2008. Старая Русса.
— Знаешь, как понять — курил боец или нет?
— Не понял…
— Когда могила сделана — прикуриваешь сигарету, втыкаешь ее в могилу и смотришь.
— И что?
— Смотри…
Петрович достает сигарету. Прикуривает. Делает затяжку. Втыкает сигарету в землю могильного холмика. Фильтром вниз, естественно.
Сигарета начинает пыхать. Как будто кто-то курит там изнутри…
2000. Демянск.
Безоблачное осеннее небо. Синее-синее… Рита поднимает бойца. Из-под березки. Лейтенант. Один кубарь. Может, и не лейтенант. Кости обгорели. Немцы сожгли или послевоенный торфяной пожар? А хрен его знает. Почти весь он на двух ладошках уместился. Сгорел. Личных вещей нет. Только этот необгорелый кубарик. Рита складывает его в мешочек. Полиэтиленовый. С которыми мы в магазин ходим. Сложила. В это время с березки падает капля. Ей на ладошку. Роса днем?
1999. Водос.
Хожу один. Щуплю по нейтралке вдоль траншей. Ничего нет.
Только железо, железо, железо… Осколки, пули, минометки…
Выглянуло солнышко, пригрело. Холодная та Вахта была. Дождливая и холодная. А тут солнышко. Прилег на полянке. Погреться. Задремал…
Вдруг из кустов выходят четверо. Трое в форме бойцов РККА, один в командирской форме. Поисковики, что ли? Почему с винтовками? Почему…
— Спишь? Мы вот тут лежим…
Просыпаюсь. Сердце бешено колотится. Холодный пот. Убежал с той полянки. Через три дня вернулись. Подняли четверых. У троих винтовки…
Это не мы их ищем — это они нас ищут. Каждый из них — своего из нас. Они нас находят. Не мы их.
Мало мистики?
Ну вот еще. Лично не видел. Со слов рассказываю:
Водос. 1997
«Уазик» идет по нормальной асфальтовой дороге поздно вечером. Почти ночью. Гоняли зачем-то в Чудово. Темно, лес кругом. Вдруг машина глохнет. Глохнет все. Аккумулятор сдох внезапно?
Водитель тихо матерится и собирается выйти из машины. Вдруг взгляд в зеркало заднего вида.
— О, люди! Сейчас попрошу, чтоб толкнули до уклона.
И вдруг явственно слышна немецкая речь. И по обе стороны машины.
Цорк, цорк, цорк… Металлические подковки на немецких сапогах. Котелки брякают, тихий смешок чей-то…
И никого нет рядом.
Только цорк, цорк, цорк…
Звуки прошли мимо, обойдя «уазик» с двух сторон. Через несколько минут машина завелась как ни в чем не бывало.
Там же. Тот же год.
Утренний туман над полем. Впереди высотка. На высотке немецкие позиции. На поле русские кости. Солнышко встает, туман поднимается вверх и явственно видно, как он поднимается.
Смутными силуэтами. Их десятки. Сотни. Каждое облачко завершается полукругом, похожим на каску… И острия штыков направлены в небо. Именно острия. Несколько минут, и тумана нет.
2009. Киров.
В книге «Меня погибли вчера» у меня есть персонаж — десантник первой маневренной воздушно-десантной бригады — Павел Колупаев. Списывал я его с реального человека — Паши Колупаева, тоже десантника, тоже воевавшего. Только в Таджикистане.
В книге он — по тексту, попал в плен под деревенькой Опуево. Цитата:
«— Сержант Колупаев. Павел. Десантник. Первая мобильная воздушно-десантная бригада.
— Где?
— Под Опуевом. В марте. Контузило. Немцы подобрали после боя.
— Чего делать думаешь?
— Душить сук голыми руками. Насмотрелся в плену, мама не горюй».
А сегодня листаю портянки со списком погибших и без вести пропавших той самой бригады. И натыкаюсь:
«Колупаев Петр Иванович. 1922. г. Киров. Сержант.
г. Киров. Призван ГВК г. Кирова. 20.31942 пропал без вести в районе д. Б. Опуево Демянского района. Отец — Иван Агафонович. г. Киров. ул. Милицейская, д. 23б, кв. 1».
Это еще не все.
Дома по этому адресу уже не существует. Снесен и построена хрущевка.
Но это место видно с балкона моего дома.
А вы говорите, мистика…
Мало?
Тогда приезжайте на Вахту. Увидите сами. Своими… Нет, не глазами. Душой.
Но почему-то мистическое — не страшно. Страшно совсем другое… Не железо, не кости… Нет…
Страшного хватает много. Но осознание этого страшного приходит потом, порой через годы. Хотя вот вспоминаю сейчас — ну что такого уж страшного?
Подумаешь, противогазные трубки из земли торчат… Штук сто… Как черви. Большие черно-зеленые черви, вылезающие из земли. На поляне больше ничего. Только брошенные противогазы.
В километре от этого места, на самом берегу Волхова — место санбата. Зимнее. Потому как нашли яму — сотня ампутированных ног. В ботинках. Аккуратно распиленные кости. Кто-то из тех, кому отрезали обмороженные ноги, возможно, еще жив. А кости мы похоронили.
Страшно было, наверное, Толе Бессонову, когда он нашел и поднял своего однофамильца и тезку. Бессонова Анатолия. Когда развернули медальон и прочитали записку — он просто ушел в лес. Один через час примерно вернулся. Хмурый, серьезный, сосредоточенный.
Мне всегда жутко — когда поднимаешь санитарное захоронение. Нет. Не кладбище.
Демянск. 1999.
Огромная яма — пять на пять и глубиной метра два. Туда немцы поскидывали после боя убитых десантников из 204-й воздушно-десантной бригады.
Убитых и раненых. У некоторых прострелены черепа. Бинты и пластыри…
Один боец стоял в углу ямы. Вытянув руки вверх. Хотел выбраться. Не смог. 82 бойца в той яме было.
Кто сверху — одни косточки. Ниже — сохранение идеальное — кожа, подкожный жир, волосы, ногти, мясо.
Мне подают снизу здоровый кусок глины:
— Леха, посмотри медальоны в карманах!
Все черное. В органической жиже. На куче этой глины — человеческая лопатка. Хочу посмотреть под ней. Не отдирается. Прилипла, что ли? Поддеваю саперкой кость. Подается. А под ней — мясо. Белое, волокнами. Это не кусок глины. Это человеческое туловище — конечности отгнили, голова тоже. Дурно как-то становится. Сжимаю зубы. Обыскиваю карманы. Вернее то, что от них осталось. Медальона нет. Только остатки какой-то газеты…
За день мы управились. И пять медальонов все-таки нашли.
Два раза я принимал участие в подъеме захоронок. И каждый раз не по себе.
Еще страшно становится, когда поднимаешь бойца… А у него ножки маленькие, размер 35–36. И коса девичья. Вот это страшно.
А основное чувство — тоска. У меня, по крайней мере.
Особенно тоскливо было на немецком заброшенном кладбище под Демянском. Сотни могил. Зимних могил. Не глубоких.
И все вскрыты «черными».
Все обшарили и останки раскидали.
Мы собрали их в кучу, закидали землей. Постояли молча. Ну, пару сигарет положили. И понимаешь, что к немцам туда — никто и никогда не приедет. Наши хотя бы в своей земле лежат. В родной.
А эти…
А черт с ними!
Сюда их никто не звал, вот и пусть лежат там, на заброшенных немецких кладбищах.
В нашем мире есть много непознанного… Это – аксиома. Мы не можем рассуждать о том, чего не ощущали, не видели, не фиксировали приборами — хотя бы по той простой причине, что нет критериев для утверждения: может это быть, или этого не может быть НИКОГДА. В нашем, казалось бы, вдоль и поперек изученном и исхоженном мире существует масса явлений, объяснения которым ныне действующая наука дать просто не в состоянии. И тупо утверждать, что такого не может быть, потому что такого не может быть никогда — по крайней мере, несколько самонадеянно. Ведь раньше так же утверждали, что электрического тока нет… пока Андре Мари Ампер не доказал экспериментально противоположное. Поэтому — давайте считать : то, чего мы пока не можем сформулировать путём строгих математических и физических символов — всего лишь неоткрытые, неведомые науке истины.
Я достаточно долгое время оставался сугубым материалистом, не верил в «потусторонние силы», мистику непознанного, и т.д… Но- моё увлечение военной археологией заставило взглянуть по-новому на многие, казалось бы, прописные истины. Итак… Впервые я столкнулся с тем,о чем хочу рассказать, в 90-е годы прошлого века. Однажды, в 90-е годы прошлого века, в лесу, недалеко от станции Мга, а если быть точнее- на 11-ом километре отводной железной дороги от Мги до станции Невдубстрой ( ветка идёт по садоводствам, проходя такие станции, как Грибное, 6-ой километр, 11-ый километр) – я нашёл на лесной полянке старую немецкую каску (на фото именно она, в исходном состоянии).
Для тех, кто не знает: в 1941-43 годах здесь, на левом берегу Невы, стояли немецко-фашистские войска, сдавливающие в смертельных объятиях блокады мой родной город- Ленинград. Фашисты обустраивались с возможным в тех условиях (болотисто-лесистая местность) комфортом: разветвленная система ходов сообщений, блиндажи, хорошо оборудованные огневые точки, командные и наблюдательные пункты… Поляна была изрыта оплывшими, но хорошо различимыми на местности окопами, виднелись зияющие провалы былых блиндажей. Вот недалеко от бруствера одного из таких блиндажей я и откопал эту каску.
Простреленная во многих местах, ржавая, утратившая первоначальный окрас и детали, каска, тем не менее, сохранила кожаный подшлемник и систему его крепления. Это была первая из найденных мной немецких касок. Естественно, я забрал ее с собой. Подшлемник, не считая пулевых отверстий, на удивление хорошо сохранился. У меня возникла мысль- восстановить каску в оригинале, не исключая и подшлемника. Разобрать систему креплений, вымочить подшлемник в дубильном растворе, размять и пропитать его сохраняющими веществами, и снова собрать немецкий шлем, предварительно заварив дырки от пуль, зашлифовав его, и окрасив в цвет «фельдграу». В общем, каска перекочевала ко мне домой. Дома я снял подшлемник с креплений. Бурые пятна на нём не ассоциировались в тот момент с кровью погибшего немецкого солдата. Я расправил подшлемник на столе, прижал его плотно для выравнивания книгами, и лёг спать…
Ночью мне плохо спалось. Где-то в середине ночи (хотя- сейчас не могу утверждать, ощущения времени размылись и стали зыбкими на тот момент)- я почувствовал, что в комнате стало очень холодно. Не спасало плотное ватное одеяло. Холод был всюду, он присутствовал сам по себе, спасения от него не было… Я не спал… или спал, но в то же время бодрствовал, сложно передать ощущения- это как в кошмарном сне, когда на тебя мчится нечто ужасное- а ты не можешь предпринять простейших действий- например, проснуться, чтобы избавиться от кошмара… На фоне светлого в ночи окна появился силуэт человека. Он приближался, беззвучно и неотвратимо, к моей кровати. Я наблюдал это приближение, находясь как бы «за кадром» происходящего, но в то же время- являясь участником происходящего действа, правда – без права и возможности вмешаться в происходящее. Помню чётко очерченные плечи, на которых угадывались небольшие погоны, узкую талию, явно перехваченную ремнем. В моем мозгу зазвучали слова- я не знаю немецкий язык, но фразы складывались в предложения, и смысл проникал в сознание, сложно объяснить – но я понимал, что мне хочет сказать призрак: «…очень холодно… голова мерзнет и болит…. Пули пробили череп… мне плохо и холодно, отдай каску…) Дальше было
ощущение сдавливания в горле, ощущение холодных твёрдых пальцев на шее…
Очнулся я утром, гораздо позже обычного времени пробуждения. Ощущая разбитость во всем теле, и прекрасно (что удивительно!) помня ночной кошмар, я пошел в ванную, совершить утренний туалет… В зеркале я увидел свою шею… на ней явно отпечатались следы ПАЛЬЦЕВ! Красные отпечатки охватывали всю переднюю часть, помню прекрасно, что отпечаток большого пальца левой руки под моей правой скулой уже начал приобретать синюшный оттенок… Мне реально стало страшно. Я не психически неуравновешенный человек, по роду службы в рядах Советской Армии неоднократно проходил психологические тесты, необходимые для службы в РВСН, имею все необходимые допуски и подтверждения пригодности, так что верить в своё внезапное психоумопомешательство оснований, честное слово, не нахожу. Но… Здесь я явно столкнулся с НЕПОЗНАННЫМ. Совершенно разбитый, под впечатлением произошедшего, я забрал со стола подшлемник со следами крови погибшего немецкого солдата. Хотя на грядущий день имелись определенные планы- я поехал на место находки каски, и захоронил подшлемник, прочитав единственную известную мне молитву- «Отче наш…» . Больше меня не преследовал солдат ушедшей войны, а следы на горле прошли, как и положено синякам, через некоторое время… Таков был мой первый опыт знакомства с потусторонним. Естественно, с тех пор мне стали очень интересны все случаи, аналогичные моему. Недалеко от места находки каски есть садоводств «Одиннадцатый километр». Садовые домики и участки, полученные садоводами в 60-е годы прошлого века, расположены как раз на местах былых позиций немецких минометчиков и артиллеристов времен войны. А в период прорыва блокады (1943 год) по этим местам прокатилась железная лавина советских войск, рвущих железные тиски фашистского кольца. Участки, полученные простыми советскими рабочими, представляли из себя изрытую траншеями, напичканную безобидными железными осколками, и совсем не безобидными неразорвавшимися взрывоопасными предметами землю- место былых боёв. Обо всем этом мне рассказала жительница здешних мест, Анна Максимовна Лях- ее ныне покойный муж получил здесь участок ( 6 соток, конечно же!) в 1958 году, как ударник строительства домов на Московском проспекте Ленинграда- помните эти помпезные «сталинские» здания, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО украшающие наш город с тех времён. Так вот… Анна Максимовна рассказывала мне, что участки, полученные в виде поощрения от Ленгорисполкома, предварительно – до устройства огородов и прочих парников- нужно было освобождать от «эха войны»…
Привожу рассказ Анны Максимовны, одной из жительниц тех садвых участков: -Стали мы взрыхлять почву на участке, а какая там почва- торф один, болото же вокруг, кислотность ужасная, нужно песку везти, да земли, да дело не в этом… Дед на свалку увозил каждый Божий день по три-четыре тачки каких-то железок военных – патроны, снаряды, или как там их, пустые обоймы ( внесу ясность- магазины и прочие вещи Анна Максимовна называет «обоймами»), в общем- железа было – больше, чем земли… А раз откопал дед сапог. Хороший сапог, на левую ногу, как раз у него ботинок порвался левый- совсем нитки сгнили, вот, кричит, бабка, нашёл сапог яловый, как раз на левую ногу, и по размеру, вроде, подходит, сейчас мерить будем!… очистили мы сапог от глины, а он плотно наьит чем-то, стали дальше расчищать- Матерь Божья, там нога человеческая, а в болоте- даже ткани мягкие сохранились, так и отвезли этот сапог на свалку, куда всё свозили- и железки эти военные, и снаряды, и мины неразорвавшиеся…
— А были ли какие нибудь случаи из разряда мистических, Анна Максимовна? -Как не быть! Вот откопал наш сосед на огороде череп … Ну, откопал и откопал,подумаешь- мало ли черепов-то вокруг? Навесил он, значит, череп-то , на столб у ворот- пусть, значит, нечистую силу отгоняет. Да только не стало с тех пор покоя соседу. Все спать ложатся- а емувсё гармошка слышится, всё разные песни- «Вот кто-то с горочки спустился…»… ну и так далее… Всё песни 30-х годов… Вот ему и сказал Семён Васильевич наш, Царство ему небесное, председатель садоводства: «Ты, говорит, Николай, гармониста на ворота повесил. Похорони его, как положено- и не будет тебе тревоги!» Послушал Иван мудрого чеовека, череп закопал, и с тех пор не играла уже гармонь на его памяти. .
Есть в Новгородской области известная всем поисковикам и «чёрным следопытам» местность, называемая в их среде Долина Смерти. Если по пути из Петербурга в Великий Новгород припарковать машину в одном из маленьких населенных пунктов Подберезье, Мясной Бор, Мостки, Спасская Полисть, и пройти от трассы влево, перейдя одноколейную железную дорогу как раз и попадешь в Долину Смерти. В этих местах летом 1942 года практически полностью погибла 2-я ударная армия Волховского фронта, на которую Ставка возлагала особые надежды по прорыву блокады Ленинграда. Армия была полностью разгромлена, а ее командование во главе с генерал-лейтенантом Власовым оказалось в плену. По некоторым данным, на квадратный метр обширных просторов Долины Смерти приходится один погибший боец… Каждый год, 9 мая, местный поисковой отряд «Долина» хоронит на кладбище в Мясном Бору (название-то какое!) найденные останки не менее чем сотни павших бойцов. Но все равно – до сих пор многие тысячи безвестных павших – советских и немецких войнов- не захоронены, останки бойцов разбросаны по обширной территории. Имеются сведения, что в первые послевоенные годы, после поверхностного разминирования местности, почву вместе с останками распахали, и посадили здесь хвойно-лиственный лес. Думаю, эти сведения небезосновательны, так как деревья за железной дорогой – примерно одного возраста- где-то около пятидесяти лет.
Много мистических историй ходит об этих местах. Всемирнная организация исследователей неведомых явлений официально относит Долину Смерти к аномальным местам планеты, где зарегистрированы хрономиражи – видения прошлого, неожиданно предстающие перед нашими современниками. Не буду сейчас говорить о том, чего сам не видел, расскажу лишь о тех событиях, свидетелем которым довелось быть мне лично.
У меня есть приятель, помешанный на военной археологии- раскопках по местам былых боёв. Буду называть его так, как он известен в определенных кругах- Роммель. Роммель живет в Великом Новгороде, и, естественно, вдоль и поперек знает Долину Смерти. Бывает тут и летом, и зимой, и весною, и осенью, может неделями в палатке жить около перспективных с точки зрения раскопок мест. Однажды в мае Роммель пригласил меня на «экскурсию» по местам боёв. Мы оставили машины в Мясном Бору, и пешком отправились в Долину. Хочу описать свои ощущения… Вот мы перешли железную дорогу, и стали углубляться в лес. Лес здесь- какой-то не такой, как везде. Сначала было непонятно, потом- уяснил: тишина, мистическая тишина, не слышно пения птиц, не шмыгают под ногами ящерки, мышки, только иногда проскачет равнодушная лягушка. Около полотна железной дороги- место гибели советского эшелона с боеприпасами. В лужах ржавой воды видны разорванные в адском пламени гильзы трёхлинейных винтовок, расплавленные пули. Слой металла достигает в глубину полуметра. Дальше в лес углубляемся по дороге с глубокими колеями, прокатанной гусеничными вездеходами поискового отряда «Долина». Здесь не проехать даже на навороченном внедорожнике. Когда было пройдено километров семь- я обратил внимание на интересное явление: при полном, совершеннейшем безветрии- группа деревьев метрах в тридцати от нас вдруг зашаталась, как от внезапно налетевшего шквала. Деревья сцеплялись ветвями, и раздавался жутковатый скрип, как стоны неупокоенных душ. А потом так же внезапно одно из деревьев упало поперек колеи… -«Так бывает тут» — сказал Роммель, и я не стал уточнять…
Мы расположились на возвышенной полянке посреди болота, вокруг угадывались контуры окопов и провалившихся блиндажей. Это, как сказал Роммель, была немецкая минометная позиция. Предварительно прозвонив металлоискателем землю, и выкинув в болото пару ржавых патронов, развели костер, поставили палатку. Остаток дня ходили по позициям с металлоискателями, периодически натыкаясь то на ржавую негодную каску, то на немецкую карбидную лампу, и тому подобные предметы окопного быта. Удивили находки тюбиков с остатками зубной пасты, и надписью- Blend-a-med», вот она, связь времен… Все время не покидало ощущение ВЗГЛЯДА в спину, временами очень явственно чувствовалось присутствие кого-то ещё… Когда стемнело- поужинали, и собрались спать. Поскольку находились на болоте, среди влажного мха- костер решили не гасить, положили по бокам два обрезка бревна, чтобы тлел всю ночь, забрались в палатку и уснули. Под утро я проснулся от того, что по полотнищу палатки барабанил ливень. Дождевые струи били ожесточенно и бурно, хорошо, что водостойкий материал не пропускал дождь, брезент бы уже давно промок. Заснуть не удавалось, было прохладно, и я досадовал, что теперь придется искать сухие дрова и по новой разводить костер. Дождь прекратился часа через полтора. Я немедленно вылез из палатки. Уже рассвело, и был прекрасно виден наш спокойно горящий костер, сухие дрова, собранные вечером. Наша палатка, и почва в радиусе примерно полутора-двух метров от палатки была абсолютно мокрая, капли дождя блестели на хвое и полотнище. А вокруг- всё было абсолютно сухим. Проливной дождь шёл этой ночью локально- только над нашей палаткой. Проснувшегося же чуть позже Роммеля этот случай совершенно не удивил. Он видал и не Возможно, во всём вышеперечисленном и нет ничего «из ряда вон», но — все эти вещи происходили со мной, я был их участником, и как-то причислить их к обыденному и заурядному не могу. Много рассказов о паранормальном я слышал от Роммеля, многие вещи происходили с его участием. Роммель- абсолютно адекватный человек, служил в армии, совершенно не употребляет ни алкоголя, ни- упаси Боже!- наркотиков. Но о том, что рассказывал Роммель, я поведаю позже.
Ребята из поискового отряда сидели возле костра и слушали байки из уст более опытных и старших товарищей.
— Знаете, можете не верить, но в работе поисковиков много мистического. То вещий сон приснится, где кости искать, то неупокоенные души солдат приобретают какую-нибудь форму и приходят в лагерь. Очень часто, когда находим их кости, то может пойти дождь или журавли пролетают мимо. А так, обычно, в местах, где много солдат погибло, птиц нет или они не поют, тишина мёртвая стоит, — рассказывал Никита Сергеевич.
— Ну, Никита Сергеевич, запугаете нас совсем на ночь, мы заснуть не сможем, — завозмущались девчонки.
— Не волнуйтесь, девочки, у вас столько охраны. А собаки всегда чувствуют потусторонние силы, завоют или залают обязательно.
— Ну, вы успокоили мастерски. Теперь, когда услышим вой, всегда будем думать, что духи пришли.
— Девчонки, что ж вы такие мнительные? Всё будет в порядке.
— Когда же мы что-то стоящее найдём?- спросила Яна.
— Есть у меня чуйка, что не сегодня-завтра найдём что-то интересное. Ко мне во сне вчера шаман приходил. Каждый раз он ко мне перед хорошими находками приходит.
— Какой такой шаман? Расскажите, пожалуйста, — закричали девчонки наперебой.
— Хорошо, слушайте! Срочную службу я на Чукотке проходил. Там с шаманом и познакомился. Вылечил он меня, когда я сильно простыл, ничего не помогало, да и с врачами там и лекарствами туго. Знаете байку про лечение в армии?
— Расскажите!
— Приходит срочник к доктору в медчасть. Говорит: «Доктор, у меня голова очень болит и ещё живот. А тот достаёт из стола пачку анальгина, вытаскивает оттуда одну таблетку, ломает её на две части и подаёт солдату. «Доктор, так мне от головы и живота нужны таблетки!» А тот ему отвечает: «Всё правильно. Одна половина – от живота, другая – от головы».
Вот меня приблизительно также и лечили.
Шамана для меня наша повариха Люба нашла, долго его уговаривала. Не хотел тот ехать в часть. Положили меня тогда в сани, запряжённые оленями, укутали в шкуры и повезли. Всё равно совсем загибался. Подумали, что хуже быть уже не может.
Положил меня шаман в свою ярангу, а сам на улице обряд какой-то совершал, периодически ко мне забегал. Я тогда в бреду лежал, поэтому даже не знаю, галлюцинации это были или нет. Трясся надо мною шаман в трансе, глаза страшно закатывал, затем опять выбегал из юрты, в бубен стучал, кричал дико. Я у него в яранге три дня пролежал, лучше стало. Тогда меня опять в часть отвезли.
Помню, наклонялся он эти дни надо мной и что-то шептал на своём языке. Когда мне лучше стало, он со мной по-русски заговорил:
— Не бойся, смерть ушла. Теперь будешь жить долго, только духи всегда возле тебя ходить будут. А ты должен будешь выполнять их просьбы. Теперь это будет твоей судьбой. Сам со временем поймёшь своё предназначение.
Когда я первый раз с поисковиками поехал в экспедицию, так в первую ночь ко мне солдат во сне пришёл и сказал: «Холодно мне, завтра кости мои под той берёзкой найдешь и фляжку мою, капни тогда в неё чуток спирта для сугрева». Сказал и на берёзку рукой указал.
Утром я эту берёзку увидел, там его кости и откопал. Похоронили этого солдата с фляжкой, спирта я туда капнул, хоть обычно мы так не делаем. Вот так желания духов теперь и выполняю.
— Ну и нагнали вы жути, спать страшно ложится, — сказала Яна.
— Вот, бояки! Идите уже спать!
Прошло несколько дней. Поисковые будни тянулись как обычно. Были и удачные дни, когда отряд находил останки бойцов и вещи, а были и совсем неудачные.
Как-то ночью весь лагерь проснулся от заливистого лая наших собак. Кто-то даже выглянул из палаток. У костра сидел Никита, который периодически страдал от головных болей, оказывается, у него была лёгкая контузия, ведь он – бывший военный. Так вот, он не мог уснуть, и к нему подошёл молодой паренёк в форме красноармейца времён ВОВ и попросил закурить. Тот протянул ему сигарету и зажигалку. Никита перестал в последнее время удивляться всему увиденному, поэтому не испугался, он понял, что это призрак войны.
— Трофейные? Спасибо. А махорочки нету?
— Нет. Присаживайся.
— Копаете? Меня-то ещё не нашли… Ты вчера у берёзки копал, а я рядом, у молодой сосёнки лежу.
— Хорошо, что сказал. Как тебя зовут? Откуда ты? Вдруг медальон не найдём…
— Иван Костромин, из Ленинграда, слесарем на заводе работал до войны.
— Хорошо, Иван. Обязательно там, под берёзкой, искать буду.
— Хлебушком не угостишь?
— Сейчас, подожди.
Никита сходил за булкой хлеба и банкой тушёнки.
— Как много! Хорошо живёте в будущем. У меня, наверное, уже правнуки твоего возраста. Слышал я, что уже 70 лет прошло.
— А у тебя дети есть?
— Да, я рано женился, в восемнадцать лет. На войну ушёл, жена дочь, Анфису, родила, а сыну, Никитке, три года было.
— Интересно как, а у меня бабушка, Анфиса Ивановна, тоже в сорок первом родилась. Подожди-ка, кажется, её девичья фамилия Костромина. И брат у неё Никита был, два года назад умер.
— Подожди-ка. У Анфисы родимое пятно большое было возле запястья…
— Да, у бабушки такое есть. Она всё говорила, что господь её пометил, и что у отца такое же пятно было.
Боец задрал рукав гимнастёрки и показал Никите родимое пятно.
— Неужели так бывает? Точно такое, как у бабушки. Ты ж мой прадед, Иван!
— Вот как бывает! – сказал Иван и потянулся обнять Никиту.
Никита тоже потянулся к нему, но тут призрак растворился в воздухе, как будто его и не было.
Никита был обескуражен, он даже подумал, что из-за головной боли у него начались галлюцинации, но утром несколько человек подтвердили, что выглядывали из палаток и видели, что он разговаривает с красноармейцем.
Утром Никита рассказал всем об этом разговоре с красноармейцем.
— Ничего себе, какие чудеса! – воскликнула Полина после рассказа.
— А я ведь отчасти из-за своей бабушки так увлёкся раскопками, она всегда с тоской вспоминала, что отца никогда не видела и не знает, где он похоронен и похоронен ли вообще. Её матери сказали, что он пропал без вести.
В тот день Никита стал копать в месте, указанном ему красноармейцем. Примерно через час работы он наткнулся на кости бойца. Возле него было много гильз, ещё кое-какие личные вещи: фляга, ложка и банка из-под консервов. Каково было удивление Никиты, когда банка оказалось той, что дал бойцу сам Никита. Срок годности на крышке был из той партии, что и в лагере.
Никита очистил найденную ложку от земли и увидел на ней надпись: Иван Костромин. Он подозвал всех ребят и показал им свои находки. Все были в шоке. Всё, что рассказывал призрак, оказалось правдой.
Всё-таки, сколько удивительных событий случается на раскопках мест боёв!
Вечером все долго обсуждали историю с призраком. Потом пели под гитару военные песни. Всем нравилось, как поёт Алёна.
Под утро Виктор опять проснулся от заливистого собачьего лая.
— Ну, ё-моё, что там опять?
Он выглянул из палатки. У него возникло чувство дежавю. Никита опять сидел у костра с красноармейцем. Виктор быстро оделся и пошёл к ним. Призрак при его приближении никуда не исчез. Собаки прыгали возле призрака, но он не обращал на них внимания. Из некоторых палаток выглядывали ребята, но никто не стал выходить. Никита старался успокоить собак, чтобы не лаяли на солдатика. Виктор осторожно присел в двух метрах от них и стал прислушиваться к разговору.
— Спасибо тебе, что нашёл мои кости. Теперь можешь рассказать моей дочери, где погиб её отец.
— Я ей обязательно про всё расскажу, только поверит ли она тому, что мы с тобой встретились?
— Можешь про встречу и не рассказывать, главное, чтобы она могла приходить ко мне на могилку.
— Твои кости я похороню на кладбище в Питере.
— В Питере? Где это?
— В Петербурге. Сейчас так Ленинград называется.
— Какими были мои дети? Как им жилось? Что стало с моей женой Лидой?
— Лида работала всю блокаду медсестрой. Ты, наверное, знаешь об этом. Ведь ты погиб летом 1944-го.
— Да, знаю. Как потом она жила?
— Она всю жизнь работала медсестрой. Тяжело было детей растить одной, замуж не вышла. Умерла в семьдесят лет. Никита выучился на инженера-строителя и всю жизнь мотался по стройкам, женат, двое детей. Анфиса, моя бабушка, всю жизнь проработала учительницей математики. У неё один сын, муж.
— Значит, нормально живёте.
— Да, дед, нормально. Хоть ты и прадед, так тебя удобнее называть. Хотя и нелепо. Ты ведь на самом деле моложе меня.
— Ох, жаль, что я вас не понянчил.
Тут луч солнца коснулся призрака и тот внезапно исчез, как и в прошлый раз.
— Ты всё слышал? – спросил у Виктора Никита.
— Да.
— А то я боялся, что это плод моего воображения, последствия контузии. Ко мне духи периодически во сне приходят и говорят, где надо искать. На прошлой недели три ночи подряд приходил какой-то мужик в старинной одежде, с бородой, в шапке. Сказал, что он здешний воевода и на руинах замка возле соседнего посёлка надо найти его клад. И так настойчиво просит, чтобы мы этот клад нашли…
Просмотров: 2 817