V. Галереи и корридоры Арсенального каре. Везде солдаты. Кучкуются. О чём-то говорят. Это верные, пока, Временному правительству части. Они ещё ничего не знают о событиях этой ночи в Петрограде. Событиях, перевернувших весь мир.
- Стой, кто идёт! — женский голос позвучал звонко в неожиданно пустом корридоре.
- Ну, вот, опять двадцать пять, — проговорил себе под нос Игорь. — Чему удивляться?..
- Свои! — прокричал казак. — Мы охраняем плац. Задержали посторонних. Утверждают, что они из Петрограда и у них важное сообщение для Александра Фёдоровича.
- Обождите минуту, — женщина с ружьём скрылась за дверью и вскоре появилась.
- Проходите, Александр Фёдорович ждёт вас.
У большого письменного стола императорского кабинета стоял мужчина средних лет в полувоенном френче, галифе и высоких сапогах. Образ, хорошо всем знакомый. Дверь кабинета закрылась. О чём говорили друзья с бывшим премьер-министром история умалчивает. Но разговор был недолгим. Дверь открылась, но вышла только Женя.
- Слушай, подруга, — обратилась она к охраннице, — как тебя зовут?
- Глафира я, из питерских. Мы из Женского батальона смерти…
- Ну, помирать нам рановато! Давай раздевайся…
- Ты это чего? — испугалась Глафира, беря наизготовку винтовку.
- Мы из Питера, из Петрограда, там революция. Временное правительство арестовано. Твоих однополчанок во главе с Марией Бочкарёвой уже разоружили.
- Не может быть!
- Ещё как может. Сюда скоро приедут революционные матросы во главе с Дыбенко, чтобы арестовать Керенского.
- Ты-то откуда знаешь?
- Да так, из истории…
- Чего-чего?
- Книжки читаю, вот чего! Потом, всё потом расскажу. Снимай только фуражку и шинель.
- Да я не против. А винтовка нужна?
- Не знаю. Можешь отдать её Александру Фёдоровичу. Вы как сюда приехали?
- На машине. Она где-то в городе. Александр Фёдорович знает где. Там шофёр дожидается. А можно, я с ними?
- Можно.
Тихо раскрылось окно первого этажа Арсенального каре. Друзья выбрались в Собственный сад. Впереди шёл мужчина в неестественно сидевшей на нём маленько солдатской шинели. Со стороны плаца уже слышались крики и возгласы. Чей-то голос громко восклицал: «Революция, о которой так долго говорили большевики, совершилась! Власть в руках Советов рабочих и солдатских депутатов. Наша с вами власть, товарищи!».
И вновь подземный ход. Приоратский дворец. Он во мраке. У дворца угадывается силуэт автомобиля…
- Ну, друзья, пора прощаться, — сказал мужчина в кургузой шинели. — Спасибо вам за всё. Россия вас не забудет!
- Да, уж, птица Говорун… — начал было Павел себе под нос, но Виктор стукнкл ему локтём в бок.
- Вы поезжайте в сторону Эстонской границы, а там разберётесь. Только поторопитесь, — сказала Женя на прощание.
- Езжайте на Волосово и Кингисепп, простите Ямбург, — добавил Виктор, обращаясь к шофёру в кожанных одеждах. — А там и до Ивангорода недалеко.
- Знаю, уже ездил туда с донесениями.
- Ну, вот, счастливого пути! — сказал Виктор. — А ретроавтомобиль какой модели?
- Авто английское. Марки «Роллс Ройс».
- Круто! — воскликнул Пашка. — Сейчас на аукционе за такое ретро!..
- Молчи, Пашка, — шепнул ему Виктор. — Сейчас мы опять будем драпать. Забыл где мы?
- Да в Гатчине!
- Ну, тогда, когда?!.
Откуда-то из темноты появилась Цыганка:
- Сами мы не местные, давайте погадаю…
- Ну, вот, началось… светопреставление! — сказал Игорь.
- Найн, никаких больше представлений! — офицер был груб и зол. Допрос шёл уже пятый час. Он устал. — Никаких спектаклей, никаких театров! Мы навели справки. Это тут недалеко. Вы за кого нас держите? За идиотов? Немецкое командование будет к вам милостиво. Вы лазутчики. Это факт. Но вас не повесят на этой площади, — он указал в сторону рыночной площади, что напротив комендатуры. — Вас расстреляют. Это большое уважение со стороны Германии. Вы честно выполняли свой долг. Мы тоже честно выполняем свой солдатский долг. Вы наши враги, вы — подпольщики, комсомольцы. И вы будете расстреляны вместе с комсомольцами-подпольщиками.
- Нихт шиссен! — проговорил Игорь, вспомнив слова из фильма о войне.
- Не дрейфь, — сказал Евгений. — Солдаты в безоружных не стреляют. Вы — палачи!
- Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян! — затянул Виктор. Друзья подхватили:_
- Вперёд заре навстречу, товарищи в борьбе, штыками и картечью проложим путь себе!..
- Прекратите это представление, прекратите этот балаган! — взорвался офицер и что-то прокричал по-немецки. Вбежала охрана с собакой, немецкой овчаркой.
- Ну, вот собака с милицией… — сказал Пашка.
На друзей напал ржач. Они смеялись, взявшись за животики. Было настолько страшно уже давно, что произошла психологическая инверсия. Включились защитные механизмы, как говорят психологи.
- Собака лаяла на дядю фраера! — запел Пашка, изображая Промокашку из «Места встречи…» — А на скамье подсудимых!..
- Ребята, — сказала Женя прижимая теснее Котейку, — не бойтесь, вот наш талисман, — и она погладила Котейку по головке. И он замурлыкал в ответ, не испугавшись даже остервенелого лая собаки.
В корридоре комендатуры по-прежнему сидели Старик и Цыганка. Но в сторону друзей они уже не смотрели.
Кошмарная, самая кошмарная ночь в жизни наших друзей прошла в каком-то подвале на опилках. Постоянно откуда-то доносились крики. Кого-то пытали.
- И всё это в родной Гатчине, — задумчиво проговорил Пашка.
- В родной Гатчине нас скоро расстреляют, — сказал Игорь. — Нет, уеду в Ленинград.
Там голод, но нет фашистов.
- Так тебя и отпустили, — сказал Женя. — Попались…
- Ну, не брат ты мне! Чего сдрейфил? — сказала Женька. — Вон Котейка спокоен.
- Ему то что? — спросил Женя. — Его же не расстреляют…
- Никого не рассреляют. Давайте на спор! — предложила Женя.
- Нет, я больше в такие игры не играю, — сказал Игорь.
- Спорим, что скоро всё закончится! — настаивала Женя.
- И всем будет крышка… — сказал Женя.
- Готовь лошадей! — шепнул ему, улыбнувшись, Виктор. — Кино мы любим, а вот оказались на месте персонажей, сдрейфили.
- Никто и не сдрейфил, вон как пели прямо в комендатуре! — сказала Женя.
А на рассвете их повели на казнь. Вместе с комсомольцами-подпольщиками. Они смотрели в глаза друг другу и всё понимали без слов. Они были почти ровесники. Они были патриотами. Независимо от того, в каком времени они жили, и что за свою недолгую жизнь успели совершить.
Руки связаны за спиной. Позади автоматчики. Их вели в сторону парка Сильвии. Там у стены парка казнили патриотов, партизан, подпольщиков. Но что это? Кто это? На алее парка с метлой в руках стоит Загадочный старик и смотрит на них немигающим взглядом. Тихо-тихо, почти неразличимо заиграла музыка. «Жил да был чёрный кот за углом, и кота ненавидел весь двор…»
- Женя, что это? — спросил брат.
- Не бойся, братишка! — крикнула Женька и опустила Котейку на землю. Котейка быстро-быстро побежал и скрылся за углом полуразрушенного паркового строения.
Посреди развалин стояла Цыганка. Она немигая смотрела на процессию. Но её саму словно никто и не видел.
Мелодия звучала всё громче и громче. Песня уже гремела над парком, но никто, вроде, ничего и не слышал. «Только песня совсем не о том!..»
- А кто выдал подпольщиков? — спросил Женю брат.
- Какая-то предательница, из своих же. Комсомолка была… — ответила Женя.
- Что это? — спросил Виктор, задрав голову к небу.
Все устремили взгляды наверх. Миллионы и миллионы искрящихся снежинок опускались с небес на землю. Автоматчики в ужасе пригнулись и попятились.
- Снег посреди лета? — удивился Игорь.
Музыка сменилась звуками скрипки. Мелодия из фильма «Профессионал»…
Что-то подняло всех и закружило-понесло, какой-то вихрь из «снежинок» и людей.
В Приоратском дворце продолжаетя праздник. Во дворе замка играет музыка. Мелодия из фильма «Профессионал». Партию скрипки, под «минусовку» исполнял Игорь. Среди гуляющих молодые люди, похожие на героев-подпольщиков. Загадочный старик в форме офицера Советской армии, на груди орденские планки и награды Отечества. Цыгака-гадалка с детьми. Женя ведёт экскурсию. Друзья гуляют и участвуют в мероприятиях «Ночи в музее».
Из колонок звучит песня Битлз «Magic mistery tour”.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА.
Гатчина середины 60-х.
Проспект 25-го Октября.
Из окна дома на проспекте доносится песня, играет радиола: «Жила да был чёрный кот за углом!..» По проспекту идёт обычная советская женщина. Она совсем не выделяется среди людей. Вдруг дорогу ей перебегает чёрный кот. Котейка? Женщина ипуганно шарахается в сторону. Визг тормозов. Напротив останавливается чёрная «Волга». Выходят двое в штатском, предъявляют документы:
- КГБ СССР, гражданка, вы арестованы, пройдёмте в машину. И без глупостей!..
Наши дни.
«Жил да был чёрный кот за углом!..» Играет современная группа. На дискотеке «В стиле 60-х» наши друзья. Среди танцующих молодые люди и девушки очень похожие на комсомольцев-подпольщиков. За столиком сидят вместе Цыганка и Загадочный Старик. Они модно и со вкусом одеты. О чём-то весело говорят и пьют чай. И вновь звучит «Magic mistery tour”. А значит, что наших героев ожидают новые приключения.
P.S. Где-то вне времени и пространства. Белый шум. Появляется Женя с Котейкой.
Женя поднимает своего любимца вверх, как Король Лев Симбу и кружися с ним:
— Котейка, Котейка, хороший Котейка, тобою гордится страна!..
Конец.
Истинное призвание одно – отыскать ключ к себе настоящему…
Герман Гёссе
1
Женька тихонько открыла дверь своим ключом и вошла в темную прихожую. Было около шести утра. В коридоре свет включать нельзя, родители спят. Другое дело – ванная! Ей удалось в темноте бесшумно проскользнуть к двери, на которой была прикреплена пластмассовая картинка,с изображением упитанного ребенка, стоящего под душем. На противоположной стене имелась такая же выкрашенная белой масляной краской дверь, все стем же толстым малышом, но только сидящим на горшке. Женька знала, что если прижать выключатель всеми пальцами и равномерно надавить, он практически не издает звука.Ванная комната осветилась мягким светом и первое, что увидела Женька – это свое собственное отражение в зеркале, с полураспустившимися «локонами» (бабушкино словечко), и слегка размазанной под глазами тушью. Еще бы! Больше, чем она, никто из девчонок не танцевал. От приглашающих отбоя не было. Женька только что вернулась с выпускного бала. Окончен десятый класс: позади школа, позади экзамены, а, главное, совсем позади – завуч Татьяна Анатольевна, оставившая Женьку, у которой в аттестате была только одна четверка по русскому языку без серебряной медали.
– Понимаешь, Евгения, иногда твое поведение, некоторым образом,… – как-то начала Татьяна Анатольевна в конце года путаный и витиеватый монолог, который так и не смогла закончить. Но в этом и не было необходимости. Женька, как и все остальные в школе, и так знала, что поведение её, пусть и не безупречное, совершенно не причем. А причина в том, что городской отдел образования не одобрял чрезмерное количество медалистов на отдельно взятый класс и относился к этому вопросу крайне щепетильно. Это казалось подозрительным. Чрезмерным считалось (негласно, разумеется) количество более двух. А в Женькином классе уже и так было двое: безупречный во всех отношениях, к тому же лингвистический и математический вундеркинд – Боря Литвинов:то, что он окончит школу с золотой медалью, причем, абсолютно заслуженной, было ясно уже с первого класса. Ему был обеспечен самый радушный прием, как в МГИМО, так и в «Бауманке». А вторая серебряная медалистка – худая и нервная зубрила Наташка Демина, была родной дочерью завуча Татьяны Анатольевны. Как говорится, – Вопросы есть? – Вопросов – нет! – Все свободны.Конечно, можно было идти добиваться, скандалить, угрожать, писать жалобы, но Женьке было прекрасно известно, что родители её никогда на это не пойдут. Отец не станет этого делать по каким-то недосягаемым, одному ему известным принципам, а у матери всю жизнь невероятно благоговейное отношение к учителям, которое она неустанно, но безуспешно взращивала все десять лет в упрямой и строптивой Женьке. Слово учителя казалось Зинаиде Евгеньевне истиной в последней инстанции, классный руководитель, по её разумению, это – высший судия, а завуч и директор, соответственно, царь и бог.
– Я свободна! Ура! – тихонько захихикала Женька. У неё совершенно прошла обида на школу вообще и на завуча в частности. – А ну, их всех! – подумала она, внимательно разглядывая себя в зеркале. Она вспомнила, как почти все девчонки из её класса плакали и сегодня при расставании, и на последнем звонке, но только не она. Вот ещё! Надо шагать в будущее, а не оплакивать прошлое.Мать и отец тоже совершенно спокойно относились к факту окончания их дочерью средней школы. А некоторые родители одноклассников (бывших, тут же поправила она себя) волновались, ждали своих чад возле школы. А её вон спят себе преспокойно. Правда, им скоро на работу. Мать встает в пять утра, работает поваром в детском садике, в который поочередно ходили и сама Женька, и её младший брат Ярослав.Отец – наборщик в городской типографии, в их доме много самиздатовской литературы самого разного направления: от астрологии, хиромантии и сборника рецептов народной медицины до Козьмы Пруткова и Мандельштама с Ходасевичем.
Девушка боролась с сильным искушением принять душ, но боялась разбудить родителей. Нельзя, чтобы отец её видел сейчас. Как многие абсолютные трезвенники, он мгновенно услышал бы запах спиртного, а этого Валерий Михайлович совершенно не переносил. Встречая рассвет, выпускники распили две бутылки сухого вина, кислый вкус которого совершенно Женьке не понравился, зато очень понравилось ощущение, которое появилось после. Это можно было бы сравнить с расслабленной, снисходительной уверенностью в себе, в своих силах, в своем прекрасном будущем, в своей какой-то исключительности и даже превосходстве. Исчезло вечное недовольство собой, своей внешностью, манерами и походкой. Взгляд утратил свою настороженность и детскую наивность, в серых глазах появился стальной блеск, в поведении – грацияи некая манерность. Даже объект её постоянного недовольства и насмешек младшего брата – маленький курносый нос, казалось, утратил всю свою вздернутую незначительность и смотрел вверх горделиво, с восхитительным чувством собственного достоинства. На редкость приятные ощущения… Женя решила сейчас просто умыться и лечь спать, а когда отец уйдет на работу, залезть в ванную.Входящая в комнату вместе с молодым июньским солнцем, умытая и причесанная юная девушка являла собой всю прелесть семнадцати лет. Как часто в этом возрасте, чтобы выглядеть нежной и обворожительной, бывает достаточно просто смыть косметику! К сожалению, с годами, чтобы добиться похожего результата, часто требуется выполнять противоположные манипуляции.
Покосившись на спящего одиннадцатилетнего брата, Женька с наслаждением вытянулась в своей кровати. Засыпая, она, тем не менее, продолжала любоваться, висящим перед её глазами на дверце шкафа серебристым (под цвет глаз), только что бережно снятым «выпускным» платьем. Женька почувствовала тепло, когда подумала о бабуле, которая нашла и оплатила очень известную, и потому совершенно недоступную портниху, которая милостью Божьей, а также благодаря щедрой бабулиной премии, нашла в своем плотном графике небольшой зазор и сварганила для Женьки это маленькое серебристо-серое чудо. «Надо будет обязательно навестить бабГалю на днях, а то со школой, экзаменами, совсем её забросила» – успела подумать Женька. В следующую минуту она увидела себя, скачущей на вороном коне, у которого почему-то было лицо Витьки Белобородова, с параллельного класса, а он на выпускном, между прочим, совершенно по-хамски вел себя во время медленного танца, елозя по Женькиной спине (и даже ниже) руками и плотно прижимаясь всем телом. Топот копыт становился невыносимым, Женька неслась во весь опор, слева и справа она видела других лошадей: белых, серых в яблоках, рыжих. Она знала, что ей необходимо быть самой ловкой и самой смелой, ведь это её табун. Это она ведет его к какой-то очень важной и значительной цели, вот если бы не этот шум, почти грохот. Ах, да это вода, водопад так шумит. Табун мчится прямо к нему… Но Женьке нисколечко не страшно… Так надо… – Я справлюсь, – беззвучно произносят её губы, и она первая вместе с конем-оборотнем Витькой прыгает в воду. Тут же гул и бешеная скачка прекращаются, наступает долгожданный покой и блаженство. Вода принимает её, укутывает невидимым легчайшим одеялом, покачивая, успокаивая и ласково обнимая… Женька безмятежно и крепко спит уже без всяких сновидений.
2
– Все прошло достойно. Именно так сказала Галина Аркадьевна своей дочери Зинаиде и зятю Валерке, сидя в столовой птицефабрики за поминальным столом. Зина, не глядя на мать, угрюмо кивнула. Валерий, по обыкновению, ничего не ответил и вообще старался не смотреть в сторону тещи. С первого дня знакомства он испытывал жуткий дискомфорт в её присутствии. Как только он видел устремленный на него колючий взгляд маленьких бледно-голубых глаз, темно-каштановую, залитую лаком «Прелесть» вечную «халу»,возвышающуюся над ними, плотно сжатые губы и стекающие вниз, по краям рта, как логическое продолжение скорбной маски уныния, две глубоких борозды, ему становилось не по себе. Будучи образованным и неглупым от природы человеком, в её присутствии, Валерий Михайлович становился косноязычным и запуганным неучем. Имея рост 180 с лишком сантиметров, он был выше тещи на полголовы. Но когда она вставала, шумно выдыхая, расправляя свою щедрую грудь, он сам себе казался ничтожеством и пигмеем. Несмотря на то, что Галина Аркадьевна неизменно была с ним холодно вежлива и немногословна, Валерий знал, что теща его презирает и считает неудачником.
– Отмучился Николаша, – вздохнула Галина Аркадьевна.
– Царствие небесное, – с готовностью откликнулась верная подруга и наперсница Галины Аркадьевны – Надежда, разложившая огромные сиськи по обеим сторонам тарелки. Многие гости, бывшие сослуживцы, товарищи усопшего Николая Петровича уже разошлись, оставались, в основном, родственники и друзья семьи. Двенадцатилетняя Женечка явно скучала, приставала с расспросами, – А когда мы пойдем домой? – но услышав от потерявшей терпение матери шипящую отповедь,надулась итихозавидовала младшему брату Ярику, которого ввиду малолетства на похороны и поминки не взяли, аоставили под присмотром папиной сестры Раисы. Она была веселая, добрая и разрешала играть, во что хочешь.Можно было приглашать соседских девчонок, раскладывать с ними кукольные шатры, устраивать подушечные баталии и скакать по кроватям: у них дома такое невозможно было даже представить.
Со столов стали убирать. Зинаида и Надежда, как будто по сигналу одновременно поднялись и начали сортировать еду: дома тоже нужно будет посидеть узким кругом. Женька с облегчением вздохнула и, пользуясь тем, что мать с озабоченным видом хлопотала у стола и не обращала на неё внимания, вышла на улицу.
Николай Петрович был третьим мужем Галины Аркадьевны. Более двадцати лет он проработал на птицефабрике, занимая должность начальника отдела по материально-техническому и транспортному обеспечению, проще говоря, был завхозом, но одновременно другом и правой рукой директора. Про таких говорят: человек на своем месте. Знал все входы и выходы на своей родной «птичке», будучи сам заядлым рыбаком возил «нужных» людей на рыбалку, да такую, про которую директору в министерстве на совещании шептали, закатывая глаза, – Ездили в субботу с Петровичем твоим на пруды…мммм – это что-то! Николай был третий муж Галины Аркадьевны, которого она похоронила, как и предыдущих двух ровно через двенадцать лет после замужества. Такая уж у этой женщины была судьба, или как она сама прочитала в одной из Валеркиных полуподпольных самиздатовских книжек – такая карма. Первый раз она вышла замуж в 23 года за человека, которого безоглядно полюбила, если не с первого, то со второго взгляда точно. Жили они тогда на Украине в областном центре и работали оба на химзаводе. Человека звали Евгений, был он молод, хорош собой, остроумен и галантен. Любовь к нему Галину закружила, зачаровала, лишила сна и покоя, и упала она в неё, не имея ни сил, ни желания с этим наваждением бороться. Поженились в счастливый и победоносный 1945-й. От завода получили комнату в семейном общежитии. Через год родилась дочь Зинаида. Её Женя был душа компании, остряк и балагур. В доме всегда были гости, музыка, смех и задушевные разговоры. Галина любила его так, что подкашивались ноги, изнемогая от ревности и желания его спрятать, закрыть, оставить только для себя и использовать единолично при закрытых дверях и постараться растянуть надолго, как редкое и очень дорогое вино. Но Евгений отшучивался, вырывался, исчезал, ускользал, на ходу целуя её в нос и надутые губы. И однажды исчез навсегда. Когда дочке Зине было одиннадцать, он во время работы поднялся на эстакаду, где почувствовал резкий запах сероводорода. Потерял сознание и упал с семиметровой высоты. Месяц он лежал в больнице, не имея ни одного целого ребра, с множественными гематомами и ушибами, мучаясь от боли, от собственного бессилия и от невозможности не только безболезненно помочиться, но и нормально дышать. Галина поселилась в больнице. Дома появлялась набегами, для того только, чтобы наспех проверить, как там Зинка и приготовить для Женечки свежую порцию перетертых супчиков и паровых котлеток. Изгнать её из палаты не представлялось никакой возможности, и персонал больницы махнул рукой. Она кормила его с ложечки, умывала, обтирала, брила, разминала затекшие мышцы, выгуливала в больничномсквере, терпеливо сносила его раздражение и злобу. Не взирая на обстоятельства: казенную больничную обстановку, плачевное состояние здоровья мужа, его холодность и отчуждение, испытывая острое сострадание к нему,она все же была почти счастлива: он был с ней и был только её. Неотлучно: утром, днем вечероми ночью. Она старалась перехватить взгляд его чудесных, серых в темную крапинку глаз, и млела от избытка чувств к своему Женечке: тут и безоговорочная любовь, и какая-то материнская жалость, и дикая страсть, и накрывающий её ледяной волной страх за любимого. Нечастых посетителей Галина умело выпроваживала, ссылаясь на рекомендацию врачей не утомлять больного. Через месяц Женя почувствовал себя хуже. Он почти ничего не ел, лежал, отвернувшись к стене от Гали и от всего мира. И внешне очень изменился: он сильно отек, лицо стало одутловатым, на теле стали появляться гематомы непонятного происхождения. Врачи забили тревогу. Его куда-то везли, что-то вливали, что-то капали, постоянно брали анализы. Но ничего не помогло, через шесть недель с момента поступления в больницу Женя умер. Оказалось, что у него уже семь дней, как отказали почки. Врачи переживали, что нужно будет возиться с Галиной, но она была строгой и вменяемой. Только потемнела лицом и все говорила и делала очень медленно. Как будто не была уверена, что это нужно и правильно. Похоронив горячо любимого Евгения, она вместе с ним похоронила свою молодость, женственность и привлекательность. В тридцать пять лет она выглядела солидной матроной глубоко за сорок. Но зато и оцепенение её прошло. Она стала рассылатьписьма-жалобы в различные инстанции, добиваясь служебного расследования по факту производственной травмы, повлекшей смерть Никишичева Е. С. В них она подробно излагала, «…что несмотря на тот факт, что у супруга были поломаны ребра, скорую помощь ему не вызывали два с половиной часа. Этот факт объясняется тем, что в заводском медпункте выжидали время для испарения из легких Никишичева Е. С. паров сероводорода, которыми он и был отравлен. Кроме того, из лечебно-профилактического участка предприятия ему не вызвали скорую, а отвезли на транспорте завода. Первоначально Евгению был поставлен диагноз «закрытый разрыв лонного сочленения», а через шесть дней диагноз изменили на «ушиб мягких тканей лонного сочленения», что дало право заводу признать травму непроизводственной». Галина Аркадьевна вошла во вкус истрочила письма. В поисках истины сидела в многочасовых очередях к чиновникам, неудачи и проволочки её не останавливали, а наоборот воодушевляли. По вечерам на кухне, отправив Зинку спать, Галина с выражением, гневно зачитывала, слушавшей её с открытым ртом соседке Марусе очередную петицию: «Врачом лечебно-профилактического участка (ЛПУ) химзавода Воронковой Л. Т., а также заведующим отделением второй городской больницы Дмитриенко А. С., при оказании медицинской помощи и выдаче медицинских заключений было совершено преступление (должностной подлог). Мой супруг Никишечев Е. С., менее чем за месяц до несчастного случая, повлекшего смерть, проходил периодический медосмотр в ЛПУ химзавода и был признан годным к выполнению работы с особыми условиями труда. Если, как впоследствии указала в медицинских заключениях, главный врач ЛПУ – Воронкова Л. Т., причиной несчастного случая явилось состояние здоровьямоего супруга, в таком случае, почему она допустила больного человека к выполнению трудовых обязанностей? Если состояние здоровья Никишичева Е. С. не вызывало сомнений, в таком случае почему причиной несчастного случая главный врач ЛПУ указывает состояние его здоровья?» И так далее, и все в таком же духе. Как бы там ни было, но с приближением первой годовщины смерти драгоценного Женечки, многомесячные усилия Галины Аркадьевны в восстановлении справедливости начали приносить свои плоды. Была назначена пенсия по случаю потери кормильца, выдана единовременная довольно значительная материальная компенсация, и самое главное, – Галина Аркадьевна получила ордер на двухкомнатную квартиру, в очереди на которую они с мужем стояли более десяти лет.Последним заключительным аккордом, прозвучала врученная ей путевка в санаторий в городе Кисловодске, куда руководство завода её направило, чтобы подлечить надорванное в тяжких походах за справедливостью здоровье. При этом,Галине Аркадьевне недвусмысленно дали понять, что продолжать дальше трудовую деятельность на химзаводе ей будет довольно непросто. Да она и сама не хотела работать там, где все напоминало бы о муже. Поэтому с большим энтузиазмом устроившись в новой квартире, поручив надзор за самостоятельной Зинкой доброй соседке Марусе, она написала заявление с просьбой уволить её по собственномужеланиюиукатила на целый месяц в Кисловодск.
В этом же санатории им. А. М. Горького залечивал душевные раны после тяжелого разрыва с женой, Василий Иванович Огородничий – военный пенсионер, а ныне преподаватель начальной военной подготовки в одной из школ города Ставрополя. Коренастый, плотный, с довольно внушительным брюшком он, тем не менее, привлекГалину Аркадьевну своей какой-то неприкаянностью и беспомощностью. В 47 лет он оказался абсолютно не готов к ситуации, в которой оказался.До сих пор всё было хорошо, по крайней мере, он так считал. Он служил, ездил по гарнизонам, объектам и командировкам, часто подолгу не бывал дома, где его всегда ждала элегантная, умная, хозяйственная жена Марина и двое сыновей 17 и 10 лет.Василий Иванович дослужился до майора, в сорок пять лет, как и положено, вышел на пенсию и тут начались проблемы в семье. На гражданке он, разумеется, пребывал в кругу семьи и не собирался никуда уезжать. Оказалось, что его длительное присутствие очень раздражало супругу. Как она впоследствии ему призналась, она все время ждала подсознательно, что он скоро уедет, а он все не уезжал. А наоборот очень активно проявлял себя: громко сморкался, храпел исчитал величайшим преступлением спать после шести утра.Кроме того, Василий Иванович имел привычку развешивать на дверях свои влажные полотенца, а если в блюде не присутствовало мясо, не считал это полноценным обедом или ужином, нуи т.д.Жену начинала бить нервная дрожь, когда он прикасался к ней. Он стал на ночь устраиваться на кухне, на раскладушке. Супруги все чаще выясняли отношения, чего никогда раньше не было. Даже трудоустройство Василия Ивановича не спасло положения. Марина подала на развод, он съехал к приятелю.Директор школы, в которой работал Василий Иванович, посоветовал ему отдохнуть, подлечиться и обеспечил путевкой в этот санаторий.
– Нервы совсем расшатались, – жаловался он Галине Аркадьевне, – Просто не знаю, что делать! Они стали вместе проводить все свободное от процедур время.Василий Иванович говорил, она внимательно слушала. Однажды провожая Галину до её номера, он задержал её руку в своей. Она не отнимая руки, посмотрела на него с нежностью и сообщила, что её соседка уехала навестить дочь с маленькой внучкой.
Свадьбы никакой не было, Василий Иванович, окончив санаторно-профилактический курс, переехал к Галине Аркадьевне и через месяц они скромно расписались. Затем выяснилось, что Василий Иванович жить не может вдали от родных степей Ставрополья, своих любимых мальчиков, да и старенькая мама осталась одна в деревне.
– К тому же, Сашке поступать в этом году, ты же понимаешь, Галчонок, нужна будет моя поддержка, а младший совсем от рук отбился, того и гляди на второй год оставят, – Василий Иванович замолчал, и печальным голосом добавил, – А Маринке не до того, у неё есть кто-то…Галина Аркадьевна посмотрела мужу прямо в глаза, с нежностью, на которую только была способна и с огромным воодушевлением (как и все, что она делала) начала сложный процесс обмена, который увенчался положительным результатом только через два с половиной года.
Жили они мирно, спокойно, без особых страстей, но и без потрясений. Василий Иванович к Зине относился ровно, скорее, даже равнодушно. Она нормально восприняла тот факт, что этот мужчина будет жить теперь с ними, как и переезд в Ставрополь. Ей никогда не пришло бы в голову перечить матери. Вообще, она росла замкнутой и тихой девочкой и, хотя училась неважно, особых хлопот ни учителям, ни матери не доставляла. Такая усредненная девочка: среднего роста, средней невыразительной внешности, средних способностей. Её мать, Галину Аркадьевну, также, даже в юности было довольно сложно назвать красавицей, но в ней была стать, был характер, была лидирующая составляющая, была «изюминка», которая привлекла к ней такого записного красавца и Донжуана, как Евгений Никишичев. В Зинке ничего этого не было и в помине. Галину Аркадьевну это ужасно возмущало.
– Как ты будешь на свете жить, размазня!? – кричала она дочери. У тебя ни о чем своего мнения нет! Все кому не лень, тобой помыкают. Мышка серая! Зинка только сильнее втягивала голову в плечи и с тоской смотрела в окно. Василий Иванович, не переносящий шума, слабо заступался:
– Она научится, Галчонок, жизнь заставит.
Миновав двенадцатилетнюю годовщину брака, ГалинаАркадьевна готовилась к юбилею мужа. Ему должно было исполнится шестьдесят. Она закупала продукты, производила генеральную уборку. Планировалось много гостей.Соседка Надя, которая стала Галине Аркадьевне с самого начала её переезда в Ставрополь близкой подругой и кем-то вроде духовника,была ещё известна своим талантом доставать всеми правдами и неправдами остродефицитные вещи. Так, накануне юбилея Василия Ивановича,Надежде удалось раздобыть в какой-то страшной очереди чешский мужской костюм дивного темно-синего цвета с перламутровым отливом.Принимая активное участие в нешуточной потасовке за импортный текстиль, иимея весомый перевес в виде огромных двухпудовых грудей и хозяйственной торбы с мороженым хеком, сильно потрепанная, но довольная Надежда с победным криком, игнорируя несущиеся ей в могучую спину оскорбительные вопли и даже плевки менее удачливых охотников за дефицитом, покинула поле боя с заграничным трофеем. Изначально она планировала его для своего мужа, (готовились выдавать дочку замуж) но её Володька, слесарь автобазы, узнав, сколько костюм стоитошарашено присвистнул: «Полтораста целковых!!! Да тычё, мать, с дуба рухнула!? – и грозно добавил, – Продавай его на х..!»Галина Аркадьевнас удовольствием смотрела намужа, которыйстоял перед зеркалом в новом костюме, и почти не раздумывая, передала восхищенно цокающей языком Надьке деньги. На следующий день Василий Иванович пришел с работы весь в испарине, пожаловался супруге на одышку, тошноту и странную боль под лопаткой, которая отдавала и в руку, и даже в нижнюю челюсть. Он отказался от ужина и прилег в гостиной на диван. Галина Аркадьевна забеспокоилась и решила вызвать скорую. Вернувшись в комнату, она увидела, что Василий Иванович мертв. Она совершенно точно поняла, что это так, даже не приближаясь к нему. Он как-то мгновенно, неуловимо, но абсолютно однозначно превратился из облысевшего, полного, добродушного и живого человека в мертвое тело. Похоронили его в купленном у Надьки темно-синем костюме, который предназначался совсем для другого, более жизнерадостного мероприятия. Обширный инфаркт, уже второй, объяснили Галине Аркадьевне врачи. Сердце было настолько изношенным, что казалось, принадлежало человеку раза в два старше Василия Ивановича.
В 48 лет Галина Аркадьевна опять осталась вдовой. Зинаида уже год, как вышла замуж. Отношения с дочерью у Галины Аркадьевны были прохладные. В пятнадцать лет Зинка вдруг из тихой и покорной серой мышки превратилась в упрямую, целеустремленную и вполне себе миловидную девицу. Окончив кое-как восемь классов, наперекор матери, не пошла в девятый, а поступила в профессионально-техническое училище в соседнем городке, хотя таких ПТУ и в Ставрополе хватало. Жила в общежитии. К очередному удивлению Галины Аркадьевны училась там дочь хорошо и даже получала стипендию. Окончив училище по специальности «Повар, кондитер», получила распределение в столовую птицефабрики. Будучи свидетельницей на свадьбе у Надькиной дочки Ирины, познакомилась с Валеркой, свидетелем со стороны жениха. В армию Зинаида его провожала и верно ждала, находясь в статусе невесты. Через два года,когда из армии вернулся бравый сержант Валерий Шаповалов, молодые решили пожениться, но тут в пьяной драке убилиВалеркиного отца, запойного алкоголика, но от этого не легче. Несмотряна общесемейное нежелание даже хоронить дорогого папу, который всем им (матери, сестре, самому Валерке) изрядно потрепал нервы, пропивая все, что не успевали от него спрятать, и при каждом удобном случае колотя жену и детей, свадьбу решено было отложить. Через десять месяцев после смерти отца, когда Зинаида с Валерием опять с надеждой поглядывали в сторону городского ЗАГСа, от цирроза печени скоропостижно умерла абсолютная трезвенница, любимая мама Валеры. Всю жизнь, неустанно боровшаяся с пьянством мужа, Ульяна Дмитриевна, как говорили врачи, на нервной почве «съела» в этой безрезультатной и совершенно напрасной войне собственную печенку, заработав цирроз. Любимого сына перед смертью попросила о двух вещах: присматривать за Раисой, сестрой Валерия, у которой вполне определенно начинала просматриваться та же алкогольная проблема, которая в силу молодости и относительно крепкого здоровья имела пока форму некоторой удали, бесшабашности и нескучного времяпрепровождения. И второе, о чем попросила сына Ульяна Дмитриевна: чтобы на её поминках и духа спиртного не было. «Этой гадости, которая убила сначала все хорошее, что было в вашем отце, затем его самого, а теперь убивает меня», – повторяла мама Валерке. Так и сделали. Только насчет Райки, Валерию казалось, что мать ошибается. Ну не похожа аппетитная, как ванильная булочка, добрая хохотушка сестра с ямочками на щечках на их отца: тощего, злобного выродка, просыпавшегося и засыпавшего с одной-единственной мыслью: «Надо выпить!»
Свадьбу опять отложили. Галина Аркадьевна, в последние годы увлекающаясяэзотерикой твердила Зинке, что это неспроста, что это знак, предупреждение, которое нельзя игнорировать. Зинаида сравнила мать с темной шаманкой из Северной Африки, а её эзотерические изыскания назвала мракобесием. В тот день они сильно поссорились. Мать и дочь встретились только на свадьбе Зины и Валерия, почти через год. Да и то, пошла туда Галина Аркадьевна, по настоянию Василия Ивановича. Она так и не смогла принять зятя. Выбор дочери казался ей каким-то недоразумением, ошибкой, которую ещё не поздно исправить. Даже его абсолютная и постоянная трезвость казалась ей какой-то подозрительной и фальшивой показухой. На свадьбе она сидела, как на троне: надменная, холодная, замкнутая.
Но с приближением первой годовщины со дня смерти Василия Ивановича, оставшаяся одна в квартире Галина Аркадьевна окончательно загрустила. Больнее всего одиночество, как это обычно и бывает, заявляло о себе в выходные и праздники. Оно вваливалось бесцеремонно, прокручивая в голове Галины Аркадьевны один и тот же навязчивый и тоскливый мотив: ты никому не нужна, ты осталась совершенно одна, одна…Галина Аркадьевна родом была из глухого украинского села, где была только начальная школа.Семилетку окончила уже в городе, живя у тетки, многодетной, горластой, прокуренной большевички и её мужа-инвалида, потерявшего на войне обе ноги. Глядя на жизнь этих людей, в огромной, кричащей, дымящей, пьющей, дерущейся коммунальной квартире, где семья её тетки, состоящая из шести человек, ютилась в двух смежных комнатках, а по закопченной общей кухне сновали тысячной ордой рыжие тараканы, юная Галина поклялась, что никогда не будет жить так, как они. Сделает, что угодно, но у неё будет светлая, чистая квартира с занавесочками в цветочек и геранью на окнах, с белыми простынями и воскресными пирогами. Окончив семилетку, по совету тетки пошла на химзавод, так как там предоставляли жилье. Выйдя замуж за Василия Ивановича,нигде не работала, он не хотел, да в этом и не было необходимости, у мужа зарплата и пенсия, она получала за Евгения – денег хватало. После смерти второго супруга, видя её потерянность под влиянием утраты и желая помочь вдове хорошего человека и отличного работника, директор школы, в которой много лет проработал Василий Иванович, предложил ей должность школьного лаборанта.
– Работа не сложная, колбы, пробирки помыть, для занятий реактивы подготовить, цветы полить, – говорил он Галине Аркадьевне, – Но главное, вы в коллективе, вы не одна, а дети – такой народ чудесный, вот увидите! И Галина Аркадьевна устроилась в школу, и хоть в коллективе приняли её довольно настороженно и прохладно, работа ей определенно нравилась. Скучную и захламленную лаборантскую кабинета химии, она вскоре превратила в уютный и зеленый островок, с множеством растений, с зоной отдыха и новыми занавесками на окнах. Здесь также, как и у неё дома царил порядок и чистота.
Выйдя однажды с работы прохладным ноябрьским деньком, Галина Аркадьевна остро почувствовала, что не хочет идти домой, и приняла молниеносное решение навестить дочь. Зинаида и Валерий жили в получасе езды от Ставрополя, в Валеркином старомдоме, доставшемся им с сестрой от родителей.Тут же, в маленькой пристройке жила двадцатилетняя Раиса. Галина Аркадьевна приехала к вечеру,но, ни Валерия, ни Зинаиды дома не было. На стук, нетвердой походкой вышла Райка, у которой были гости, но она не смогла толком объяснить, где Зинаида и/или Валера. Взглянув на часы, Галина Аркадьевна подумала, что дочь может быть ещё на работе. Оставаться в доме с Райкой и её веселыми друзьями не было никакого желания. Она села в автобус и проехала три остановки до фабрики, чтобы встретить дочку на проходной. Простояв там больше часа и не дождавшись Зинаиды, Галина Аркадьевна смотрела на стеклянные двери, из которыхуже редко кто-то выходил и размышляла, что ей теперь делать. Уже темнело, надо было ехать опять к дому, где жила дочь с неприятным зятем или отправляться на автостанцию, чтобы успеть вернуться в Ставрополь. А если дочери все ещё нет дома? Где её искать и где ночевать ей в таком случае, ведь на автобус до своего города она тогда не успеет? Задумавшись, Галина Аркадьевна не сразу заметила крупного, средних лет мужчину, в отличной замшевой куртке, который направлялся прямо к ней.
Давно не было вестей от Женечки, нет обещанного продолжения. А так хочется узнать, что будет дальше. А рассказ очень интересный и навивает кучу фантазий. Вот я не утерпел и решил выложить несколько своих фантазий – свой вариант развития событий. Заранее хочу извиниться перед Женечкой. Я ни коим образом не претендую на авторство, просто делюсь своими мыслями. И как все я с нетерпением жду продолжения Дневника.
Кузьма
1.
(Нумерация условная, просто показывает хронологию написания отдельных сюжетов)
Сегодня вечером ходили в гости к Люде. Были я с Ренатой и Лена. Люда по телосложению похожа на Ренату, а Лена, наоборот, такого телосложения как я. И ещё Мухтар – собака Люды, такой шкодный пёс. Вечер прошёл так себе, сидели, говорили, пили чай с пирожными. Потом Люда предложила сыграть в карты – в дурака. Я в картах не очень силён. В общем из четырёх игр я трижды оставался в дураках. Уже собрались уходить, и тут случился конфуз. Вернее он случился раньше, но мы его только сейчас заметили. Оказалось, Мухтар успел погрызть мои ботинки, да так, что в них невозможно ходить. Что делать? Не босиком же идти. Люда пошла к себе в комнату и через несколько минут вынесла черные полусапожки на небольшом каблучке и протянула мне. Я стоял в растерянности.
— Что стоишь, примеряй, — услышал я голос Ренаты.
А что оставалось делать. Одел сапожки. Вроде нормально. Рента посмотрела оценивающим взглядом и вынесла вердикт:
— Так нормально, только брюки надо будет немного удлинить, чтобы не так было заметно.
Мы попрощались и ушли.
***
Утром Рената забрала с собой мой костюм, чтобы в ателье удлинили брюки. Вечером она привезла его обратно и попросила примерить. Также она привезла мне новую белую рубашку. Сначала я надел брюки, потом рубашку, потому, что она не заправляется, а носится на выпуск. Рубашка такая белоснежная и блестящая, Рената сказала, что это шёлк. Правда рукава немного длинноваты и к верхней пуговице пристёгивается небольшой кружевной галстучек, по-моему, это называется жабо. После этого я надел пиджак, сапожки и посмотрел на себя в зеркало. Вид в общем даже ничего. Рената поправила мне рукава рубашки, оказывается, они должны выглядывать из-под пиджака, также и низ рубашки выглядывает из-под пиджака. Сам пиджак стал, по-моему, немного короче, и ушит в талии. Теперь он плотно облегал моё тело, сужаясь в талии и расширяясь на бёдрах. Брюки стали длиннее и почти полностью закрывали сапожки, выглядывали только их носки. Сам я вроде стал на несколько сантиментов выше, а точнее на три сантиметра – на высоту каблуков. Рената тоже осталась довольна и сказала, что в таком виде не стыдно и в театр сходить. Оказывается, мы снова идём в театр.
***
Идём в театр. Надеваю колготы, брюки, рубашку, пиджак, сапожки, куртку, шапку. Рената предлагает вместо хвостика собрать волосы под шапкой и так идти, а в театре уже сделать хвостик. Я соглашаюсь, мне в принципе, всё равно. Я снимаю шапку, Рената распускает мои волосы, делает булочку и скрепляет её заколкой. Я снова надеваю шапку и мы выходим из дома. Приходим в театр, раздеваемся, я снимаю шапку, распускаю волосы и… тут меня пробивает холодный пот – а резинку для волос я оставил дома. Я говорю об этом Ренате. Её варианты – или заколоть волосы заколкой или ходить с распущенными волосами. С заколкой – это как-то совсем по-женски. Лучше пусть с распущенными. Рената помогла мне расчесать волосы и сделала прямой пробор по середине. Так по её мнению лучше. Ей со стороны виднее. Тут подошли Лена с Людой, сделали мне пару комплиментов по поводу того, как я хорошо и модно выгляжу и мы пошли искать свои места. Прошла примерно половина первого действия, как я почувствовал, что хочу в туалет. Я начал ёрзать на кресле, думая досидеть до конца действия, но всё-таки не вытерпел и сказал Ренате, что иду в туалет. Выйдя из зала, я спросил у сотрудницы театра, которая стояла на входе и продавала программки, где туалет. Она ответила, что, надо спуститься вниз, и справа от зала в конце коридора будет туалет. Я почти бегом побежал в туалет. Я уже протянул руку, чтобы открыть дверь, да так и встал как вкопанный – не двери висела табличка, что – это «ЖЕНСКИЙ» туалет. Я замешкался. Тут открылась дверь, и из туалета вышла уборщица и с недоумением посмотрела на меня.
— Это туалет? — спросил я.
— Да, — ответила женщина.
— Женский?
— Да.
— А мужской?
— А мужской с обратной стороны. А зачем тебе мужской туалет, — продолжила она, — если потеряла своего мужа, то ищи его не в туалете, а в буфете, там уже, наверное, наливают.
— Какого мужа? — Не поняв о чём речь, переспросил я.
— Ну, я не знаю, мужа или бой-френда, какая разница, по мне, так одно и то же.
С этими словами она пошла по коридору.
Я стоял и пытался переварить её слова, какой муж, причём здесь муж.
В чувство меня привёл голос: «девушка, дайте пройти». Я вернулся в действительность. Передо мной стояла женщина, которой я загораживал выход из туалета. «Девушка, можно пройти» снова услышал я. Я отошёл в сторону и понял, что меня приняли за девушку и билетёрша, и уборщица, и эта женщина. И тут я почувствовал, что до мужского туалета я не добегу. Я сделал глубокий вдох и пулей влетел в туалет и заскочил в ближайшую кабинку. Здесь я немного успокоился и привёл свои мысли в порядок. Значит, меня приняли за девушку. Прикольно. Надо будет Ренате рассказать, пусть посмеётся. Я даже не заметил, что присел в кабинке как девушка. Видимо это сработало на подсознании. Только собрался выходить, как в туалет кто-то вошёл. Пришлось ещё ждать. Когда уже никого не осталось, я аккуратно приоткрыл дверь кабинки, огляделся и, с замиранием сердца, выскочил из туалета. К счастью, в коридоре никого не было, и я быстрым шагом пошёл в зрительный зал. Когда я сел на место до антракта оставалось несколько минут. Рената спросила, где я так долго ходил. Я рассказал ей, а заодно и Люде с Леной, что со мной приключилось. Им это понравилось. Когда прозвенел звонок, она взяла меня за руку и куда-то потащила. На мой вопрос: куда, ответила, что в туалет, ей хочется кое-что проверить. Что можно проверить в туалете? Остановились перед дверью женского туалета.
— Ну что, пошли, — сказала она.
Я стал в растерянности. Тут сзади подошли две девушки и сказали, обращаясь к нам:
— Девушки, вы заходите?
Делать было нечего, я сделал глубокий вдох и вошёл в туалет. За мной вошли девушки, а за ними Рената.
— Ну, вот видишь, ничего страшного нет, подержи мою сумочку.
Я взял у неё сумочку, и она зашла в кабинку. От смущения я повернулся спиной к проходу, а лицом к зеркалу. Пока я ждал Ренату, в туалет зашли ещё женщины, а те девушки вышли, и никто не обращал на меня внимания, будто бы моё присутствие в женском туалете – само собой разумеющееся явление. Вышла Рената, подошла ко мне и сказала, что у меня спутались волосы и надо их расчесать. Я подал ей сумку, она достала из неё расчёску и зачем-то заколку. Она расчесала мне волосы, опять на прямой пробор, Собрала сзади в хвостик и… сколола его заколкой. Я недоумённо посмотрел на неё.
— По-моему, так будет лучше, — сказала она.
— Но это же женская заколка.
— Не волнуйся, всё будет нормально, никто ничего не заметит.
После этого она достала помаду и подошла к зеркалу, чтобы подкрасить губы.
— А где твой бальзам для губ?
— Остался дома.
— Почему?
— Забыл.
— На, возьми, — сказала Рената и протянула мне тюбик с помадой.
— Что, мне накрасить губы?
— Ну, а, что? По-твоему, лучше ходить с обветренными шелушащимися губами. Бери, поверь мне, на это никто не обратит внимание.
—
— Ты мне не веришь, ты во мне сомневаешься?
Эта фраза меня полностью деморализовала и я, как в замедленном фильме, взял у Ренаты помаду и накрасил губы. Помада была красного, но не яркого, скорее бледного цвета.
— Умничка, — сказала Рената, пряча помаду в сумку. — Ну, всё, пошли.
Идя по коридору, я думал, что все будут на меня смотреть и смеяться. Но никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Как будто ничего особенного в моём внешнем виде не было. У входа в партер нас ждали Люда и Лена.
— Где вы пропали?
— В туалет ходили.
— Пошли на места, сейчас звонок будет.
И мы пошли на свои места. И никаких комментариев по поводу того, как я выгляжу. После спектакля, мы попрощались с девчатами, при этом Лена на прощанье поцеловалась со мной, как с девушкой, то есть, едва прикоснувшись губами, и прошептала на ухо:
— Женька, ты классно выглядишь. А тебе идёт.
***
Сегодня снова идём в гости. На этот раз к Лене. Форма одежды: домашняя рубашка, чёрные брюки, полусапожки, куртка, шапка. Не знаю, что со мной происходит, но везёт мне как герою Пьера Ришара в фильме «Невезучие». Когда ходили в гости к Люде, её пёс порвал мои ботинки. Сегодня, прямо возле дома, в котором живёт Лена, я умудрился оступиться и провалиться в лужу. Вернее даже не в лужу, а в яму с водой, да так, что полусапожки полностью скрылись под водой. В таком виде Рената и привела меня к Лене. Там уже была Люда. Рената с Людой прошли в комнату, а я остался в коридоре. Лена сказала мне снять куртку и аккуратно пройти в ванную комнату. Там она сказала, чтобы я аккуратно снял сапожки и брюки. Я снял сапожки и вспомнил, что я в колготах и мне стало неудобно. Она, посмотрев мне на ноги, добавила, чтобы я снимал и колготки. Мне стало еще более неудобно, я, по-моему, даже покраснел, но, зато, теперь, мне было проще раздеться. Я снял брюки и колготы. Лена сказала, чтобы я помыл ноги и шёл в спальню. В спальне она протянула мне тонкие нейлоновые колготы чёрного цвета с каким-то рисунком.
— На надень, вместо своих, у меня только такие.
Я растерялся, но всё же сказал спасибо и надел колготы, так как учила меня Рената. Увидев, как я надеваю колготы, Лена улыбнулась. После этого она стала подбирать мне подходящие брюки. Выбор оказался невелик. Из пяти пар Ленкиных джинсов она отобрала всего только две пары, но ни одни не подошли, я не смог в них влезть. Тогда примерили остальные три. То же самое. Что делать? Тогда она предложила надеть короткие джинсы, которые только до колен. Эти джинсы мне подошли, легко оделись и застегнулись. Я посмотрел в зеркало – вид не очень, а Лене понравилось, но ей рубашка не понравилась и она дала мне одеть вместо неё свой свитер. Так, действительно, выглядело красивее. Также она распустила и расчесала мои волосы. Пусть голова и волосы отдыхают. В таком виде Лена ввела меня в комнату к девчонкам. По их восторженным возгласам и хлопаньем в ладоши я понял, что мой вид им понравился. Вечер проходил как обычно. Еда, разговоры, снова еда. Потом Лена предложила сыграть в дурака, как мы играли у Люды, но только с условием: тот, кто выходит первым – загадывает желание, а, проигравший – это желание исполняет. Все согласились. Сыграть договорились четыре раза, по количеству играющих. В первой игре выиграла Лена, а я проиграл. Когда игра закончилась, все посмотрели на неё, что она задумала. Она же загадочно улыбнулась, и сказала, что хочет накрасить мне губы. Я от удивления открыл рот. Ну что поделаешь, девчонка – есть девчонка. А Лена тем временем сходила в спальню и вернулась оттуда с тюбиком помады. Так мои губы стали ярко-красного цвета. Вторую игру выиграла Люда. Она долго думала, чтобы такое придумать и не нашла ничего более остроумного как предложить накрасить мне глаза. Но сама красить она не захотела и перепоручила это опять Лене. Лена взялась за дело с энтузиазмом. Казалось, она колдовала целую вечность. Она накрасила мне ресницы, подвела глаза, наложила тени, в общем, постаралась на славу. А когда она закончила все, в том числе, и я прямо ахнули. Из зеркала на меня смотрела обворожительная красотка.
— Да ты, Ленка, прямо, волшебница.
— А тебе, Женька, надо было девушкой родиться.
Третью партию я закончил вторым, то есть пронесло. А четвёртую снова проиграл, да и кому – Ренате. Что она придумает.
— Ты, Женечка, извини, раз уж пошла такая игра, то моё желание, чтобы ты в таком виде пошёл домой, — и добавила, — жалко такую красоту портить.
На этом игра закончилась, и вечер тоже. Все стали собираться по домам. А в чём же мне идти? Сапожки насквозь мокрые. Когда они высохнут не известно. Да и когда высохнут, то на что они будут похожи. Все посмотрели на Лену.
— А чего вы на меня уставились?
— Выручай, — сказала Рената.
— Чем?
— Обувкою.
— Какой?
— Какую найдёшь.
— Ну, не знаю. У него какой размер?
— 39.
— Как и у меня.
— Вот видишь.
— Но я маленького роста.
— Ну, он тоже невысокий.
— Да, но я компенсирую свой рост каблуками. У меня все сапоги на высокой шпильке. Как он будет в них выглядеть и как будет ходить.
Рената и с сожалением и с интересом посмотрела на меня.
— Ну, я думаю, — глядя на меня, сказала Рената, — выглядеть он будет нормально, ну, а ходить, поможем. Другого варианта всё равно нет. Не босиком же ему идти.
— А ты что скажешь, — обратилась Рената ко мне.
А что я мог сказать, я только пожал плечами.
— Ну, что, вопрос решён, — подвела черту Рената, — Ленка, доставай сапоги.
Лена стала рыться в шкафу и скоро достала пару белых сапог на высокой шпильке. Девчонки ради интереса измерили высоту каблука. Ого – 6 см.
— А другого цвета нет, чёрного или коричневого, — поинтересовалась Рената, — а то как-то ярко.
— Нет. Другие я сама ношу, а эти уже нет. К тому же они будут хорошо сочетаться и с колготами и бриджами.
Господи, я и забыл совсем, что я к тому же ещё и в бриджах.
— Ну, что, одевайся, — сказала Рената.
Я надел куртку и шапку.
— Теперь садись, будем обуваться.
Я сел на скамеечку тут же в прихожей.
— Вытяни ногу.
Я вытянул правую ногу. Рената надела на неё сапог и застегнула молнию.
— Теперь другую.
Я вытянул левую ногу. Её постигла та же участь.
— Теперь давай руку и вставай.
Я взял Ренату за руку и, опираясь на неё, медленно встал.
— Ну, как?
— Не очень устойчиво, — сказал я, слегка пошатываясь.
— Ну, пока, мы пошли, — сказала Рената, взяв меня под руку.
— Пока, — ответили девчонки, с трудом подавляя смех.
— Возьми мою сумочку.
Я взял.
— Повесь её на плечо.
Я повесил. Так мы и дошли до автомобиля. Она подвела меня к автомобилю и открыла дверь. Я стою как вкопанный.
— Ну, чего стоишь, садись.
— Не могу, боюсь.
— Чего боишься?
— Боюсь, что пока буду садиться, потеряю равновесие и упаду.
— А, понятно. Тогда учись, как это делается. Сначала открываешь дверь салона, потом становишься спиной к салону, присаживаешься, поджимаешь ноги и переносишь их в салон. Понятно.
— Угу.
— Тогда действуй.
Когда я оказался сидящим в машине, Рената захлопнула мою дверь, обошла машину и села рядом. Завела двигатель, чтобы он прогрелся.
— Ноги не замёрзли, — спросила она, и положила свою руку на моё колено, покрытое только сеточкой колгот.
— Немного, — ответил я.
— Давай погрею, — сказала она и стала водить по ноге в том месте, которое было открытым, между бриджами и сапогами.
Мне было приятно это прикосновение руки Ренаты через сеточку колгот и даже, по-моему, немного возбуждающе.
Когда мы приехали домой, то я вышел из машины в обратном порядке, то есть, открыл дверцу, приподнял и прижал ноги, развернулся на сидении, опустил ноги на землю и встал. Подождал пока ко мне подойдёт Рената, ухватился за неё и мы пошли домой.
***
Меня продолжают беспокоить груди, они заметно увеличились в размерах и стали чесаться. Я сказал на днях об этом Ренате, и вот сегодня она пораньше отпросилась с работы, и мы едем к её знакомому врачу. Как одеваться? Как обычно: колготы, бриджи, свитер (рубашка вместе с брюками и сапожками осталась у Лены), куртка, шапка, на ноги – Ленкины сапоги на шпильке – другой одежды и обуви у меня нет.
— А как же люди в поликлинике?
— А никак, никто на тебя внимания не обратит, тем более – это не поликлиника, женская консультация и никому там до меня не будет дела.
— А врач?
— А врач – моя знакомая, я ей всё объясню и всё будет нормально.
Мои волосы Рената уложила в булочку и закрепила заколкой и дала мне тюбик смазать губы. Только в этом тюбике почему-то оказалась помада бледно-розового цвета. Я уже не стал спорить с Ренатой, тем более помада была еле видна. Пошли к машине. Рената шла быстро, твёрдо и уверенно, поддерживая меня под руку, а я семенил рядом ней. Шуточное ли дело второй раз в жизни стать на каблуки. Подошли к машине. Рената подвела меня к двери, дальше я уже самостоятельно открыл дверь и дальше, как учила Рената, повернулся задом к салону, сел в салон, потом приподнял ноги, прижал их к себе, и развернулся на сидении, перенеся ноги в салон. Поехали. Но приехали не в женскую консультацию, а парикмахерскую. Рената сказала, что мне нужно подравнять ногти. Но как же пойду в таком виде?
— Не комплексуй, нормальный вид, пошли.
Я с замиранием сердца зашёл в салон.
— Добрый вечер. Раздевайтесь, присаживайтесь.
Я снял куртку, шапку, совершенно забыв о причёске. Я машинально потрогал причёску.
— Не волнуйтесь, всё нормально, — улыбнулась девушка.
Я сел в кресло и девушка приступила к работе. Я расслабился и закрыл глаза. Вдруг мне в голову стукнуло: «Я заснул». Меня обдало мокрым потом. Я аккуратно открыл глаза. Рената сидела в стороне и смотрела какой-то журнал, а маникюрша обрабатывала мои ногти. Я увидел свои немного удлинённые и аккуратно подпиленные ногти. На правой руке они были покрыты бледно-розовым лаком, а на левой руке девушка накрашивала средний палец. Увидев мой взгляд, она улыбнулась.
— Нравиться?
— Да, выдавил я, но зачем?
— Что, зачем?
— Зачем было красить ногти лаком.
— Затем, что это красивее, эстетичнее и лечит и предохраняет ногти.
— А, что нельзя было бесцветным?
— Можно, но разве вам неизвестно золотое правило косметики?
— Нет, а что это за правило?
— Это правило гласит, что лак на руках должен быть того же цвета, что и помада на губах.
При этом она ещё раз улыбнулась, а я засмущался.
Минут через пять мои ногти были докрашены и мы поехали к врачу. В консультации было не очень многолюдно. Мы нашли нужный кабинет и заняли очередь. Было жарко и я снял шапку, по поводу причёски я уже не комплексовал. Перед нами была только одна девушка, которая сразу же вошла в кабинет. Через несколько минут у Ренаты зазвонил мобильник, она сказала, что это срочный и важный разговор и что если не успеет, чтобы я сам заходил и начинал рассказывать, а она подойдёт позже и вышла на лестничную клетку, чтобы спокойно поговорить. В это время подошли две девушки и заняли за мной очередь. Ещё через несколько минут из кабинета вышла девушка и наступила моя очередь заходить. Я был в растерянности.
— Девушка, вы заходите, — услышал я.
Я ответил:
— Да, — и, набрав воздуха в лёгкие, зашёл в кабинет.
За столом сидела миловидная женщина лет сорока, рядом сидела молоденькая девушка – медсестра.
— Присаживайтесь, давайте карточку, рассказывайте.
Я покраснел и не знал, что ответить.
— Не стесняйтесь.
— Я… У меня…
Я не знал, как начать. Тут в кабинет влетела Рената.
— Фу. Ты здесь, а я тебя уже потеряла.
— Так это…
— Да.
— Вика, сходи в регистратуру, отнеси карточки, — обратилась врач к медсестре, — а мы пока поговорим.
Медсестра взяла со стола стопку карточек и ушла.
— Так это твой Женечка. Симпатичный мальчик. А я его за девушку приняла. Ну, рассказывайте, что у вас за проблемы.
— У нас, то есть у Жени начали расти груди. И это нас слегка беспокоит.
— И давно это.
— Сложно сказать. Мы как-то этот момент не зафиксировали.
— Ну-ка раздевайся.
Я снял рубашку и майку. Женщина осмотрела меня, потрогала соски, пощипала в районе талии и бёдер.
— Ну, ничего страшного нет, просто в какой-то момент организм стал развиваться по женскому типу. Это не очень, но, тем не менее, распространённое явление.
— А, как и почему оно распространилось и что теперь делать?
— Это может быть заложено генетически и до определённого времени спать. А потом проявиться, что на это влияет сложно сказать, может быть даже и малоподвижный образ жизни. Как с этим бороться? Таблеток, от которых бы рассосались груди не придумано. Тут только хирургическое вмешательство. Но мне кажется, о таких радикальных мерах говорить рано. Груди у него небольшие, не больше первого размера, практически не видны. Я думаю, лучше подождать, может на этом их рост и остановиться, а если нет, и они увеличатся, ну тогда только резать.
— Ты где и кем работаешь?
— Пока нигде, дома сижу.
— Ну, так, тем более не стоит горячиться. Подождите до лета, а там видно будет. Единственный мой совет – носите бюстгальтер, чтобы поддерживать груди и не раздражать соски, чтобы не было каких-нибудь осложнений.
— Спасибо.
На этом наш визит закончился, и мы вернулись домой.
***
Вчера мы с Ренатой были у врача по поводу моей опухлости груди. А сегодня Рената пришла с работы и сказала, что у неё для меня небольшой сюрприз. Она попросила снять с себя гольф, повернуться к ней спиной, вытянуть вперёд руки и закрыть глаза. Когда я всё это сделал, то почувствовал как она что-то надевает на меня. Полоска ткани обхватила мою грудь и стянулась сзади на лопатках. Когда я открыл глаза, то увидел что Рената надела на меня лифчик. Две белоснежные отделанные кружевом чашечки нежно и в тоже время прочно обхватили мои выпуклости. Рената поправила бретельки и спросила:
— Ну, как?
— Ну, не знаю, — ответил я, — слишком уж женственно, нельзя было что-нибудь попроще.
— Глупый ты, — ласково сказала Рената, — это – не женственно, а красиво. А я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты всегда и везде выглядел красиво.
Мне стало немного неловко.
— Ну ладно, одевайся, нет, подожди немного, потренируйся сам снять и одеть его.
— А без него нельзя обойтись?
— Нет, ты же помнишь, что врач сказала: может быть раздражение, которое может вызвать какую-нибудь кожную болезнь. Давай тренируйся.
Попыхтев несколько минут, я где-то с десятого раза вроде бы приловчился его надевать.
— Ну, ладно хватит, одевайся, — сжалилась Рената.
Я надел гольф, Рената расправила его и критически осмотрела меня.
— Чего-то не хватает, — сказала она сама себе и ушла в спальню.
Через минуту она вышла с широким ремнём, подошла ко мне, попросила поднять руки и затянула его у меня на талии. Потом немного отошла, ещё раз критически посмотрела и сказала, что теперь всё хорошо. Я тоже посмотрел на себя сверху вниз и увидел два выпирающих из-под гольфа холмика моих грудей. «Совсем как женские», — подумал я. Ниже я увидел узкую талию, туго стянутую ремнём. Мои руки непроизвольно потянулись к грудям и я потрогал их.
— Нравятся? — спросила Рената.
— Кто? – не понял я.
— Не кто, а что, груди нравятся?
— Не знаю.
— А я знаю, мне они нравятся, — и с этими словами она подошла и ласково погладила мои груди.
Мне стало так приятно, что я чуть не возбудился. Всё идём ужинать. После ужина Рената сказала, что у неё для меня есть ещё один подарок. Она взяла мою левую руку и надела на безымянный палец небольшое золотое колечко.
– Носи его постоянно, мне будет приятно видеть это, это знак нашей любви.
— Спасибо.
После этого мы, как обычно, уселись перед телевизором. Я любовался своими руками, точнее наманикюренными пальчиками и колечком, которое очень красиво смотрелось на моей руке. Рената тем временем, как обычно, колдовала над моими волосами. В итоге она сказала, что у меня волосы стали достаточно длинными и тяжёлыми, и поэтому вместо высокого хвостика, она сделала два низких хвостика, зачесав волосы на прямой пробор и посоветовала в дальнейшем так и носить.
***