Леший на дзене рассказ дзен

Года через три после окончания войны, только что защитив диплом, очутился я по делам службы в глухом лесном районе, километрах в пятидесяти от Брянска. Лесничий весь день таскал меня по лесным угодьям, и к вечеру я совсем выбился из сил. Стояло жаркое, сухое лето. В лесу от тяжелого запаха разогретой хвои было трудно дышать и кружилась голова. Просыпавшиеся за воротник иголки кололи спину. К лицу липла паутина. В довершение всего спутник мой оказался молчаливым, угрюмым человеком, и за весь день мы не перемолвились и десятком слов. Иногда лишь, ткнув пальцем в пространство, он безразлично бросал:

— Березняк был…За оврагом шел бор…От просеки ельник начинался…

Да, все это было. Сейчас от роскошного, когда-то знаменитого на всю область заповедника осталось немного. Пни. Поваленные, полусгнившие стволы, покрытые ярко-зеленым ноздреватым мхом. Кое-где высились чудом уцелевшие деревья. Зато кругом, куда глаз хватал, буйная, по пояса трава, густой кустарник да над болотцами словно примятый коварный чакан…Лес, израненный, изувеченный войной, погибал!

Было ясно, что восстановить заповедник невозможно.

Мы вышли на опушку. Повеяло прохладой. Не сговариваясь, мы опустились на землю. По другую сторону поляны над домиками лесничества закурились дымки. Послышались свисты и взвизгивания радионастройки – местный радист ловил станцию. Неподалеку за кустами звонко захлопал бич и донесся неясный говор – пастух разговаривал со стадом. Запахло ночной фиалкой.

Внезапно голос диктора громко и четко произнес: «Начинаем трансляцию концерта из Большого зала Московской консерватории». Здесь, в глуши, рядом с сонным, равнодушным ко всему лесничим это прозвучало точно с другой планеты. И мне так остро захотелось сейчас же уехать в Москву, оказаться в самой гуще взволнованных, празднично настроенных людей, тонких, чутких, интеллигентных. Я уже ощущал себя там, в настороженной тишине зала…Кто-то со сцены объявил: «Композитор Филиппенко. Квартет «Легенда о героях-партизанах», в четырех частях. Посвящается дважды Герою Советского Союза…».

— Легенда! – вдруг насмешливо пробурчал лесничий. – Еще одна легенда. Мало их навыдумывали…

Для меня, видевшего войну издали, из тихого сибирского городка, имя партизан было озарено романтическим светом, и я оскорбился:

— Выдумка? Да это же исключительные люди! Они совершали…

— Комаров они кормили, — грубо оборвал меня лесничий.

Я с удивлением поглядел на него. Он сидел, мешковато прислонившись широкой спиной к сосне, расставив колени, угрюмо глядя перед собой. И его скуластое лицо с глубоко сидящими маленькими глазками, показалось мне особенно некрасивым и даже тупым. «Как дичают люди в глуши! – подумал я. – А когда-то он был студентом, верно, так же, как я, мечтал о красивой жизни, о полезной деятельности, может быть, любил музыку…И вот итог: животная, однообразная жизнь, с утра до вечера водка…». В тот миг я пожалел, что избрал профессию лесовода, мне показалось, что я увидел свое будущее.

Квартет неожиданно начинался певучей, широкой мелодией. Глубокие звуки виолончели были полны скорбного раздумья. Мелодия захватила меня. Раздражение улеглось. Стало жаль лесничего, захотелось, чтобы и он прислушался к музыке. Я снова оглянулся на него и обомлел. Он слушал! Да, он тоже слушал, с невидящими глазами, с неуловимо блуждающей на лице улыбкой.

Он заметил мой взгляд.

— Я встретил их здесь, неподалеку, в этом лесу, — сказал он тихо и покачал головой. – Измучены, разуты, раздеты, изранены…Настоящий мешок устроили им тут. Еще немного, и все полегли бы в болоте…

— Вы их спасли!

Теперь, через много лет вспоминая рассказ лесничего, восстанавливаю отдельные клочки, почти не сцепленные между собой. Музыка порой пропадала, и были слышны только шум леса да тихий, хрипловатый голос лесничего.

«В ту ночь я проснулся оттого, что ветер сорвал с крыши лист железа и катал над головой, как гром. Сперва подумал, танки. Немцы тут по большаку часто ездили. Почти всякий раз останавливались и обшаривали весь дом. Тогда на месте этих хибарок стоял старый помещичий дом. Оставалось нас в нем всего трое: я да старик бухгалтер с женой. Остальные постепенно разбежались кто куда…Спал я в те дни не раздеваясь. Накинул шинель – октябрь уже пошел, ступил на крыльцо и замер. От луны кругом все бело. Ветер дует, воет, как из трубы, кружит лист, бурьян. А за оградой стоит женщина в черном платке и смотрит прямо на меня. Я даже и не понял сразу, старая или молодая: лицо белое, а глаза черные, глубокие, как проталины…Замечаю, губы у нее шевелятся, говорит что-то, но ветер…Подошел и слышу такое странное:

— Ты человек? Человек?

— Да, — говорю, — не зверь.

А она все свое:

— Человек ты? – Глаза блестят, руками в ограду вцепилась намертво.

— Да что случилось?

Перегнулась через ограду, прямо в лицо мне шепотом горячим, с отчаянием каким-то:

— Иди зови немцев! Зови! Выдай! Чего стоишь?

С минуту смотрели мы друг другу в глаза, ни слова не говоря, не шевелясь. И что я там разглядел в ее черных, как деготь, глазищах? Только слышу собственный голос:

— Что надо делать?

— Под Новой Гутой в болоте люди, обоз…Выведи.

И я пошел за ней, не заходя в дом. Вот так взял и пошел. И не думал, не гадал, что вернусь сюда только после войны, через много лет…

В сентябре фронт неожиданно оказался на востоке от нас. Весь месяц, кроме немцев, мы тут никого не видали. Кто была она? Кто эти люди, которых надо спасти? Почему я пошел?

Новая Гута отсюда километрах в десяти. Шли мы быстро, почти бежали. Но она все приговаривала: скорей, скорей. Часа два пробирались лесом. Ничего она мне не объяснила. Однако ее волнение так меня забрало, что я сам боялся опоздать, чертыхался на каждом повороте дороги. Вдруг впереди, слева так, послышалась стрельба. Не густо, хлоп! – и тихо, хлоп! – и тихо…Остановился сориентироваться. Она с разбегу как налетит на меня.

— Почему встал?

— Слушаю.

— А, — говорит, — перепугался!

Ветер поднялся к самым верхушкам, почти затих. Иногда опомнится, потреплет макушки – отличный там мачтовый лес стоял – и опять замрет. Стоим оба, слушаем. И в этот самый момент рядом филин закричал. Ну, знаете, как он это – точно кошке на хвост наступили. Она схватилась за меня, прижалась, вся трясется.

— Кто это?

— Леший, — говорю.

Ну и напустилась она на меня! «Сам ты леший! Сова обыкновенная. Испугался, а хорохорится. Леший ты и похож на лешего!». Опомнилась…

Он как-то застенчиво улыбнулся, покачал головой и долго молчал, прислушиваясь то ли к едва слышной музыке, то ли к воспоминаниям своим. Загляделся и я на туман, оседающий над красным кустарником. И ясно увидел эту худенькую черноглазую девушку…

«Стало светать. На опушке встретил нас сивый дед в ватнике, в ушанке – не местный.

— Слушай, — говорит он ей, — учительша, их в самое болото загнали. Деваться некуда. На выбор бьют.

За руку меня схватила:

— Выход есть оттуда?

Я хорошо знал это проклятое обманное болото. Самая глубина и трясина по краям, а дорога через середину.

— Ладно, попробую.

Гляжу, и она за мной. А сама аж шатается. Глаза совсем ввалились, на лице черные пятна. Тут я ей, конечно, очень грубо сказал:

— Вот еще, — говорю, — бабы там не хватало!

Дед поддержал:

— И верно. Не лезь. Здесь покараулим, на большаке, — немец может наперерез пойти.

Километра полтора я по болоту шел, пока добрался до них. И вот что я тебе скажу. Многое я в жизни повидал, но этого никогда не забуду. Над болотом туман – красный от солнца, будто кровь испаряется. Тут и там в болоте повозки по самые края в воде, в повозках раненые…Лица у них как у смертников. Меж повозок лошади выпряженные, стоят неподвижно, одна совсем под воду ушла, только спина видна. Это они, значит, ночью пытались через болото перейти. Партизаны в камышах по пояс, по шею в воде, отстреливаются. И молчат. Все молчат. Немцы на берегу залегли, бьют не торопясь. Знают, не уйти партизанам. И между выстрелами мертвая тишина над болотом. И этот красный пар…Вижу, парень высокий вышел из камыша, не выдержал. Идет прямо к берегу, стреляет. На смерть идет. Потом руками взмахнул, лицом вперёд упал. Голову тянет – жив еще. Но захлебывается, уходит в топь у всех на глазах. Тогда пошел к нему человек в кителе, в зеленой фуражке. Ему кричит: «Не подходи, командир, там глубоко, потонешь!»

А он кулак поднял. Лицо каменное. Тихо сказал:

— Своих немцам не оставим!

И вытащил его.

Добрался я до командира, объяснил кто да что…Ну и оттянулись, из-под носа от немцев ушли. Те там на берегу катались от злости, все патроны в воздух выпустили.

Да, видел я, как в лесу хоронили партизаны убитых, как стояли над ними молча, как роняли, укрывали могилы и уходили не оглядываясь. А потом встретила нас на дороге черноглазая учительша. Подвел к ней командира:

— Вот кто вас вызволил.

Она как глянула на меня, даже прищурилась от злости.

— Спасибо, похвалил!

Командир хмуро посмотрел на нее и сказал:

— Перевязывать умеете? Будете нам медицинской сестрой.

На него-то она не огрызнулась, только попросила:

— Старика тут одного надо забрать, на опушке в дозоре остался.

Ушла за дедом с двумя партизанами. Часа два, а то и все три ждали их. Как увидел ее, лицо ее страшное, все понял. Поймали деда немцы, там же, на опушке, расстреляли.

Уже под утро, на привале, подошел к ней, слышу, она командиру рассказывает:

— Он из того же села, где я в школе работала. Народ там был упорный, и немцы все село сожгли. Старика я вытащила из горящей хаты. И дети его, и внуки – все погибли…Ну, я тоже одна на свете…Вот и пошли мы с ним вдвоем на восток, к своим…Часто по два-три дня ничего не ели. А доставался кусок хлеба – он мне отдавал. “Ешь, — говорит, — я свое отжил. Я, — говорит, — что отмерено человеку, все сполна получил – и горе и радость…А ты, — говорит, — пока еще одного горя нахлебалась…”.

Как сейчас вижу, сидит на поваленной осинке, держится прямо, крепится изо всех сил. Командир картуз снял, околышек ладонью протирает. Потом строго так спросил:

— Про нас как узнали?

— Как раз на Новой Гуте отдохнуть остановились, когда у вас бой начался. Местные жители побоялись помочь нам, староста у них лютовал, за каждым следил. Показали мне дорогу в лесничество.

Глядел я на нее, глядел, и сердце у меня защемило. Подошел и, как-то само получилось, по плечу погладил. Замолчала она, а потом, даже не обернувшись, проговорила сквозь зубы:

— Привязался, леший!

А я не пойму, за что она меня возненавидела?

В далеком концертном зале наступила гулкая тишина – окончилась первая часть. У микрофона зашелестели нотные страницы на пюпитрах. Кто-то из музыкантов сдержанно откашлялся…Началась вторая часть квартета, тревожная, полная внутреннего напряжения. Лесничий долго слушал.

“Да, — сказал он наконец, — это настоящая музыка. Именно так. Тысячи переходов, похожий один на другой, в жару, в дождь, в мороз. Мухи, голод, цинга. Сто километров через кочки, бурелом, болота, чтобы заложить одну мину…Это была часть большого партизанского соединения, которое в те дни перебазировалась на запад. С ними мы и прошли войну…Я и Галя. Я говорил вам, ее Галей звали? Идет она, как солдат, несет свою ношу, не пожалуется. На привалах люди спят, а она раненым подстилки стирает…”.

Лесничий кособочясь встал, погладил чешуйчатый ствол сосны, посмотрел куда-то вверх, усмехнулся.

“Никакого внимания она на меня не обращала. Просто мимо смотрела. Бывало, вернешься с задания в лагерь, пойдёшь бродить по кострам, чтобы ее увидеть…Все уж замечать стали. Как завидят меня, так и горланят: “Галя твой леший идет!”. Им развлечение…Она, конечно, услышит такое, и бежать от меня. Но скоро я прекратил это хождение…

Однажды вернулись мы ночью, как всегда, пошел по лагерю. Сидит! У костра. А рядом командир нашей группы. Подошел к ним сзади, хотел поздороваться. И слышу, командир ей говорит: — Конечно Галя, время сейчас неподходящее. Но если любишь по-настоящему, на всю жизнь – выходи замуж. Справим партизанскую свадьбу!

Не смог я отойти. Стою как столб. Не хочу слушать, а слышу. И сердце у меня где-то вот тут в горле колотится.

Галя подняла на него глаза – сияли они как два костра! – и улыбнулась ласково, по-детски…Никогда этой улыбки у нее не видел. И покачала головой:

— Нет, нехорошо будет. У других разлука. А тут перед ними два счастливых человека. Остальным на зависть, на мучение…Нет, нет, терпеть надо.

Строго смотрел на нее командир и медленно так по голове погладил…У меня даже в пальцах закололо, будто это я прикоснулся…И говорит:

— Девочка ты моя родная…

Тут уж я побежал. Они, верно, услышали, притихли. А я через кусты, наступил на кого-то, в шалаш к себе, закрылся с головой шинелью. «Господи, — думаю, — только бы никто лица моего не увидел!». Лежу, всю ночь думаю. И все они у меня перед глазами. И все чудится, ходят они по лагерю, вот тут возле шалаша, шепчутся…Ведь он в отцы ей, на двадцать лет старше! А может я ослышался, может ошибся, не так понял? Чего уж! Видел, как он на нее смотрел. И в конце концов, разве не бывает и так? Человек он хороший, любили его в отряде…То так думаю, то так…Истерзался.

В тот самый день, как мы на Днепр вышли, все мои сомнения и кончились. Седьмого января днем я в первый раз Днепр увидел. Там, на верховьях, он спокойный, только силу набирает. Подошли к берегу, ждем сигнала. Солнце. Вода сверкает. Над заводями птица. И от просмотра этого, оттого, что на запад идем, спокойно стало у меня на сердце. Смотрю на Днепр, про них думаю: ладно, пусть им счастье будет, они заслужили.

Пошел я нырять возле одной рыбачьей лодки, она в корягах застряла. Осень в сорок третьем году хоть и теплая была, но вода все же студеная…И признаться, мелькает у меня мысль: не грех бы мне и утонуть…

Но условный час наступил – мы широким фронтом Днепр переходили – командир приказ отдает: вперёд! И в первой лодке на середину реки выплывает. Вывел я и лодку, граба вдоль берега за товарищами.

Вдруг от другого берега катерок отчаливает и полным ходом вниз по реке. Немцы! И с кормы ведут по лодке командира пулеметный огонь. Лодка накренилась, раз-другой черпанула..

Встал наш командир, покачнулся и спиной, плашмя -за борт. Достали, сволочи…

Слышу, на нашем берегу крик. Кто-то прыгает ко мне в лодку. Галя! Губы у нее трясутся. “Греби!” – кричит.

Нырнул я. Ребята подоспели. Спасли его. Обе ноги ему очередью прошило.

Как ухаживала она за ним, как не отходила ни днем, ни ночью…Какие уж тут сомнения? Верно?

Солнце совсем скрылось за крышами, за лесом. Только верхушки деревьев еще розовели. А над нами ветки уже по-ночному чернели, четко рисуясь на потухающем небе. Радист потерял Москву. Заговорили птицы. Сначала по одной. Потом сразу хором, наперебой. Внезапно в это верещание ворвались тревожные и веселые звуки украинского певца. И лесничий, присев на корточки, ударил меня по плечу, и глаза его заискрились.

“Слышишь? Украина! Ага! На той Украине и нам с Галей выпало немного радости! Далеко отсюда, в Карпатах…

Карпаты, Карпаты! Ну и народ же там живет! Рядом немцы. Кругом стрельба. А они как только где соберутся, так – знай наших! – поют себе и поют свои песни.

Заночевали мы как-то в одном горном селе. Днем мы там неподалеку вышки нефтяные жгли. Гитлеровцам без нефти смерть. И гонялись они за нами как скаженные. Но крестьяне нам помогали. И проводниками были, и помощниками. В тот вечер собралось все село под огромными столетними дубами. Кругом в горах кострами нефтяные вышки полыхают. Зарево над Карпатами. Слышно, самолеты немецкие носятся. А тут и молодежь и старики песни поют.

Как это я оказался рядом с Галей? Слышу, и она подпевает. Впервые узнал, что поет. Поет! И плечами водит. И точно вся светится радостью.

Не я один заметил. Подошел командир, поглядел на нее.

— Галя, Галя, жива Украина!

И рассмеялась она легко, счастливо, как никогда раньше. Вот тут схватил меня вдруг за руку командир, рванул к себе и чуть не во весь голос:

— Да женитесь вы наконец, черти полосатые! Ведь сохнете оба! Хоть раз в жизни кумом побываю!

Хохочет. А в глазах мука смертная. Да, любил ее командир. Любил! И сколько он из-за меня перенес – это я один понимаю.

Как я очутился рядом с ней за деревом не помню. Где-то там на поляне, пели, шутили, кричали. А мы с ней были одни.

— Галя!…Галя!…

— Ну, что ты все повторяешь…Леший!

А я все свое, дурак: Галя и Галя!

— А раньше ты видел, понимал?

— Нет, нет, ничего не видел, не понимал. Ох, Галя, Галя!

— Я и не хотела, чтобы ты заметил. Одному командиру призналась. Он все понял.

Помолчала. Подняла на меня глаза свои:

— А ты слышишь, что они там поют? Слышишь? “Щеглик оженився». Смешная песня.

Не знаю, как можно теперь в это поверить и как рассказать? В ту ночь для меня войны не было. Мы все знали, что утром придется принять бой. Готовились, чистили оружие. Женщины и дети из села уходили в лес. Мужчины присоединялись к нам, приносили свои берданки, древние трехлинейки. То и дело от соседних групп нашего соединения приходили связные. Командир всю ночь был на ногах, обходил подразделения. Возле обоза хлопотала Галя, укладывала раненых. Готовили носилки на случай если придется бросить повозки. Во всем этом участвовал и я, но участвовал машинально, будто делал что-то не имеющее ко мне отношения. А в голове все звучали украинские напевы, ее тихий смех…Один раз она прошла мимо меня, торопливо, к штабной хате. Остановилась. Положила мне ладонь на шею. Мягкую, теплую, тоненькую ладонь…Как будто поцеловала…Самый первый раз.

Даже утром, когда раздались первые выстрелы, передавалось это чувство – чувство ее присутствия. Она помогала с ранеными. Мы лежали на краю узкой горной дороги. На другом конце села уже шел бой. За нашими спинами было движение, заскрипели повозки. Но я всегда знал, где она. Я и теперь не понимаю, как это могло быть.

На соседнем склоне показались белые дымки – там уже начали стрелять. Значит, скоро и наш черед.

Немцы появились неожиданно и совсем не на дороге. Они ползли по всему склону. Их было множество. Наверное, горные части. Нас было меньше. Крестьяне, молодцы, не падали духом. То справа, то слева от меня высовывалась голова в смушковой шапке. Парень оглушительно палил из дедовской винтовки и, свесившись вниз, высматривал, попал или промазал.

То, что сзади, в тылу у нас, плохо, я почуял сразу, еще до того, как наши там пошли в контратаку. Гляжу, мимо, пригибаясь, старик бежит.

Что там, — кричу, — с той стороны что?

— А ничего, воюем.

Но я уже знаю, что беда. Слышу голос командира:

— Раненых на носилки! Всем прикрывать раненых!

Вот тут я услышал ее стон. Мне все потом говорили, что я не мог слышать…А я слышал! Говорю вам, я слышал! Я побежал прямо туда, где знал – она. Ну что…Возле повозки ее…Под ключицу…Вот здесь…И сейчас мне кажется, пробеги я к ней секундой раньше…

Он не договорил, махнул рукой. Вокруг разливался уже зеленоватый сумрак. Скуластое лицо его с мохнатыми бровями казалось землистым и точно окаменело. Возле лесничества перекликались чьи-то голоса. Музыка звучала еле слышно, замирая в отдалении. Но он услышал.

— Играют еще, — сказал он тихо.

— А потом? Как сложилось у вас?

Он прерывисто вздохнул, медленно пошел к лесничеству.

— Как у всех…Вернулся домой…Сюда вот вернулся… — Вдруг остановился и, глядя на меня в упор, сказал: — Вернулся сюда возродить этот лес! Восстановить. Лес, в котором мы когда-то…И до тех пор я отсюда не уеду!

Машина уже ждала меня. Прощаясь, я крепко пожал ему руку.

В лесной избушке, поросшей мхом, жил старик — лохматый и ужасный. Прозвали его Лешим. Сказывали, кто в его лес зайдёт — дорогу домой навсегда потеряет. Все тропинки Леший спутает и в самую тёмную чащу заведёт, к зверью дикому. Те, кто чудом из леса выбрался, много жутких историй рассказывали. И про дом его, костями человеческими украшенный, и про ловушки, и про помощников — нечистую силу.

В деревне у леса мальчик жил с бабушкой и дедушкой. Старенькие они были, но внучок всегда по хозяйству помогал. Бабушка ему пироги с ягодами пекла — вкуснее не бывает!

Пошёл как-то мальчик за земляникой для пирога. Ягодка за ягодкой — и в лесу незаметно очутился. Под кустики всё глядит, по земляничной тропке идёт — по сторонам смотреть некогда.

Набрал полную корзинку, думает: «Вот бабушка обрадуется!» Обернулся, а деревни уж и не видно! Стал мальчик тропинку домой искать, да как её разглядишь — кругом кусты да деревья.

Брёл долго, уже и ягоды не милы, и корзинка тяжёлая. Вдруг между соснами огонёк замигал. Поспешил мальчик к нему, глядь — избушка посреди леса, как грибок после дождя, выросла. Вся мхом покрыта, палочки диковинные на ней друг о дружку побрякивают. Тут мальчик все страшилки про Лешего вспомнил. Испугался он, но в лесу ночевать страшнее показалось, чем в дом идти.

Постучал в дверь, как полагается, а оттуда старичок вышел, не больше мальчика ростом. Глазки под косматыми бровями — как озёрца, льдом подёрнутые. Испугался пуще прежнего мальчик, а ноги как будто в землю корни пустили, убежать не могут.

«Вправду колдовство, верно охотники рассказывали!» — обомлел он.

— Заходи, коли пришёл. Или тебе в лесу с медведями спокойнее? — прохрипел старик и то ли закашлялся, то ли засмеялся, не разобрать.

Зашёл мальчик в избу, огляделся — на столе лучинка мирно горит, на печи кот спит, только усы подрагивают, точно сметану во сне ест.

— Небось, проголодался? Вот тебе морс ягодный и пирог.

— Из человечины пирог? — спросил мальчик дрожащим голосом.

— Из капусты он, — почесал старичок косматый затылок.

— А вы разве людей не едите? — удивился мальчик.

— А зачем же мне их есть? Польза, что ль, какая в них особенная?

Мальчик вопросы задаёт, а сам пирог за обе щеки уплетает.

— А зачем вы тропинки в лесу путаете? Люди потом домой вернуться не могут.

— Да кто ж им мешает? Медовухи напьются, а потом меж двух сосен тропинку не найдут. Кричат, Рыжуху мою пугают.

«Не иначе медведь-людоед Рыжуха этот», — подумал мальчик.

— Да белка это, — хмыкнул старичок, как будто мысли прочитал. — Тут, неподалёку, на дереве живёт. Шума не любит она.

— А почему вы такой страшный и косматый? — не унимался мальчик.

— А каким мне быть? Мне уже сто восемь лет и наряжаться не для кого. Для белки, что ли? — засмеялся старик. Точно засмеялся. А может, и закашлял — кто ж поймёт.

— Ну что, наелся? Пойдём дорогу домой тебе покажу, пока солнце не село.

Обрадовался мальчик доброте Лешего — с дедушкой да сытым пузом не боязно в лесу. В благодарность за гостеприимство корзинку с ягодами ему оставил. На избушку, уходя, оглянулся — нет никаких костей человеческих, свистульки деревянные на ней развешаны. Ветерок дует — они свистят.

— Ты только это… — старичок потупился, — не говори никому, что у меня тут пироги с капустой. А то житья не дадут, молодняк сосновый мне потопчут да белок распугают.

Вернулся мальчик домой, а там бабка с дедом охают-причитают, всей деревней внука по округе ищут.

— Леший меня в лес заманил, хотел пироги из меня сделать, но я от него убежал, — поведал им мальчик и вздохнул: — Вот только корзинку потерял.

Хоть и нехорошо обманывать, но сдержал он обещание, не выдал секрет Лешего.

С тех пор никто далеко в лес не заходил, зверей не беспокоил, поросль не топтал. А историй про Лешего ещё больше стало.

Читать все рассказы яндекс дзен канала «Вокруг любви». Все главы рассказов на странице сайта.

Рассказ «Мама, я не хочу, чтобы тебе было больно, когда я уйду»

1 часть/2 часть (развязка)

Рассказ «Упущенное счастье»

1 часть/2 часть/3 часть/4 часть (развязка)

Рассказ «План по возврату мужа»

1 часть/2 часть/3 часть/4 часть/5 часть/6 часть (развязка)

Рассказ «Женское безрассудство»

1 часть/2 часть/3 часть/4 часть/5 часть/6 часть/7 часть/8 часть (развязка)

Рассказ «33 несчастья Варвары Мокроусовой»

1 часть/2 часть/3 часть/4 часть/5 часть/6 часть/7 часть/8 часть/9 часть/10 часть/11 часть/12 часть/13 часть/14 часть (развязка)

Рассказ «Сердцу не прикажешь»

1 часть/2 часть/3 часть/4 часть/5 часть/6 часть/7 часть/8 часть/9 часть (развязка)

Рассказ «Камни преткновения»

1 часть/2 часть/3 часть (развязка)

Рассказ «Странная любовь»

1 часть/2 часть (развязка)

Рассказ «Картежник»

1 часть/2 часть/3 часть/4 часть/5 часть/6 часть/7 часть/8 часть/9 часть/10 часть/11 часть(развязка)

Рассказ «Бедный зять»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6 (развязка)

Рассказ «Слабак»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7 (развязка)

Рассказ «Ненужный ребенок»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12 (развязка)

Рассказ «Два берега одной реки»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4 (развязка)

Рассказ «Сосед»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6 (развязка)

Рассказ «Не отрекаются любя»

Часть 1/Часть 2 (развязка)

Рассказ «Нелёгкий выбор Полины»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6 (развязка)

Рассказ «Подлая сноха»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13 (развязка)

Рассказ «Интервью»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8 (развязка)

Рассказ «Без вины виноватая»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9 (развязка)

Рассказ-юмореска «Странная семейка»

Часть 1/Часть 2/Часть 3 (развязка)

Рассказ «Ненужный»

Рассказ «Или она, или я»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11 (развязка)

Рассказ «Недовольная»

Часть 1/Часть 2/Часть 3 (развязка)

Рассказ «Кризис среднего возраста»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6 (развязка)

Рассказ «Парень с ребенком»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7 (развязка)

Рассказ «Бессовестный брат»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7 (развязка)

Рассказ «Принц с сайта знакомств»

Часть 1/Часть 2/Часть3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13 (развязка)

Рассказ «Предательство по наследству»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14 (развязка)

Рассказ «Это моя дочь»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14 (развязка)

Рассказ «Теплоход судьбы»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6 (развязка)

Рассказ «Я всё выдержу»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10 (развязка)

Рассказ «Злая шутка»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8 (развязка)

Рассказ «Ночное свидание»

Часть 1/Часть 2 (развязка)

Рассказ «Подруга»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10 (развязка)

Рассказ «Разница в возрасте»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8 (развязка)

Рассказ «Никому не нужная»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10 (развязка)

Рассказ «Любящая бабушка»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12 (развязка)

Рассказ «Вера для Юли»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10 (развязка)

Рассказ «Жить здесь и сейчас»

Рассказ «Вера в себя»

Рассказ «Непростой путь к себе»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8 (развязка)

Рассказ «Наглая кукушка»

Рассказ «Забытая дочь»

Рассказ «Странная бабушка»

Рассказ «Обидная ситуация»

Рассказ «Обидные слова»

Рассказ «Мой сын лучше»

Рассказ «Семейные хлопоты»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11 (развязка)

Рассказ «Предательство друзей»

Рассказ «Непредсказуемая жизнь»

Рассказ «Сдаваться нельзя бороться»

Рассказ «Терпение лопнуло»

Рассказ «Аромат сирени»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15 (развязка)

Рассказ «Маленький мужчина»

Тот случай, когда ребёнку лучше в Детском доме

Рассказ «Папочка, я так тебя люблю!»

Рассказ «Невеста для сына»

Рассказ «Я не такая, как вы»

Рассказ «Дорогая наша книжная фея»

Рассказ «Неблагодарный сынок»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10 (развязка)

Рассказ «Спасибо, папочка, что ты есть у меня»

Рассказ «Вишневый пирог с корицей»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15 (развязка)

Рассказ «Любимая колючка»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12 (развязка)

Рассказ «Чужих детей не бывает»

Рассказ «Половина алиментов моя»

Рассказ «Для родни жалко?»

Рассказ «А чем я хуже тебя»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10 (развязка)

Рассказ «Ты мне должен»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12 (развязка)

Рассказ «Счастье пышки»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15/Часть 16 (развязка)

Рассказ «Мне можно всё»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9 (развязка)

Рассказ «Как мне поверить?»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12 (развязка)

Рассказ «Как же мне тебя не хватает…»

Рассказ «Право на счастье»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15 (развязка)

Рассказ «Что хочу, то и делаю»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14 (развязка)

Рассказ «Рыжее счастье по имени Настя»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14 (развязка)

Рассказ «Наступит день, и счастье переступит мой порог»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14 (развязка)

Рассказ «Между двух огней»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15/Часть 16 (развязка)

Рассказ «Бабушкино наследство»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11 (рассказы)

Рассказ «Семейные традиции»

Рассказ «Своих не бросаем»

Рассказ «Хрупкое счастье»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14 (развязка)

Рассказ «Она не может быть слабой, потому что мать»

Рассказ «Изящное коварство»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15/Часть 16/Часть 17/Часть 18/Часть 19/Часть 20 (развязка)

Рассказ «Вредные мамочки»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13 (развязка)

Рассказ «Истинная любовь»

Рассказ «Клевер на удачу»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14 (развязка)

Рассказ «Борьба за дочь»

Рассказ «Я отберу у тебя всё»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12 (развязка)

Рассказ «Судьбоносное наследство»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15/Часть 16/Часть 17/Часть 18/Часть 19/Часть 20/Часть 21 (развязка)

Рассказ «Наша любимая бабушка»

Рассказ «Первая любовь, любовь последняя»

Рассказ «Материнская забота»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15/Часть 16/Часть 17/Часть 18 (развязка)

Рассказ «Чужие советы»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15/Часть 16/Часть 17/Часть 18/Часть 19/Часть 20/Часть 21 (развязка)

Рассказ «Разбитые чувства»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/Часть 8/Часть 9/Часть 10/Часть 11/Часть 12/Часть 13/Часть 14/Часть 15/Часть 16/Часть 17 (развязка)

Рассказ «Грехи прошлого»

Часть 1/Часть 2/Часть 3/Часть 4/Часть 5/Часть 6/Часть 7/

Автор: Станислав

Во времена ранней юности я как-то незаметно для себя влился в тусовку блэк-металлистов. Эта тусовка подразумевала под собой не только посещение соответствующих концертов, но и увлечение разного рода чертовщиной: мы гуляли по кладбищам, устраивали ночные рандеву в лесу и даже пытались проводить различные обряды – разумеется, с подростковой непосредственностью. Нам было без разницы, призывать дьявола или обращаться к Велесу: мы тогда не видели особой разницы между религиями.

Поэтому у меня не вызвало особого удивления желание Юрки, который и привёл меня в эту тусовку, отпраздновать день рождения Лешего. Ну а что: Леший – он же персонаж из славянской мифологии, стало быть, достаточно близок к Велесу, к которому мы обращались по поводу и без. А что до его дня рождения – так нам лишь бы был повод что-нибудь отпраздновать.

Встретились мы в тот вечер, как и полагается, в лесу, на маленькой полянке без кустов и деревьев, на которую предварительно принесли брёвна в качестве скамеек. Разложили на них свои пикниковые наборы и скромные украшения (сейчас я не понимаю, какое отношение к Лешему имеют различные черепа и кресты, но тогда казалось, что это прекрасный антураж) и стали ждать.

Чего ждать – я и сам не знал, но ни малейшего плана праздника у нас не было: если говорить откровенно, то мы собирались просто начать завывать песни какого-нибудь очередного Варга Викернеса.

До какого-то момента так и было. Стемнело. Мы разожгли костёр, который стал источником света и дополнением к антуражу. Сидели, травили анекдоты на спорные темы, Дима, наш гитарист, наигрывал незамысловатые мелодии – словом, от обычного пикника в лесу наше празднование отличалось только временем суток.

Когда костёр начал угасать из-за внезапно налетевшего субтропического дождя, мы не стали поддерживать в нём огонь, здраво рассудив, что пора бы уже и шашлыки начать жарить – для этого нам нужны были не языки пламени, а горячие угли.

Нам показалось, что кто-то обходит нашу поляну кругом. Был слышен звук ломающихся веток и тяжёлое дыхание какого-то животного, но это животное не было привычным нам енотом или ежом: ветки, казалось, ломаются на уровне человеческого роста или даже выше. Мы бы подумали, что это медведь или лось, цепляющий растительность своими рогами, но ни тех, ни других у нас отродясь не водилось.

Пока мы переглядывались и пытались понять, что происходит, костёр окончательно потух, и мы остались в кромешной темноте. По листьям барабанил усилившийся дождь, а вокруг нас продолжали ломаться ветки. Дима было выхватил из рюкзака фонарь и попытался его включить, но Юрка перехватил его руку и тихо прошептал: «Не нужно».

Эта какофония длилась минут 15-20. Затем дождь кончился также внезапно, как и налетел, тучи рассеялись и на небе показались луна и звезды. Мы продолжали недвижимо сидеть на своих местах, когда вдруг поняли, что все закончилось – и теперь мы слышим привычные ночные шумы леса.

Я осторожно поднялся со своего места, взял у Димы фонарик и обошёл поляну примерно по такой же траектории, по какой совершало обход неведомое нам существо: на высоте примерно трёх метров на деревьях были глубокие царапины, которые могло оставить только что-то крупное – явно не енот. О поломанных ветвях и говорить было нечего. Но что интересно: несмотря на ливень, превративший землю под нашими ногами в небольшое болотце, не было видно ни одного следа, который мог бы указать на нарушителя нашего спокойствия.

Когда я вернулся к приятелям и рассказал о своих находках, Юрик задумчиво почесал затылок и выдал:

– Наверное, это и был Леший. Я читал, что ему нужно оставлять угощение, когда в лес приходишь, а мы же не просто так в лес пришли, а именно к нему. Не успели, правда, шашлык пожарить…

– Тоже мне, умник нашёлся. Нельзя было с этого начать? – укоризненно спросил я.

Приятель промолчал.

С того момента прошло 10 лет. Я вырос и вступил в поисково-спасательный отряд, так что теперь мне приходится ходить по лесам ещё чаще, чем в юности. И каждый раз, приходя в лес, я обязательно беру с собой пряник или другое угощение и кладу у какого-нибудь дерева, пока никто не видит. Так спокойнее.

Можно не верить в мистику, но нельзя не верить своим глазам и ушам – особенно тогда, когда другие люди видели то же самое, что и ты. После этой ситуации с Лешим я стал допускать, что есть что-то такое, о чём современная наука ещё не знает – в конце концов, покажи мы древним людям наши телефоны, компьютеры и самолёты, нас бы закидали камнями или сожгли на костре за могущественное колдовство.

Так почему бы не существовать Лешему, о котором сотни людей издревле слагали легенды на основании собственного опыта? Может быть, новостные ленты наших потомков будут заполнены сообщениями о том, что учёные открыли какое-то пространство, в котором живут существа, считавшиеся до этого мифическими?

Баба Маня жизнь прожила долгую, трудную. Девяносто восемь, почитай, исполнилось, когда на погост её понесли. Пятерых детей подняла, семнадцать внуков вынянчила, да правнуков с десяток. Все на её коленях пересидели до единого, ступени крыльца стёрты были добела от множества ног и ножек, что бегали и ступали по нему за все эти годы, всех принимала старая изба, которую ещё до войны поставил муж бабы Мани — Савелий Иваныч.

В сорок первом ушёл он на фронт да там и сгинул, пропал без вести в сорок третьем, где-то под Сталинградом, холодной суровою зимою. Баба Маня, тогда ещё просто Маня, вдовой осталась, с детьми мал-мала меньше. До последнего дня своей жизни, однако, ждала она своего Савоньку, не теряла надежды, что он жив, часто выходила к палисаднику и стояла, всматриваясь вдаль, за околицу — не спускается ли с пригорка знакомая фигура. Но не пришёл Савелий Иваныч, теперь уж там, чай, встретились.

Но не только мужа проводила на войну баба Маня, а и старшего сына своего — Витеньку. Ему об тот год, как война началась, восемнадцатый годок пошёл. В сорок втором ушёл добровольцем, а в сорок пятом встретил Победу в Берлине. Домой вернулся живым на радость матери. Ну а младшей Иринке тогда всего два годика исполнилось, последышем была у родителей. Мане под сорок уж было, как Ирка народилась.

Война шла по земле…Всяко бывало, и голодно, и холодно, и тоска душу съедала и неизвестность. Однако выстояли, все живы остались, окромя отца.

Когда пришла пора бабе Мане помирать, то ехать в город в больницу она категорически отказывалась.

— Сколь мне той жизни-то осталось? Сроду в больницах не бывала, дайте мне в родной избе Богу душу отдать.

Дети о ту пору сами уже стариками стали, внуки тоже в делах да заботах, ну и вызвалась за прабабкой доглядывать правнучка Мила. Больно уж она прабабушку свою любила, да и та её среди других правнуков выделяла, хоть и старалась не показывать того.

Приехала Мила, которой тогда девятнадцать исполнилось, в деревню, в бабыманин дом. Ну и остальная родня чем могла помогала, кто продуктов им привезёт, кто на выходных приедет с уборкой помочь. Так и дело пошло. Баба Маня не вставала, лежала на подушках строгая, задумчивая, ровно что тревожило её.

Подойдёт к ней Милочка, постоит, поглядит, спросит:

— Чего ты, бабуленька? Что тебе покоя не даёт? О чём всё думаешь?

— Да что, милая, я так… Жизнь вспоминаю.

— Ну вот что, давай-ка чаю пить.

Принесёт Мила чашки, варенье да печенья, столик подвинет ближе и сама тут же пристроится. Потечёт у них разговор задушевный, повеселеет бабушка, и Миле спокойно.

Но с каждым днём всё больше бабушка слабела, всё чаще молчала, да думала о чём-то, глядя в окно, за которым стоял старый колодец. Выкопал его тоже Савелий, муж её, тогда же, когда и избу поднимали. Теперь-то уж не пользовались им, вода в избе была нынче, все удобства. Но засыпать колодец не стали, на добрую память о прадедушке оставили.

И вот в один из весенних дней, когда приближался самый великий из праздников — День Победы, подозвала баба Маня правнучку к себе и рукой на стул указала, садись, мол. Присела Мила.

— Что ты, бабонька? Хочешь чего? Может кашки сварить?

Помотала баба Маня головой, не хочу, мол, слушай.

— Праздник скоро, — с придыханием начала баба Маня, — Ты знаешь, Мила, что для меня нет его важнее, других праздников я и не признаю, окромя него. Так вот, вчерась Савонька ко мне приходил. Да молчи, молчи, мне и так тяжело говорить-то, болит в груди, давит чего-то. Приходил молодой, такой каким на фронт уходил. Скоро, бает, увидимся, Манюша. Знать недолго мне осталось.

И вот что хочу я тебе поведать, Милочка, ты слушай внимательно. Никому в жизни я этой истории не рассказывала доселе. А теперь не могу молчать, не хочу я, Милочка, с собой эту тяжесть уносить. Не даёт она мне покоя. Вот как дело, значит, было…

У Савелия в лесу заимка была, охотился он там бывало, ну и избушка небольшая имелась. Как на войну я сына да мужа проводила, так и сама научилась на зайцев да на птиц силки ставить. Уходила в лес с утра, в избушке всё необходимое хранила для разделки, а на другой день проверять силки ходила.

И вот однажды прихожу я как обычно к избушке, захожу, и чую — есть кто-то там. Ой, испужалась я до чего! Может беглый какой, дезертир. Тогда были и такие. А то вдруг медведь, а у меня ничего с собой и нет. Нащупала я в углу избы лопату, выставила её вперёд себя да пошла тихонько в тот тёмный угол, где копошилось что-то.

Вижу, тёмное что-то, грязное, а оконце в избе махонькое, да и то света почти не пропускает, под самым потолком оно. Замахнулась я лопатой-то, и тут гляжу, а это человек. Ба, думаю, чуть не убила, а самой страшно, кто ж такой он. Может из наших партизан кто?

— Ты кто такой? — спрашиваю я у него.

Молчит.

— Кто такой, я тебе говорю? — а сама снова лопату подняла и замахнулась.

А он в угол зажался, голову руками прикрывает. Вижу, руки у него все чёрные, в крови что ли. И лицо не лучше.

— А ну, — говорю, — Вылазь на свет Божий.

Он, как сидел, так и пополз к выходу, а сам всё молчит. И вот вышли мы так за дверь и вижу я, Господи помилуй, да это ж никак немец? Откуда ему тут взяться? А молоденький сам, мальчишка совсем, волосы светлые, белые почти, как у нашего Витюши, глаза голубые, худой, раненый. Стою я так напротив него и одна мысль в голове:

— Прикончить его тут же, врага проклятого.

А у самой защемило что-то на сердце, не смогу. Годков-то ему и двадцати нет поди, ровно как и моему сыну, который тоже где-то воюет. Ой, Мила, ой, тяжко мне сделалось, в глазах потемнело. А этот вражина-то, значит, сидит, сил нет у него, чтобы встать, и твердит мне на своём варварском наречьи:

— Не убивайт, не убивайт, фрау!

И не смогла я, Мила, ничего ему сделать. Больше того скажу я тебе. Взяла я грех на душу — выхаживать его принялась. Ты понимаешь, а? Мои муж с сыном там на фронте врага бьют, а я тут в тылу выхаживаю его проклятого! А во мне тогда материнское сердце говорило, не могу я этого объяснить тебе, дочка, вот появятся у тебя детушки и может вспомнишь ты свою прабабку старую, дурную, и поймёшь…

Тайком стала я ему носить еды маленько, картошину, да молока кружку. Раны его перевязала. Наказала из избушки носу не казать. Приволокла соломы из дому да тулупчик старенький, ночи уже холодные совсем стояли, осень ведь. Благо ни у кого подозрений не вызвало, что в лес я хожу, я ведь и до того ходила на заимку.

А на душе-то кошки скребут, что я творю? Сдать надо мне его, пойти куда следует.

— Всё, — думаю с вечера, — Завтра же пойду к председательше Клавдии.

А утром встану и не могу, Милка. Не могу, ноги нейдут…

Дни шли, немец болел сильно, горячка была у него, раны гноились. Так я что удумала. В село соседнее пошла, там фельшерица была, выпросила у ей лекарство, мол, дочка вилами руку поранила, надо лечить. И ведь никто не проверил, не узнал истины. А я тому немцу лекарство унесла. Пока ходила эдак-то к нему, говорили мы с ним. Он по нашему сносно балакал, не знаю уж где научился.

Звали его Дитер. И рассказывал он про их хозяйство там, в Германии ихней, про мать с отцом, про младших братьев. Ведь всё как у нас у них. Зачем воевали?… Слушала я его и видела их поля, семью его, как будто вживую. И так мне мать его жалко стало. Ведь она тоже сына проводила, как и я, и не знает где-то он сейчас.

Может и мой Витенька сейчас вот так лежит где-то, раненый, немощный. Может и ему поможет кто-то, как я этому Дитеру помогаю. Ох, Мила, кабы кто узнал тогда, что я делала, так пошла бы я под расстрел. Вот какой грех на мне, доченька. Тряслась я что лист осиновый, а ноги сами шли на заимку.

И вот в один из дней в деревню к нам партизаны пришли. Вот тогда я по-настоящему испугалась. Задками, огородами, вышла я из деревни, да бегом на заимку, в избушку свою.

— Вот что, Дитер, — говорю я своему немцу, — Уходить тебе надо! Иначе и меня с детьми погубишь и сам погибнешь. Что могла, сделала я для тебя, уходи.

А он слабый ещё совсем, жар у его, сунула я ему с собой еды немного да и говорю:

— Сначала я уйду, а потом ты тихонько выходи и уходи, Дитер.

А он глядел на меня, глядел, а потом за пазуху полез. Я аж похолодела вся.

— Ну, — думаю, — Дура ты, Маня, дура, у него ведь оружие есть наверняка. Порешит он тебя сейчас.

А он из-за пазухи достал коробочку, навроде шкатулки махонькой и говорит:

— Смотри, фрау.

И мне показывает. Я ближе подошла, а там бумажка с адресом и фотография.

— Мама, — говорит он мне, и пальцем на женщину тычет, что на фото.

Потом сунул мне в руки эту коробочку и говорит:

— Адрес тут. Когда война закончится, напиши маме. Меня убьют. Не приду домой. А ты напиши, фрау. Мама знать будет.

Взяла я эту коробчонку, а сама думаю, куда деть её, а ну как найдут? Постояли мы с ним друг напротив друга, поглядели. А после, уж не знаю, как это получилось, само как-то вышло, подняла я руку и перекрестила его. А он заревел. Горько так заревел. Руку мою взял и ладонь поцеловал. Развернулась я и побежала оттуда. Бегу, сама ничего от слёз не вижу.

— Ах ты ж , — думаю, — Война проклятая, что ж ты гадина наделала?! Сколько жизней покалечила. Сыновья наши, мальчишки, убивать идут друг друга, вместо того, чтобы хлеб растить, жениться.

Тут слышу, хруст какой-то, ветки хрустят, за кустами мужики показались, и узнала я в них наших, тех, что в деревню пришли недавно.

— Что делать?

И я нож из кармана вытащила, да ногу себе и резанула. Тут и они подошли.

— Что тут делаешь? Чего ревёшь?

— Да на заимку ходила, силки проверяла, да вот в потёмках в избе наткнулась на железку, порезалась, больно уж очень.

— Так чего ты бежишь? Тут перевязать надобно, — говорит один из них и ближе подходит.

— Да я сама, сама, — отвечаю. С головы платок сняла да и перемотала ногу-то.

Ну и бегом от них в деревню. А они дальше, в лес пошли.

Мила слушала прабабушку, раскрыв рот, и забыв про время. Ей казалось, что смотрит она фильм, а не про жизнь настоящую слушает. Неужели всё это с её бабой Маней произошло?

— А дальше что, бабуля? Что с Дитером стало?

— Не знаю, дочка, может и ушёл, а может наши его тогда взяли. Он больно слабый был, вряд ли смог уйти. Да и я тогда выстрелы слышала, когда из леса-то на опушку вышла. Думаю, нет его в живых.

— А что же стало с той шкатулкой? Ты написала его матери?

— Нет, дочка, не написала. Времена тогда были страшные, боялась я. Ну а после, когда много лет прошло, порывалась всё, да думала, а надо ли прошлое бередить? Так и лежит эта шкатулка с тех пор.

— Так она цела? — подскочила Мила, — Я думала, ты уничтожила её.

— Цела, — ответила бабушка, — И спрятала я её на самом видном месте. Долго я думала куда мне её деть, а потом и вспомнила, как мне ещё отец мой говорил, мол хочешь что-то хорошо укрыть — положи на видное место. Вот у колодца я её и закопала ночью. Там много ног ходило, землю быстро утоптали, отполировали даже. А я до сих пор помню, где именно она лежит.

— А покажешь мне?

— Покажу.

В тот же день Мила принялась копать. Было это нелегко. Земля и вправду была отполирована и тверда, словно бетон. Но мало-помалу дело шло, и через какое-то время Мила с трепетом достала на свет , завёрнутую в тряпицу, небольшую деревянную коробочку. Ночью, когда бабушка уже спала, Мила сидела за столом и разглядывала тронутую временем, но всё же довольно хорошо сохранившуюся фотографию женщины средних лет и жёлтый сложенный кусочек бумаги с адресом.

Бабы Мани не стало десятого мая. Она встретила свой последний в жизни Праздник Победы и тихо отошла на заре следующего дня. Душа её теперь была спокойна, ведь она исповедала то, что томило её многие годы. Невыполненное обещание, данное врагу.

Мила нашла Дитера. Невероятно, но он был жив, и все эти годы он помнил фрау Марию, которая спасла ему жизнь. Жил он по тому же адресу, что был указан на клочке бумаги, отданной бабе Мане в том далёком сорок третьем. У него было четверо детей, два сына и две дочери, одну из дочерей он назвал Марией, в честь русской женщины. Милу пригласили в гости и она, немного посомневавшись, всё же поехала. Она увидела вживую и Дитера, и его детей, и внуков.

Теперь над их головами было мирное небо, они были не врагами, но сердца помнили то, что забыть нельзя, чтобы никогда больше не повторилось то, что было. Говорят, что воюют политики, а гибнут простые люди, наверное так оно и есть. Многое минуло с той поры, поросло травой, стало памятью. Наши Герои всегда будут живы в наших сердцах.

А жизнь идёт. И надо жить. И никогда не знаешь, где встретит тебя твоя судьба. Любовь не знает слова «война». Милу она встретила в доме Дитера. Спустя год она вышла замуж за его внука Ральфа. Вышло так, что тогда на лесной глухой заимке её прабабушка Мария решила судьбу своей правнучки..