Вы, люди, существа физические и можете обращать свою память с помощью физических приборов на прожитую жизнь, например: с помощью записей звуков и их прослушивания, просмотром видеозаписей, но только как сторонние наблюдатели. Ваши души в редких случаях и у отдельных людей могут освобождаться от тела и снова возвращаться в него. А мы можем возвращаться в прошлое и даже участвовать в той, прошлой жизни, влиять на неё.

На вопрос, кто я, отвечу позднее, если мне разрешат сделать это. А сейчас ты свободен, загляни вглубь веков, полистай человеческую историю и можешь не ограничивать себя.

– Я свободен?!

Беспомощно озираясь, я увидел поляну, с которой несколько минут назад радостно стартовал; на ней моя машина с прицепом, недвижимо висит «колдун». На горизонте чёткий силуэт паралёта: крыло с бело-голубой раскраской и двумя красными звёздами по краям; под крылом, на стропах, висит «телега» с моим телом.

– Я свободен!

С чего начать свою свободу?

Итак… Мысль пришла сама собой, быстро и нежданно: хочу увидеть жизнь своих давних предков. Эта мысль мгновенно перенесла меня в тот период, в середину семнадцатого века. Туман рассеялся. И я оказался неожиданным свидетелем трагического, но и счастливого жизненного отрезка пути влюблённых молодых людей: прекрасной Голубы и охотника Мелехи. Я являлся невидимой тенью Голубы, её бестелесным поклонником и нештатным ангелом-хранителем. Сколько раз я хотел поддержать её в трудную минуту, взять её за руку, закрыть от оскорблений, болезненных ударов и побоев судьбы, умереть за неё. Я полюбил её, мать моего предка… Я оберегал и поддерживал её своим взглядом, своими желаниями и своей готовностью жертвовать собой ради её жизни и счастья вместе с её возлюбленным и мужем, моим далёким предком Мелехой.

Но я был всего лишь сторонним наблюдателем их нелёгкого жизненного пути.

Глава первая. Встреча

Ночь пришла неожиданно. Туманом были залиты все окрестности: лес, поляны, болотистые низины.

Голуба глубоко вздохнула, передёрнула плечами и осторожно, глядя себе под ноги, сделала шаг в сторону шалаша, верх которого, как пика, торчал в белёсой мгле. Лес был молчалив. Лишь изредка от низины доносилось какое-то неразборчивое урчание, чуть слышные, со стороны маленького озерка, шлепки об воду, хлопки и вздохи скованного мхом болота.

Шаг за шагом, преодолев в себе робость, Голуба продвигалась к своей цели: к теплу, к защите от этой сырости, к возможности осмыслить всё, что произошло за этот день. Она очень устала. Ноги плохо слушались её приказов, временами готовы были отказаться от очередного шага. Уже много часов они не знали отдыха, шагали и шагали по лесу, лесным буреломам, сухим веткам, через кусты. Как им хотелось согнуться, опереться на колени! Но они пока ещё подчинялись воле Голубы, и она понимала, что наступает предел их прочности, и спешила найти место для отдыха.

Откинув палкой от входа в шалаш ветви хвойника и охапку травы, она заглянула внутрь. Пусто. Справа подстилка, ворох из мелких веток и сухой травы, рядом невысокий, широкий пенёк вместо стола, в левом углу наваленная груда непонятных и неопознанных в темноте вещей.

Голуба упала на эту подстилку, вытянулась. Не чувствуя ни боли в израненных ногах, ни усталости, только и думала о свалившейся беде. Что там сейчас происходит? Живы ли её мать, отец, два малых брата? Что делать ей дальше? Куда идти? Решение пришло неожиданно быстро: утром надо вернуться. Домой. И она провалилась в беспокойный и вязкий сон.

Проснулась на рассвете так же неожиданно, как и уснула. Рядом с шалашом чувствовалось какое-то движение: захрустела сухая ветка, слышны чьи-то осторожные шаги и приглушённое дыхание. Не вставая, нащупала рукой палку, затаилась. Шорох убираемой от входа травы заставил поднять голову. В проёме входа шалаша, на фоне молочного тумана и раннего неясного рассвета высвечивался полусогнутый профиль человека. Через мгновение она услышала мужской голос:

– Есть кто-нибудь?

– Да, есть. Ты кто?

– Я Мелеха, охотник. Я с тятей здесь охотничаю.

Голуба поднялась, села на подстилке, судорожно сжимая палку в руке.

– Сейчас уйду. Я Голуба. И я заблудилась.

На краю горизонта появился луч солнца, как-то сразу всё ожило: пропал утренний сумрак, туман расползался на рваные куски, разбегаясь от лучей солнца и ввысь, к небу, и в низину.

Мелеха, всё так же склонившись, молча, взмахом руки пригласил Голубу выйти из шалаша. Сам, отступив на шаг, повернулся, пошёл под навес, покрытый лапником и сухой травой. Голуба увидела под навесом стол, две скамьи, связанные из неотёсанных сухих стволов молодых сосенок.

Настороженно вглядываясь друг в друга, они сели за стол. Помолчали, не зная, как начать разговор. Мелеха – молодой, высокий, широкогрудый, белоголовый парень, смущённо поглядывая на Голубу, заулыбался. Его яркие голубые глаза излучали неуёмные искорки, которые вот-вот могут превратиться в задорный и раскатистый смех. Чтобы не рассмеяться, он быстро поднялся, отошёл под дерево и, потянув за болтавшуюся палку, снял с ветки узелок.

Смахнув с лица застенчивую улыбку, предложил: – Голуба, перекусим, что Бог послал.

Слёзы неуёмно потекли по щекам Голубы. От неожиданности Мелеха, отложив узелок, сел напротив. Смущённо, крепкой мозолистой ладонью погладил руку Голубы. Она не убрала её, а зарыдала навзрыд.

Голос Мелехи, мягкий и ласковый, успокоил её. Она вспомнила, что отец вот так же ласково говорил с ней, когда она хмурилась или плакала после родительского окрика за её озорные проделки и безделицу.

– Тихо, тихо, девица, успокойся, расскажи, какая беда у тебя?

И Голуба, сама не ведая почему, беспредельно доверившись этому сильному и спокойному незнакомому парню, начала рассказывать, как она оказалась одна в лесу, в этом шалаше, за непроходимыми болотами, вдали от дома.

Глава вторая. Любовь

Голуба в любви и радости жила с родителями на окраине города. Семья была в достатке, отец занимался домашним ремеслом, шил обувь, торговал. Два младших брата жили беззаботно, обучались грамоте помощником отца. Мать хлопотала по хозяйству. Ничто не предвещало беды. Но она пришла. Бунт бедных горожан, недовольных ростом цен на хлеб, поднявших восстание, задел и её семью.

К вечеру к ним нагрянула толпа незнакомых, озлобленных, обездоленных и голодных горожан, с бабами и детьми, и потребовала пропитания. Отец пытался образумить их, пригласил в дом; накрыли стол, выставили всё, что было. Но один из незнакомцев потребовал откуп – 10 рублей серебром. Отец достал все деньги – набралось 3 рубля. Началась свара, отца ударили. Дом ограбили, вытащили всё: кур, гусей, ценные вещи. Потом подожгли. Голубу пытались затащить в сарай, она вырвалась и убежала. Где её семья, что с её родными, она не знает.

И вот она здесь, в шалаше.

Мелеха слушал молча. Желваки на его мужественном, открытом лице играли незамысловато: то напрягались, то исчезали. Он с первого взгляда, как только увидел её, проникся к Голубе. Она заняла всё его сердце, всё до края. Глядя на это милое лицо, так быстро ставшее родным, он понял, что готов всего себя отдать за один только ласковый взгляд этой девушки. За одну её слезинку; по её слову готов погибнуть. Он полюбил её навечно, до последнего своего вздоха.

Но ничто внешне не выдавало его переживаний и родившихся чувств.

Смахнув слезу и посмотрев прямо в глаза, Голуба поправила растрёпанные волосы, остаток заплетённых двух косичек, смущённо улыбнулась.

– Косынку я потеряла, когда бежала по лесу.

Мелеха внимательно и твёрдо смотрел на неё всю: видел её напряжённый беззащитный взгляд, девичий румянец, мягкие губы, которые она кусала от отчаяния, когда рассказывала ему о своём побеге; её открытые глаза в слезах, слезинки на щеках, вздымающуюся девичью грудь, соски грудей, торчащие из-под влажного тонкого платьица. Он понял только одно: она, только одна она, с этого момента занимает его жизнь. Он готов пойти за неё в огонь и воду, готов умереть за неё, отдать всю свою плоть и душу за её любовь, за её спокойствие.

Усмехнувшись нахлынувшим на него чувствам, Мелеха поднялся, зачерпнул в ковш воды, подошёл почти вплотную к Голубе, поставил ковш перед ней на стол. Голуба посмотрела в него, вскочила и как ребёнок начала утираться руками, смеясь на своё отражение.

Она забыла всё, что случилось с ней в эту ночь. Смеялась как дитя; строила ему невообразимые гримасы. Потом, спохватившись, словно нашкодившая девчонка, смущённо улыбнулась и попросила помочь ей умыться. Он поливал ей из ковша на руки, смотрел на неё сверху. Его захлестнула страстная любовь к этому едва знакомому человеку. Нет, он никому её не отдаст! Это божественное нежное создание! Голуба – это его любовь, это его судьба!

Внезапно со стороны болота раздались хлюпающие шаги, хлопки веток кустарника об одежду. Мелеха прислушался, потом засуетился, раскладывая на столе немудрёные съестные запасы.

– Тятя возвращается, – тихо сказал он Голубе.

Она кинулась помогать ему, задевая его то краем своей одежды, то, наклонившись, щекоча своими белыми непослушными волосами с растрёпанных кос.

Мелеха непрерывно вздрагивал и отдёргивался от каждого её движения. Он уже не принадлежал себе. Он был весь в её власти. Вся душа его беззвучно пела и шептала: «Я люблю тебя, Голуба».

Через мгновение перед ними появился рослый мужчина с мешком за плечами и луком в руках. Мелеха кинулся к нему навстречу, взял мешок и лук, говоря что-то вполголоса.

Глава третья. Решение

Голуба смущённо стояла около навеса и ждала мужчин.

Отец Мелехи внимательно посмотрел на Голубу, приветливо улыбнулся:

– Здравствуй, Голуба.

Она поклонилась ему, радостно выдохнула и метнулась к столу, на ходу улыбаясь этому приветливому человеку, бессознательно отметив его сходство с Мелехой и её отцом.

Они сели за стол. Перекрестившись, Пороша, отец Мелехи, начал обедать. Мелеха и Голуба сидели напротив него и отрешённо смотрели то на стол, то на Порошу, то по сторонам, осматривая лес и его обитателей: наваленный кучей огромный муравейник с его обитателями; дятла, выстукивающего на сухом дереве незамысловатую дробь; взявшуюся невесть откуда малую светлую бабочку.

На чистом столе лежала грубая походная пища: горбушка ржаного подсушенного хлеба, сухое мясо, несколько луковиц, вода в небольшой глиняной чашке.

Закончив обедать, быстро прибрали со стола, часть сухой пищи сложили в мешочек, и Мелеха спрятал его на ветках дерева.

Пороша неспешно расспрашивал Голубу о деталях её вчерашнего побега. Помолчал, задумавшись. Мелеха и Голуба напряжённо ждали решения.

Пороша объявил своё решение: немедленно идти на их заимку, чтобы к вечеру добраться до места. Спешно собрались и отправились в дорогу. Шли напрямую, через болото. Дважды натыкались на следы Голубы, и оба раза отец Мелехи останавливался, качал головой, цокал языком и внимательно смотрел на Голубу.

– Ну и везучая ты, Голуба.

Поздним вечером, почти ночью, когда звёзды начинают светиться в полную мощь, они ощутили под ногами плотную земную почву и через незначительное время уже открывали дверь избы в Порошинской заимке. Зажгли лучину.

Голубе не приходилось раньше бывать в подобных избах. Она внимательно оглядывала полы, стены, потолок, простейшие бытовые приспособления для сна, отдыха, работы, всевозможную домашнюю утварь для ведения несложного домашнего, сугубо мужского хозяйства. Голуба не увидела ни одной вещи, ни одного предмета, предполагающего возможное женское пребывание на территории заимки.

Всё в заимке было простым, везде стоял отпечаток надёжности, все предметы были прочны, и все они говорили об особенностях охотничьего мужского быта.

Уставшие после тяжёлого пути, они быстро поужинали, попили отвар иван-чая и настроились на ночёвку.

– Утро вечера мудренее, – произнёс Пороша.

Голуба, уставшая, но успокоенная, провалилась в сон, который мгновенно обволок её всю без остатка.

Утром её разбудили осторожные шаги, какие-то незнакомые шорохи и запах отваренного мяса. Почувствовала чей-то взгляд, приподнялась: рядом стоял Мелеха и улыбался.

– Вставай, Голуба, пора.

Ей стало так спокойно и уютно от этого голоса, ставшего уже таким знакомым и родным. Улыбнулась, приподнялась и руками протёрла глаза, провела по волосам и смущённо села на топчане.

В избу зашёл отец Мелехи. Пороша был одет по-походному, готовый к дальней дороге. Голуба быстро поднялась, привела себя в порядок, начала бойко хлопотать у стола.

Позавтракали. Мелеха помогал отцу собираться в дорогу: из-под скамьи достал котомку из мешковины и смотрел, как отец складывал туда необходимые для дороги мелкие предметы, вещи, продукты. Разговаривали вполголоса о своём мужском.

Пороша сообщил, что идёт в город искать её родных. Они же с Мелехой остаются на заимке и будут ждать его возвращения с вестями.

Вышли из избы, молча постояли. Мелеха и Голуба поклонились отцу в пояс; он в ответ поклонился им, улыбнулся. И вот уже его фигура развалисто и легко замаячила на ведомой только ему тропинке и скрылась в лесной чаще.

Глава четвёртая. Страсть

Мелеха и Голуба смущённо улыбнулись друг другу. Рука Мелехи непроизвольно дёрнулась и потянулась навстречу к Голубе. Голуба порывисто и в то же время смущённо вложила свою белую девичью ладонь в ладонь Мелехи, и он осторожно и крепко сжал её, как ребёнок, открыто и радостно улыбнулся навстречу этому девичьему порыву.

Ничто уже не могло разорвать этот немой, о многом говорящий жест двух влюблённых. Они готовы были ринуться в объятия друг друга, безоговорочно отдаваясь своей судьбе, своей нежданной встрече, своей первой любви. Но этого не сделали, а смутились своему первому порыву. Но шаг навстречу друг другу, навстречу своей большой любви был уже сделан. Мелеха погладил своей шершавой ладонью руку Голубы и выпустил её. Строгое воспитание и какое-то внутреннее смущение, юношеская неуверенность и боязнь обидеть Голубу не позволили ему воспользоваться этой минутной её доверчивостью.

Порошинской заимке уже давно не уделялось внимания: она обросла травой, ветер растащил клочки прошлогоднего сена, сухие ветки, разбросал приготовленные сухие заготовки шестов, палок, бересту; в одном месте ограждение заимки было разрушено: вероятно, крупный зверь тёрся об него, получая удовольствие.

Голуба не имела раньше возможности снаружи рассмотреть избу и теперь удивлялась ей всё больше и больше. Это было даже скорее какое-то сооружение, а не изба. Три её стены снаружи были не стенами, а склонами небольшого холма. И лишь входная часть: вход с небольшим спуском, оконце в верхней части стены, над дверями, позволяли определить, что это жилище. Навес над входом, закрытый пучками поблекшей травы и веток деревьев, защищал от ненастья. Издали заимка была мало различима от окружающей её лесной стихии.

Внутри избы, посередине, гладкий столб, на котором множество сучков и всевозможных крючков; в дальнем левом углу был очаг из неотёсанного, собранного в лесу камня, вверху оконце для дымохода; в правом углу стоял стол, две скамьи; стены из ошкуренного леса имели какие-то полочки, на которых стояли туески из бересты; в углу перед входом из пола выпячивалась, лежала дверь с ручкой, которая позволяла поднимать её. С усилием приподняв дверь, Голуба обнаружила под ней небольшое подвальное помещение, земляные стены которого были укреплены нетолстыми брёвнами; оттуда повеяло сыростью и прохладой. Там хранились какие-то продукты, утварь.

С горячностью, свойственной молодым людям, она принялась за уборку этого жилища, приютившего её в столь тяжёлый период жизни.

Солнце уже село, сумерки навалились неожиданно быстро. Весь день они хлопотали, только однажды днём оторвались от работы и перекусили на скорую руку, всухомятку, запив спешно водой. Уставшие, но радостные от проделанной работы, они сели за стол. Голуба наварила каши, заварила настой из иван-чая. Редко потрескивала лучина в глиняном кувшине, бросая всполохи на углы избы. Поужинали. Голуба убрала со стола. На мгновение повисла пронзительная тишина. Чтобы как-то заполнить эту неожиданно возникшую паузу, Голуба начала расспрашивать Мелеху о заимке, их жизни с отцом. Мелеха рассказывал ей, как они строили заимку с отцом несколько лет назад, уйдя из деревни, распрощавшись со своей старой жизнью. Открыл крышку подвала и, взяв лучину, пригласил Голубу спуститься с ним.

Осторожно, боясь оступиться, она оперлась на поданную руку Мелехи; заряд его энергии и тепла мгновенно пронзил Голубу до самых пят, до самых кончиков волос. Сердце нежданно и бешено заколотилось, готовое вырваться наружу. Голубе захотелось прижаться к нему, обнять его, обласкать. Пересилив нежданный призыв юного тела, она заглянула в подвал. Мелеха отодвинул часть торцевой стены подвала, она увидела проём, откуда потянуло свежим воздухом с наружной влажностью, запахами и чуть слышными звуками леса. Ещё мгновение, и лучинки загасли. Мелеха на ощупь поставил стенку на прежнее место и объяснил Голубе, что дальше от этого подвала идёт подземный ход, который через пятнадцать метров приведёт в лес.

– Ну, Голуба, давай выбираться отсюда, сейчас я помогу тебе подняться в избу.

Мелеха боком начал продвигаться по стенке подвала к выходу, но подвал был не так широк для свободного прохода двух человек. Поневоле они оказались рядом, друг перед другом, лицом к лицу, стиснутые стенками подвала. Их тела плотно соприкоснулись, и, почувствовав силу и мощь тела Мелехи, Голуба невольно выдохнула страстный звук, ноги её подкосились, она начала оседать. Мелеха подхватил её за талию двумя руками и нежно прижал к себе. Это заставило тело Голубы напрячься как струна и плотно прижаться к Мелехе.

– Ах! – Голуба не узнавала свой голос. Она никогда ещё не была так близка к мужскому телу.

Благовоспитанная, проживающая в глубоко верующей православной семье, она была ещё не готова к встрече с мужчиной, ей неведомы были девичьи страсти и переживания. Она не смотрела на парней и не испытывала к ним тяги. Они не часто, но обсуждали с мамашей отношения мужчины и женщины, и та говорила ей: «Слушай своё сердце, ты всё поймёшь, оно не подведёт тебя».

И сейчас она слышала своё сердце. Оно бешено билось, оно просило, оно требовало: «Обними его, прижмись к нему и не отпускай его никогда!»

Мелеха был как в тумане: Голуба разожгла в нём огонь, который затушить сможет разве что смерть! Он чувствовал Голубу всем своим разумом и телом. Рядом с ним трепетала горлица, попавшая волею судьбы в засадные силки. Мелеха ощущал эту девичью струну под своими руками: набухшие груди Голубы насквозь прожгли ему грудь, её дыхание обжигало шею, её волосы ласкали его, зажгли в нём такую бурю, что он не смог больше противиться ей. Он нежно и плотно прижал Голубу к себе, наклонился и несильно, медленно прижался к её девичьим губам своими губами.

Голуба почувствовала как будто благодатный огонь коснулся её губ. И она отдалась во власть этому огню. Их губы слились в сладостном первом поцелуе молодых людей, которые ещё никогда не испытывали подобного чувства.

– Ах! – И чувства покинули Голубу.

Голуба, как в тумане, почувствовала, что лежит на скамье, услышала треск лучины; сильная ладонь Мелехи гладила её руку. Она открыла глаза. Мелеха стоял на коленях рядом с ней и сострадательно смотрел на неё.

– Ох, Голуба, и напугала ты меня.

Голуба тихо улыбнулась, попросила Мелеху наклониться к ней и прошептала:

– Такое со мной впервые.

И смущённо прикрыла глаза. Слезинки радости, капелька за капелькой, потянулись по щекам. Она ещё раз вспомнила эту испытанную неожиданную близость мужского тела, первого поцелуя, и силы оставили её.

Мелеха захлопотал около неё, принёс воды и дал ей напиться, гладил её и успокаивал. Во всём, что произошло с ними в подвале, он винил себя, и только себя.

Через некоторое время они успокоились. Мелеха сменил лучину, и беседа двух молодых влюблённых людей потекла спокойно и размеренно. Голуба, лёжа на скамье, расспрашивала Мелеху об их жизни с отцом, а он, стоя рядом на коленях, рассказывал ей, поглаживая время от времени её руку и тело, глядя ей прямо в глаза. Ей казалось, что Мелеха видит её насквозь, она растворяется в его взгляде. Если вдруг он отрывал от неё взгляд, она рукой поворачивала его мужественное лицо и вновь возвращала его взгляд к себе, в свои глаза, к своему сердцу.

Мелеха отчётливо не помнил своей матери. Помнил ласковые руки, помнил её поцелуи и объятия, ласки и тихий ровный певучий голос. А потом только детство с отцом, всегда рядом, всегда стерегущего его от всех бед. Только последний год, после серьёзного разговора, тот позволил ему самостоятельно охотиться. Но Мелеха всегда знал и чувствовал, что отец рядом; стоит только ему попасть в какую-то лесную неприятность, отец придёт к нему. Так было уже не раз.

Отец никогда не рассказывал ему о матери, но Мелеха знает от деревенских людей и родственников, что однажды их с матерью похитили разбойные люди. Отец гнал их, шёл за ними по пятам израненный, побитый. Ему удалось отбить сына, но мать увезли, больше о ней не слышали. После этого отец ещё несколько раз уходил на её поиски, но безрезультатно.

Слушая рассказ Мелехи, Голуба пережила вместе с ним горе, свалившееся на его семью.

Лучина давно загасла. Влюблённые после испытанных потрясений уснули на соседних лавках, как дети, взявшись за руки.

Так прошло несколько дней в страстных поцелуях и объятиях. Их губы распухли, руки и тела всё смелее и смелее допускали друг к другу, казалось, ещё мгновение – и они переступят ту черту, которая отделяет влюблённых от отношений мужчины и женщины. Голуба полностью доверилась Мелехе, готовая отдаться ему вся без остатка. Но Мелеха всегда останавливался и не позволял себе большего: он ласкал, миловал лицо и тело Голубы, огонь страсти пожирал его. Он твёрдо сказал Голубе: «Придёт тятя, найдёт твою семью, мы получим благословение и будем с тобой едины».

Пролетали дни за днями, но отец всё не приходил. Продукты были уже на исходе, нужно было идти за ними в деревню, где по договору их снабжали родственники и некоторые обеспеченные деревенские жители. Нужно было идти и на охоту, но Голуба не отпускала Мелеху от себя.

И вот однажды они услышали негромкий мужской разговор. По тропинке на заимку неспешно и устало шли двое крепких молодых парней.

Мелеха отправил Голубу в избу, а сам вышел им навстречу и услышал печальные для них вести.

Яна Кроваль
Беглянка