Описание петербурга в сказке черная курица

Кто сказал, что сказки созданы лишь для детей? В произведениях этого жанра часто заложены подтексты и смыслы, понятные лишь взрослым. Один из таких примеров — сказка 1829 года “Черная курица” Антония Погорельского.

Своеобразной «визитной карточкой» Алексея Алексеевича Перовского, известного читателям под псевдонимом Антоний Погорельский, является детская сказка «Черная курица, или Подземные жители». При жизни автора она вышла лишь единожды (1829), но до сих пор ежегодно переиздается и входит в школьную программу. Однако мало кто подозревает о скрытом «взрослом» подтексте сказки – образе Петербурга и масонстве.

Отцом Погорельского был граф Разумовский, известный и влиятельный масон, член различных лож Москвы и Петербурга. Согласно одной из версий, через отца Погорельский познакомился с различными масонами того времени, по другим данным, будучи незаконнорожденным ребенком и стремясь сблизиться с отцом, Погорелький неоднократно пытался войти в круг масонов. Так или иначе, Погорельский все же стал членом трех лож: московской Ложи Благополучия, петербургской Ложи Елизаветы к добродетели и дрезденской Ложи трех мечей.

Погорельский переносит действие на 40 лет назад, в конец 1780-х годов, когда Великая Французская революция провозгласила три главных масонских лозунга: «Свобода! Равенство! Братство!». В момент написания повести, напротив, масонские ложи и тайные общества были запрещены указанием Александра I, а с 1826 года по распоряжению Николая I преследовались III Отделением. В таком контексте начало сказки с описанием Петербурга, в котором теперь уж «все переменилось», указывает на благоприятную для масонов эпоху.

Символика сказки постоянно отсылает к масонству – в описаниях Петербурга и скрытого от всех подземного королевства, жители которого обладают волшебством, много камня. Масоны, известные также как свободные каменщики, использовали камень и метафорику строительства в ходе заседаний ложи и в руководствах для обретения внутреннего света. Камень везде представлен в обработанном виде, что указывает на его сакральность и функционирование в качестве пути к Истине. Пансион с «минеральным кабинетом», где учится главный герой Алеша вместе с 30-40 мальчиками, становится ложей с оптимальным количеством братьев. Наконец, неоднократное упоминание старушек-голландок, видевших даже самого Петра, тоже акцентирует масонское начало, ведь именно при Петре I масонство пришло в Россию.

Важно и время действия – рождественские праздники, во время которых происходит волшебство. Волшебная курочка Чернушка, превращающаяся в королевского министра, связана с масонскими представлениями о мире. Она – одно из порождений трехликой богини Гекаты, которой была поручена забота о детях. За право входа в подземное королевство, где о мальчике позаботятся, Алеше приходится отдать драгоценный металл, как перед храмом Истины: именно своим империалом, подарком бабушки, Алеша спасает курочку от кухарки, которая хотела пустить Чернушку на суп. Главная функция Чернушки заключается в роли проводника в иной мир. Возможно, столь многозначный образ курочки был создан Погорельским под впечатлением от гримуара (колдовской книги) начала XIX века «Черная Курочка, или Курица, несущая золотые яйца».

Все испытания Алеши являются аллегорией обряда инициации в ложу, смысл которой заключается в приобщении к пониманию символики масонства. Погорельский показывает, что посвящение возможно и на уровне самых обыденных предметов, если быть готовым к перерождению и сменить угол зрения. Так, «попугай в «прекрасной золотой клетке» – это дух, заключенный в клетку плоти. Серая кошка, которую непременно хочется погладить, воплощает желание старушки – умирание и остановку в развитии, а фарфоровые куклы – ложные ценности, идолы материального мира. У иного мира есть стражи, рыцари в латах, преграждающие дорогу, если их разбудят старушки. Это – стереотипы, преграждающие путь к новому знанию.

Другим важным масонским атрибутом является Свет. Первое его упоминание заключено в Светлом Воскресенье (Пасхе), когда Алеша был один в пансионе на каникулах и читал. Далее свет исходит из глаз Чернушки, сначала в курятнике, а затем ночью, освещая путь как лучи. Благодаря Чернушке появляются маленькие свечки в комнате Алеши; свечи же освещают подземное королевство. Камень также важен для обретения света: бриллианты и драгоценные камни в подземелье, рассыпанные повсюду в саду и используемые для посуды, символизируют свет и великолепие. Черная курочка в гримуаре помогает находить сокровища и золото; это же делает Чернушка, приведя его в королевство, усыпанное золотом и камнями.

Несмотря на обряд, Алеша не смог преодолеть и победить в себе греховные начала. Волшебное зернышко, которое он получил в дар от короля за спасение Чернушки-министра, исчезает как символ сакрального знания, поскольку Алеша стал непослушным гордым мальчиком. Но главный грех заключается в том, что Алеша нарушил обещание и рассказал о подземных жителях и волшебстве учителю перед всем классом. Весь обряд оборачивается болезнью героя, во время которого и могли, согласно масонским взглядам, совершаться «путешествия» во сне. Финал сказки следует воспринимать как предостережение для того, кто осмелится нарушить обет молчания, один из главных масонских принципов.

Что касается описания Петербурга, то оно занимает меньше страницы, но отсылает к ряду архитектурных и культурных изменений, связанных с русскими императорами. Время – 1780-е года, место – Васильевский остров. Погорельский строит свое описание на противопоставлении вида Петербурга «того времени» и настоящего, то есть конца 1820-х годов, называя топографические реалии:

“Тогда на проспектах Васильевского острова не было веселых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров. Исаакиевский мост — узкий в то время и неровный — совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не такова была. Тогда монумент Петра Великого от Исаакиевской церкви отделен был канавою; Адмиралтейство не было засажено деревьями; манеж Конногвардейский не украшал площади прекрасным нынешним фасадом; одним словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний». (Орфография сохранена – прим. ред.)

Что любопытно, так это возможная недостоверность описания, ведь сам Погорельский родился в 1787 году в Москве, то есть его картина основана на рассказах старшего поколения или чтении тогдашних описаний столицы. Несмотря на то, что конец 1780-х годов приходится на правление Екатерины II, у Погорельского Петербург напрямую связан только с именем Петра I, и других правителей он не называет. Более того, Петр будет упоминаться в тексте еще два раза в связи со столетними старушками-голландками, которые видели своими глазами Петра и даже разговаривали с ним. Погорельский выбирает для Петра титул «Великий», и повторение сочетания «Петр Великий» в столь небольшом фрагменте прочно связывает образ Петербурга с его создателем.

Автор как бы воздает дань Петру и его творению, в то время как действующим правителем России является Екатерина Великая, при которой и был установлен в 1782 году монумент Петру Великому – Медный всадник, материальное воплощение духа Петра и символ Петербурга. Неназываемая Екатерина проступает сквозь текст, если вчитаться в него внимательнее. Так, Погорельский упоминает Петра именно в скульптурном воплощении, каким его одобрила Екатерина, а Исаакиевская церковь, построенная при Петре, c 1768 года перестраивалась по указу императрицы. Церковь была символически перезаложена с целью создать на месте бывшего скромного сооружения грандиозный собор, который стал бы символическим и религиозным центром. У Погорельского Исаакиевская церковь и в 1780-e годы и в 1828 году не достроена и не является полноценным собором. В «настоящем» Погорельского церковь перестраивается уже по приказу Александра I. Возможно, для того, чтобы подчеркнуть многолетнюю недостроенность Исаакиевской церкви, Погорельский использует слово «канава».

Другой временной пласт «настоящего» соотносится с уже упоминавшимся преемником Екатерины «по законам и по сердцу» – Александром I. При нем изменились Исаакиевская площадь и мост, которые в 1780-х годах находились в удручающем состоянии в связи с наводнениями. Так, Исаакиевский наплавной мост, стоящий на барках, ежегодно разбирался и наводился заново вплоть до 1821 года, когда он был перестроен, увеличен и упрочен, в каком виде его и застал Погорельский. Что касается площади, то это была площадка для извозчиков. Сменив на престоле Павла I, Александр отказался от казарменного устройства жизни и вернулся к наследию Екатерины, в частности, к Исаакиевскому собору. При Александре началась массовая перестройка.

Сравнение нескольких эпох позволяет Погорельскому всего в нескольких словах создать объемную панораму центра Петербурга, который в общественном сознании идет «рука об руку» с Петром. Екатерина, назвавшая себя продолжательницей дела Петра, встает с ним в один ряд, благодаря подчеркнутой в архитектуре города преемственности. Александр – условный завершитель, при котором Петербург достигает еще большего расцвета. Во время написания сказки правит Николай I, при котором масонство подвергается преследованию.

Единственным названным правителем является Петр как главенствующий среди своих потомков, которым он оставил Российскую империю. К прошлому Погорельский относится с уважением и долей ностальгии, к настоящему, по-видимому, c сожалением. Впрочем, города, кто бы ими ни управлял, «перед людьми имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся красивее…».

Эти два подтекста – масонский и петербургский – позволяют увидеть сквозь волшебство скрытое обращение к взрослому, который поймет намек на «зашифрованный обряд» и политическую ситуацию. Именно поэтому привычная детская сказка на самом деле не так проста и адресована и детям, и взрослым, где каждый увидит что-то свое.