Произведение римского корсакова основой которого стали сюжеты восточных сказок

Войти через Google

или

Запомнить меня

Забыли пароль?

Николай Римский-Корсаков прожил долгую жизнь, и, благодаря довольно рано завоеванной популярности, его творческая карьера прошла через множество этапов. Начав как демократически-настроенный композитор, занятый поиском национального стиля, как и все члены Балакиревского кружка (называемого также «Могучей кучкой»), Римский-Корсаков стремительно вознесся в ранг одного из ведущих и уважаемых русских композиторов. Однако к концу жизни, многие критики обвиняли его в узости мышления и консерватизме. В ранний советский период его музыкальное наследие, как и наследие его коллег из «Могучей кучки», подверглось критике за стилизацию русского фольклора, а «губительное влияние» экзотической музыки Римского-Корсакова на советских композиторов вообще осуждалось официально. Тем не менее на Западе слушатели всегда восхищались его удивительным умением воплощать восточные и сказочные картины в музыке, воспринимая их как явление характерное и исключительно русское. 

Сам композитор довольно самокритично относился к своим произведениям с восточной тематикой. Всего за несколько месяцев до своей смерти, в разговоре с учеником, армянским композитором Александром Спендиаровым, Римский-Корсаков заявил, что по сравнению с Востоком Спендиарова его собственный Восток «несколько головной, умозрительный». «Вы, — сказал Римский-Корсаков, — по самому рождению своему человек восточный, у вас Восток, что говорится, в крови и вы именно в силу этого можете в музыке в этой области дать нечто настоящее, действительно ценное. Это не то что я…».¹ 

Сегодняшняя публика, конечно, не согласилась бы с этим мнением. «Шехеразада» и «Испанское каприччио» стали его визитной карточкой на Западе, хотя Римский-Корсаков и не считал, что эти произведения, рисующие образы экзотических земель, являются определяющими в его творчестве. Некоторые современники композитора считали «Шехеразаду» «чересчур свободно сочиненным произведением, <…> недостаточно академически выдержанным»². В это трудно поверить, но премьера «Шехеразады» была едва не сорвана: дирекция Императорского Русского музыкального общества опасалась, что сюита «может испортить вкус музыкальной молодежи». Только благодаря вмешательству Юлия Иогансена, директора Санкт-Петербургской консерватории, премьеру удалось спасти. Даже после того, как его симфоническая сюита была одобрена, Римскому-Корсакову заплатили всего пятьдесят рублей — половину гонорара, предусмотренного за исполнение симфонического произведения, поскольку «Шехеразада» оказалась «слишком легкой и игривой, чтобы платить за нее традиционные деньги»³. Композитор со всей серьезностью принял преподанный урок и до самой смерти писал почти исключительно оперы. Только в 1892 году, через четыре года после завершения «Шехеразады», этот шедевр мирового масштаба получил заслуженное признание, и Римский-Корсаков получил за него премию имени М. И. Глинки.

Программа

Идея написания оркестрового произведения, которое представляло бы собой «калейдоскоп сказочных образов и рисунков восточного характера», пришла в голову Римскому-Корсакову зимой 1887—1888 года, когда он заканчивал оперу своего безвременно скончавшегося друга Александра Бородина «Князь Игорь». Вдохновленный сказками «Тысячи и одной ночи», которые были известны русским читателям с XVIII века благодаря французским переводам Антуана Галлана, Римский-Корсаков создал симфоническое произведение из четырех частей с кратким изложением программы в предисловии к партитуре: «Султан Шахриар, убежденный в коварстве и неверности женщин, дал зарок казнить каждую из своих жен после первой ночи; но султанша Шехеразада спасла свою жизнь тем, что сумела занять его сказками, рассказывая их ему в продолжение 1001 ночи так, что, побуждаемый любопытством, Шахриар постоянно откладывал ее казнь и наконец совершенно оставил свое намерение. Много чудес рассказывала ему Шехеразада, приводя стихи поэтов и слова песен, вплетая сказку в сказку и рассказ в рассказ»⁴.

Римский-Корсаков писал в автобиографии, что программой, которой он «руководствовался при сочинении «Шехеразады», были отдельные, не связанные друг с другом эпизоды и картины из «Тысячи и одной ночи», разбросанные по всем четырем частям сюиты: (1) море и Синдбадов корабль, (2) фантастический рассказ Календера-царевича, (3) царевич и царевна, (4) багдадский праздник и корабль, разбивающийся о скалу с медным всадником»⁵. Позже композитор отказался от всех заголовков, и в финальной версии, опубликованной Митрофаном Беляевым в 1889 году, отсутствовали даже общие названия частей (Prelude, Ballade, Nocturne, Finale, Postludium). Римский-Корсаков не хотел навязывать слушателю «слишком определенную программу» и просил своих друзей не ассоциировать отдельные мелодии или лейтмотивы с конкретными персонажами, замечая, что это «не что иное, как чисто музыкальный материал или данные мотивы для симфонической разработки»⁶. Тем не менее медленный пролог сюиты принято трактовать как часть, в которой две контрастные музыкальные темы знакомят слушателя с главными героями истории. Образ неумолимого султана Шахриара создает суровый музыкальный мотив, изложенный как унисон низких медных и деревянных духовых инструментов. Удивительно гибкий характер и кроткий нрав Шехеразады передает «прихотливая мелодия скрипки соло», сопровождаемая мягкими аккордами арфы. Эти две музыкальные темы как герои проходят через все части сюиты, создавая эффект диалога между двумя людьми, беседующими о заморских странах и чудных историях. Римский-Корсаков объединил все сказки Шехеразады, мастерски вплетая эти мотивы, как нити, в сложный музыкальный гобелен произведения.

Музыка

Считается, что, в отличие от его симфонической сюиты «Антар», в «Шехеразаде» Римский-Корсаков не использовал ни одной традиционной восточной мелодии. Весь мелодический материал является его собственным. Тем не менее в партитуре присутствует множество музыкальных ссылок на произведения с восточными сюжетами, написанные другими русскими композиторами, включая бывшего наставника Римского-Корсакова Милия Балакирева и мнимого противника «Могучей кучки» Антона Рубинштейна. Как известно, Балакирев, путешествовавший на Кавказ в начале 1860-х годов и записавший там более тридцати мелодий разных этнических групп, делился своими музыкальными впечатлениями с Римским-Корсаковым и другими членами «Могучей кучки». Кавказские мотивы и ритмы Балакирева, звучащие в его знаменитой симфонической поэме «Тамара», а также в его ранних романсах, отчетливо прорываются в разных эпизодах партитуры Римского-Корсакова: в вихревых триолях темы Шехеразады, оборачивающихся танцем в первой части, в ритмическом барабанном сопровождении побочной темы танцевального характера в третьей части и в безудержном, пульсирующем ритме лезгинки в Finale, который вызывает в памяти восточную фантазию Балакирева «Исламей». Кроме того, некоторые мелизмы и гармонические находки из цикла «Персидские песни» Рубинштейна, написанного за два десятилетия до «Шехеразады» и хорошо известного Римскому-Корсакову, прослеживаются в орнаментике соло кларнета во второй части и в общем восточном колорите корсаковской партитуры. Неудивительно, что именно этот цикл песен был одним из немногих произведений Рубинштейна, который члены «Могучей кучки» признавали «значимым» и «оригинальным». 

Римский-Корсаков определил жанр «Шехеразады» как «симфоническая сюита». В эпоху барокко этот тип инструментальной музыки представлял собой свободную последовательность нескольких частей танцевального характера, а в эпоху романтизма — последовательность пьес, объединенных единством замысла. Как будто чувствуя, что «Шехеразада» — произведение неординарное, объединившее в себе различные образы, связанные друг с другом восточным сюжетом и ритмической энергией, Римский-Корсаков помещает ее в рамки жанра, традиции которого связаны и с танцем, и одновременно с программной музыкой. 

Несмотря на то, что Римский-Корсаков не написал ни одного балета, невозможно отрицать, что музыка его необычайно дансантна. Продолжительные хореографические вставки в операх, такие как балетный эпизод в подводном царстве из «Садко» или сцена с царицей Клеопатрой из «Млады», ярко демонстрируют, что композитор не только любил, но и умел создавать танцевальную музыку. Возможно, это удавалось ему благодаря тому, что он верил в превосходство ритма в музыке. Так, во время одного из разговоров с Василием Ястребцевым маэстро категорично заявил: «Повторяю, главное в музыке не мелодия, и даже не гармония, а ритм и только ритм»⁷. Сергей Дягилев распознал балетный потенциал, заложенный в притягательной музыке Римского-Корсакова, и в 1910 году привез хореографическую версию «Шехеразады» в Париж. С тех пор магия музыки Римского-Корсакова с ее всепоглощающей стихией движения, порождаемой ритмом, пластичностью мелодий, широким спектром эмоций и переживаний, вызванных гармонией звуков, а также потрясающим богатством тембра и динамики не перестает вдохновлять балетмейстеров и постановщиков. Благодаря новым постановкам увлекательное путешествие в мир восхитительной фантазии и изумительной красоты восточной сказки, которую оживил композитор более ста лет назад, продолжается и по сей день.

Текст: Адалят Исиева, доктор искусствоведения, музыковед, преподаватель Карлтонского университета (Канада).

1. Ястребцев В. В. Николай Андреевич Римский-Корсаков. Воспоминания: в 2 т. Т. 2 / ред. А. В. Оссовский. — Л.: Госмузиздат, 1960. С. 468.
2. Гнесин М. Мысли и воспоминания о Н. А. Римском-Корсакове. — М.: Музгиз, 1956. С. 82.
3. Там же.
4. Русская симфоническая музыка: Т. 13. — М.: Музыка, 1991.
5. Римский-Корсаков Н. Летопись моей музыкальной жизни. — М.: Согласие, 2004. С. 312.
6. Там же.
7. Ястребцев В. В. Воспоминания: Т. 2. С. 183—184.

Симфоническая сюита

Состав оркестра: 2 флейты, 2 флейты-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 2 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, арфа, струнные.

История создания

«В середине зимы (1887—1888 годов. — Л. М.), среди работ над «Кн[язем] Игорем» и прочим у меня возникла мысль об оркестровой пьесе на сюжет некоторых эпизодов из «Шехеразады»…» — читаем в «Летописи» Римского-Корсакова. Лето 1888 года композитор с семьей проводил в Нежговицах — имении своего знакомого в Лужском уезде Петербургской губернии. Оттуда он писал Глазунову: «Я задумал выполнить во что бы то ни стало затеянную давно оркестровую сюиту на «1001 ночь»; припомнил все, что у меня было, и заставил себя заняться. Сначала шло туго, но потом пошло довольно скоро и, во всяком случае, хотя бы и призрачно, но наполнило мою скудную музыкальную жизнь».

Нерадостный тон письма вызван тем, что 80-е годы были для композитора трудным временем. Росла семья, которую нужно было содержать. Чрезвычайное количество различных обязанностей — профессура в консерватории, исполнение должности помощника управляющего Придворной певческой капеллой, участие в издательском деле М.П. Беляева, в концертах РМО, редактирование музыки ушедших из жизни друзей — все это почти не оставляло ни времени, ни душевных сил для творчества. Тем не менее, именно в эти годы им создаются прекрасные произведения, в том числе «Шехеразада», которая стала одной из вершин симфонического творчества композитора. На автографе партитуры сохранились даты написания каждой из четырех частей сюиты: в конце первой части — 4 июля 1888 года, Нежговицы. В конце второй — 11 июля, в конце третьей — 16 июля, в конце всей партитуры — 26 июля. Таким образом, все произведение было написано менее, чем за месяц.

Римский-Корсаков в основу сюиты, посвященной В. Стасову, положил некоторые из арабских сказок сборника «1001 ночь», широко распространенных в разных (как в полном, так и в сокращенных и адаптированных) изданиях. Этот сборник — памятник средневековой арабской литературы, источники которого восходят к персидским сказаниям IX века, окончательно сложился в XV веке, а с XVII века довольно широко распространился на Востоке в списках. В 1704—1717 годах появился его первый перевод на французский язык А. Галла- на. На русский язык перевод с французского издания впервые был осуществлен в 1763—1777 годах. Таким образом, русским читателям уже более ста лет были широко известны сказки, основанные на индийском, иранском и арабском фольклоре, объединенные образом грозного Шахриара и его мудрой жены, дочери султанского визиря Шехеразады.

Партитуре композитор предпослал программу, составленную им самим по началу сборника: «Султан Шахриар, убежденный в коварстве и неверности женщин, дал зарок казнить каждую из своих жен после первой ночи; но султанша Шехеразада спасла свою жизнь тем, что сумела занять его сказками, рассказывая их ему в продолжение 1001 ночи так, что, побуждаемый любопытством, Шахриар постоянно откладывал ее казнь и наконец совершенно оставил свое намерение.

Много чудес рассказывала ему Шехеразада, приводя стихи поэтов и слова песен, вплетая сказку в сказку и рассказ в рассказ».

Первоначально композитор дал название каждой части: «Море и Синдбадов корабль», «Фантастический рассказ царевича Календера», «Царевич и царевна», «Багдадский праздник. Море. Корабль разбивается о скалу с медным всадником. Заключение», однако нигде не дал указаний, к каким именно сказкам отсылаются слушатели. Впоследствии он решил снять эти дополнительные разъяснения к программе: «Нежелательное для меня искание слишком определенной программы в сочинении моем заставило меня впоследствии, при первом издании, уничтожить даже и те намеки на нее (программу. — Л. М), каковые имелись в названиях перед каждой частью…» Следуя пожеланию композитора, исследователи его творчества никогда не занимались уточнениями программы по сказкам «1001 ночи». По свидетельству самого авторитетного исследователя творчества композитора А. Соловцова, «остается неясным, какие же именно эпизоды прославленного издания арабских сказок вдохновили Римского-Корсакова и как, в каких музыкальных образах воплощены они в сюите. <…> Римский-Корсаков вполне обоснованно подчеркивает… что в основу «Шехеразады» легли «отдельные, не связанные друг с другом» эпизоды… Действительно, картины, выбранные Римским-Корсаковым, не объединены общим сюжетом, это не повествование о каком-либо из героев «Тысячи и одной ночи».

Первое исполнение «Шехеразады» состоялось в Петербурге 22 октября (3 ноября) 1888 года в первом из Русских симфонических концертов, состоявшемся в Дворянском собрании под управлением автора.

Музыка

Пролог сюиты открывается могучими и грозными унисонами, рисующими, как принято считать,образ Шахриара. После мягких тихих аккордов духовых инструментов вступает прихотливая мелодия скрипки соло, поддержанная лишь отдельными арпеджиато арфы. Это — прекрасная Шехеразада. Отзвучала скрипка, и на фоне мерного фигурационного движения у виолончелей, у скрипок снова появляется начальная тема. Но теперь она спокойна, величава и рисует не грозного султана, а безбрежные морские просторы, непревзойденным певцом которых был автор — моряк, совершивший кругосветное плавание и как никто из композиторов умевший воплощать образы водной стихии. Вторая тема, звучащая в аккордовом изложении духовых, на миг (всего четыре такта) прерывает мерное движение накатывающихся волн. Нежное соло флейты выдержано в том же движении. Это плавно скользит по волнам корабль Синдбада-морехода. Постепенно поднимается волнение. Вот уже грозно бушует стихия. Сплетаются ранее звучавшие темы, тревожными становятся фигурации струнных. Картину бури дополняют возгласы духовых, полные отчаяния. Но буря стихает. Повторяется первый раздел части (реприза). В ее заключении тема моря звучит спокойно и ласково.

Вторую часть начинает тема Шехеразады, вслед за которой солирующий фагот исполняет прихотливую восточного склада мелодию, богато орнаментированную, развивающуюся вариационно в тембрах других инструментов. Это рассказ о восточных чудесах, все более взволнованный и увлекающий. Центральный раздел рисует события, о которых повествует рассказчик. Разворачивается картина битвы, в которой основная тема — бывшая тема султана, теперь потерявшая связь с первоначальным образом. Ритмически острый возглас тромбонов, интонационно сходный с ней, — тема битвы. Батальный эпизод прерывается развернутой каденцией кларнета. С пронзительным свистом высоких деревянных инструментов, звучание которых перекрывает флейта-пикколо, начинается следующий эпизод: проносится сказочная птица Рух. Повторяется картина битвы, а в заключительном разделе тему царевича Календера прерывают каденции. «Кажется, будто слушатели не могут сдержать волнения и горячо обсуждают описываемые события» (А. Соловцов).

Третья часть в спокойном темпе Andantino quasi allegretto имеет две основные темы: Царевича — лирическую, плавную, танцевального склада с простыми гармониями на выдержанном органном пункте, с внезапно вторгающимися гаммо- образными пассажами, — и Царевны, сходную с первой интонационно, но более оживленную, кокетливую, с характерным сопровождением малого барабана, выбивающего прихотливые ритмические фигуры. Эти темы повторяются, варьируются, обогащаются новыми оркестровыми красками. Развитие прерывает тема Шехеразады, исполняемая скрипкой соло, но и далее продолжается ее рассказ о Царевиче и Царевне, который завершается угасанием звучности и нежным арпеджиато струнных.

Четвертая часть — самая продолжительная и богатая различными образами. Ее вступление — первая тема Пролога, которая здесь вновь меняет свое значение. Это уже не грозный Шахриар и не морские просторы, а радостный сигнал к началу праздника. После генеральной паузы звучит его последний мотив. Снова генеральная пауза. И капризная, усложненная каденция Шехеразады у солирующей скрипки не в одноголосии, как ранее, а в двухголосии, с аккордами в заключении. Еще более бурно, неистово вступает первая тема. Теперь она звучит более длительно, развернуто. Второе проведение темы Шехеразады также становится более возбужденным (в трех- и четырехголосных аккордах солирующей скрипки). А далее на остинатном ритме разворачивается картина праздника с различными сменяющими одна другую темами. В общее движение вплетаются и ранее звучавшие темы: мотив из рассказа Календера, мелодия
Царевны, воинственный возглас сцены битвы — как будто знакомые персонажи мелькают среди веселящейся толпы. Внезапно, на кульминации праздника, меняется картина: начинается буря. Еще более грозно, чем в первой части, вздымаются волны. Взвиваются и ниспадают пассажи арф, хроматические гаммы у высоких деревянных. Звучит тема битвы из второй части. Мощный, фортиссимо, аккорд медных духовых, поддержанный гулким звучанием тамтама, рисует момент, когда корабль разбивается о скалу. Успокаивается движение волн, все постепенно затихает. Задумчиво и спокойно исполняет каденцию Шехеразады скрипка. На пианиссимо у струнных проходит некогда грозная, а теперь смягчившаяся тема Шахриара. И завершает сюиту, возникшая уже не полностью, а отзвуками, постепенно растворяясь в верхнем регистре, тема прекрасной султанши.

Л. Михеева

Записи

Публикации

Ссылки по теме