Константин паустовский рассказ моя россия

Короткие
рассказы для детей о лете, природе и животных летом.

«Моя
Россия»

Автор:
Паустовский Константин Георгиевич

С
этого лета я навсегда и всем сердцем привязался к Средней России. Я не знаю
страны, обладающей такой огромной лирической силой и такой трогательно
живописной — со всей своей грустью, спокойствием и простором, — как средняя
полоса России. Величину этой любви трудно измерить. Каждый знает это по себе.
Любишь каждую травинку, поникшую от росы или согретую солнцем, каждую кружку
воды из летнего колодца, каждое деревце над озером, трепещущее в безветрии
листьями, каждый крик петуха, каждое облако, плывущее по бледному и высокому
небу. И если мне иногда хочется жить до ста двадцати лет, как предсказывал дед
Нечипор, то только потому, что мало одной жизни, чтобы испытать до конца все
очарование и всю исцеляющую силу нашей среднеуральской природы.

«На
поле летом»

Автор:
Ушинский Константин Дмитриевич

Весело
на поле, привольно на широком! До синей полосы далекого леса точно бегут по
холмам разноцветные нивы. Волнуется золотистая рожь; вдыхает она крепительный
воздух. Синеет молодой овес; белеет цветущая гречиха с красными стебельками, с
бело-розовыми, медовыми цветочками. Подальше от дороги запрятался кудрявый
горох, а за ним бледно-зеленая полоска льна с голубоватыми глазками. На другой
стороне дороги чернеют поля под струящимся паром.

Жаворонок
трепещется над рожью, а острокрылый орел зорко смотрит с вышины: видит он и
крикливую перепелку в густой ржи, видит он и полевую мышку, как она спешит в
свою нору с зернышком, упавшим из спелого колоса. Повсюду трещат сотни
невидимых кузнечиков.

«Утренние
лучи»

Автор:
Ушинский Константин Дмитриевич

Выплыло
на небо красное солнышко и стало рассылать повсюду свои золотые лучи — будить
землю.

Первый
луч полетел и попал на жаворонка. Встрепенулся жаворонок, выпорхнул из
гнездышка, поднялся высоко, высоко и запел свою серебряную песенку: «Ах, как
хорошо в свежем утреннем воздухе! Как хорошо! Как привольно!»

Второй
луч попал на зайчика. Передернул ушами зайчик и весело запрыгал по росистому
лугу: побежал он добывать себе сочной травки на завтрак.

Третий
луч попал в курятник. Петух захлопал крыльями и запел: ку-ка-ре-ку! Куры
слетели с нашестей, закудахтали, стали разгребать сор и червяков искать.
Четвертый луч попал в улей. Выползла пчелка из восковой кельи, села на
окошечко, расправила крылья и — зум-зум-зум! — полетела собирать медок с
душистых цветов.

Пятый
луч попал в детскую, на постельку к маленькому лентяю: режет ему прямо в глаза,
а он повернулся на другой бок и опять заснул.

«Летний
вечер»

Автор:
Толстой Алексей Николаевич

В
далекой и бледной глубине неба только что проступали звездочки; на западе еще
алело — там и небосклон казался ясней и чище; полукруг луны блестел золотом
сквозь черную сетку плакучей березы. Другие деревья либо стояли угрюмыми
великанами, с тысячью просветов, наподобие глаз, либо сливались в сплошные
мрачные громады. Ни один листок не шевелился; верхние ветки сиреней и акаций
как будто прислушивались к чему-то и вытягивались в теплом воздухе. Дом темнел
вблизи; пятнами красноватого света рисовались на нем освещенные длинные тени.
Кроток и тих был вечер; но сдержанный, страстный вздох чудился в этой тишине.

«Лес
шумит»

Короленко
Владимир Галактионович

Лес
шумит….

В
этом лесу всегда стоял шум — ровный, протяжный, как отголосок дальнего звона,
спокойный и смутный, как тихая песня без слов, как неясное воспоминание о
прошедшем. В нем всегда стоял шум, потому что это был старый, дремучий бор,
которого не касались еще пила и топор лесного барышника. Высокие столетние
сосны с красными могучими стволами стояли хмурою ратью, плотно сомкнувшись
вверху зелеными вершинами. Внизу было тихо, пахло смолой; сквозь полог сосновых
игл, которыми была усыпана почва, пробивались яркие папоротники, пышно
раскинувшиеся причудливою бахромой и стоявшие неподвижно, не шелохнув листом. В
сырых уголках тянулись высокими стеблями зеленые травы; белая кашка склонялась
отяжелевшими головками, как будто в тихой истоме. А вверху, без конца и перерыва,
тянул лесной шум, точно смутные вздохи старого бора.

«Какая
бывает роса на траве»

Автор:
Толстой Лев Николаевич

Когда
в солнечное утро, летом, идешь в лес, то на полях, в траве, видны алмазы. Все
алмазы эти блестят и переливаются на солнце разными цветами—и желтым, и
красным, и синим.

Когда
подойдешь ближе и разглядишь, что это такое, то увидишь, что это капли росы
собрались в треугольных листьях травы и блестят на солнце. Листок этой травы
внутри мохнат и пушист, как бархат.

И
капли катаются по листку и не мочат его.

Когда
неосторожно сорвешь листок с росинкой, то капелька скатится, как шарик светлый,
и не увидишь, как проскользнет мимо стебля. Бывало, сорвешь такую чашечку,
потихоньку поднесешь ко рту и выпьешь росинку, и росинка эта вкуснее всякого
напитка кажется.

«Летние
грозы»

Автор:
Паустовский Константин Георгиевич

Летние
грозы проходят над землей и падают за горизонт. Молнии то с размаху бьют в
землю прямым ударом, то полыхают на черных тучах.

Радуга
сверкает над сырой далью. Гром перекатывается, грохочет, ворчит, рокочет,
встряхивает землю.

«Цветы»

Автор:
Паустовский Константин Георгиевич

У
самой воды большими куртинами выглядывали из зарослей мяты невинные
голубоглазые незабудки. А дальше, за свисающими петлями ежевики, цвела по откосу
дикая рябина с тугими желтыми соцветиями. Высокий красный клевер перемешивался
с мышиным горошком и подмаренником, а над всем этим тесно столпившимся
содружеством цветов подымался исполинский чертополох. Он крепко стоял по пояс в
траве и был похож на рыцаря в латах со стальными шипами на локтях и
наколенниках.

Нагретый
воздух над цветами «млел», качался, и почти из каждой чашечки высовывалось
полосатое брюшко шмеля, пчелы или осы. Как белые и лимонные листья, всегда
вкось, летали бабочки.

А
еще дальше высокой стеной вздымался боярышник и шиповник. Ветки их так
переплелись, что казалось,будто огненные цветы шиповника и белые, пахнущие
миндалем цветы боярышника каким-то чудом распустились на одном и том же кусте.

Шиповник
стоял, повернувшись большими цветами к солнцу, нарядный, совершенно
праздничный, покрытый множеством острых бутонов. Цветение его совпадало с
самыми короткими ночами — нашими русскими, немного северными ночами, когда
соловьи гремят в росе всю ночь напролет, зеленоватая заря не уходит с горизонта
и в самую глухую пору ночи так светло, что на небе хорошо видны горные вершины
облаков.

«Началось
лето»

Автор:
Абрамов Федор Александрович

Вдали
глухо бухнуло — темные тяжелые тучи ползли на деревню. Они ползли медленно,
грозно клубясь и властно разрастаясь до самого горизонта.

В
деревне стало темно и немо. Даже скотина притихла в ожидании. И вдруг
оглушительный грохот сотряс землю.

По
всей деревне захлопали двери, ворота. Люди выбегали на улицу, ставили ушаты под
потоки и под проливным дождем радостно перекликались друг с другом. По лужам,
как жеребята, носились босоногие ребятишки, началось короткое северное лето.

В своих рассказах о природе Паустовский Константин Георгиевич использует всё богатство и мощь русского языка, чтобы в ярких ощущениях и красках передать всю красоту и благородство русской  природы, вызывающее трогательные чувства любви и патриотизма к местам родного края.

Природа в небольших заметках писателя проходит через все времена года в красках и звуках, то преображаясь и приукрашиваясь весной и летом, то успокаиваясь и засыпая осенью и зимой. Рассказы Паустовского в коротких формах миниатюр раскрывают все трепетные патриотические чувства, которые производит на читателя родная природа, с безграничной любовью описанная словами автора.

Рассказы о природе

(Сборник)

• Рассказ «Собрание чудес»
• Рассказ «Воронежское лето»
• Рассказ «Акварельные краски»
• Рассказ «Резиновая лодка»
• Рассказ «Жёлтый свет»
• Рассказ «Подарок»
• Рассказ «Дружище Тобик»

Времена года в коротких рассказах

Содержание:

• Весна:
• Словарь родной природы
• Лето:
• Моя Россия
• Родные места
• Летние грозы
• Летний зной
• ***
• Цветы
• Осень:
• Словарь родной природы
• ***
• Мой дом
• Зима:
• Прощание с летом

Весна

Словарь родной природы

Очень богат русский язык словами, относящимися к временам года и к природным явлениям, с ними связанным.

Возьмем хотя бы раннюю весну. У неё, у этой ещё зябнувшей от последних заморозков девочки-весны, есть в котомке много хороших слов.

Начинаются оттепели, ростепели, капели с крыш. Снег делается зернистым, ноздреватым, оседает и чернеет. Его съедают туманы. Постепенно развозит дороги, наступает распутица, бездорожье. На реках появляются во льду первые промоины с черной водой, а на буграх — проталины и проплешины. По краю слежавшегося снега уже желтеет мать-и-мачеха.

Потом на реках происходит первая подвижка из лунок, продухов и прорубей выступает наружу вода.

Ледоход начинается почему-то чаще всего по темным ночам, после того, как «пойдут овраги» и полая, талая вода, звеня последними льдинками — «черепками», сольется с лугов и полей.

Лето

Моя Россия

С этого лета я навсегда и всем сердцем привязался к Средней России. Я не знаю страны, обладающей такой огромной лирической силой и такой трогательно живописной — со всей своей грустью, спокойствием и простором, — как средняя полоса России. Величину этой любви трудно измерить. Каждый знает это по себе. Любишь каждую травинку, поникшую от росы или согретую солнцем, каждую кружку воды из летнего колодца, каждое деревце над озером, трепещущее в безветрии листьями, каждый крик петуха, каждое облако, плывущее по бледному и высокому небу. И если мне иногда хочется жить до ста двадцати лет, как предсказывал дед Нечипор, то только потому, что мало одной жизни, чтобы испытать до конца все очарование и всю исцеляющую силу нашей среднеуральской природы.

Родные места

Я люблю Мещерский край за то, что он прекрасен, хотя вся прелесть его раскрывается не сразу, а очень медленно, постепенно.

На первый взгляд — это тихая и немудреная земля под неярким небом. Но чем больше узнаешь ее, тем все больше, почти до боли в сердце, начинаешь любить эту необыкновенную землю. И если придется защищать свою страну, то где-то в глубине сердца я буду знать, что я защищаю и этот клочок земли, научивший меня видеть и понимать прекрасное, как бы невзрачно на вид оно ни было, — этот лесной задумчивый край, любовь к которому не забудется, как никогда не забывается первая любовь.

Летние грозы

Летние грозы проходят над землей и падают за горизонт. Молнии то с размаху бьют в землю прямым ударом, то полыхают на черных тучах.

Радуга сверкает над сырой далью. Гром перекатывается, грохочет, ворчит, рокочет, встряхивает землю.

Летний зной

Стояла жара. Мы шли сосновыми лесами. Кричали медведки. Пахло сосновой корой и земляникой. Над верхушками сосен неподвижно висел ястреб. Лес был накален от зноя. Мы отдыхали в густых чашах осин и берез. Там дышали запахом травы и корней. К вечеру мы вышли к озеру. На небе блестели звезды. Утки с тяжелым свистом летели на ночлег.

***

Зарница… Самое звучание этого слова как бы передает медленный ночной блеск далекой молнии.
Чаше всего зарницы бывают в июле, когда созревают хлеба. Поэтому и существует народное поверие, что зарницы «зарят хлеб», — освещают его по ночам — и от этого хлеб наливается быстрее.
Рядом с зарницей стоит в одном поэтическом ряду слово заря — одно из прекраснейших слов русского языка.
Это слово никогда не говорят громко. Нельзя даже представить себе, чтобы его можно было прокричать. Потому что оно сродни той устоявшейся тишине ночи, когда над зарослями деревенского сада занимается чистая и слабая синева. «Развидняет», как говорят об этой поре суток в народе.
В этот заревой час низко над самой землей пылает утренняя звезда. Воздух чист, как родниковая вода.
В заре, в рассвете есть что-то девическое, целомудренное. На зорях трава омыта росой, а по деревням пахнет теплым парным молоком. И поют в туманах за околицами пастушьи жалейки.
Светает быстро. В теплом доме тишина, сумрак. Но вот на бревенчатые стены ложатся квадраты оранжевого света, и бревна загораются, как слоистый янтарь. Восходит солнце.
Заря бывает не только утренняя, но и вечерняя. Мы часто путаем два понятия — закат солнца и вечернюю зарю.
Вечерняя заря начинается, когда солнце уже зайдет за край земли. Тогда она овладевает меркнущим небом, разливает по нему множество красок — от червонного золота до бирюзы — и медленно переходит в поздние сумерки и в ночь.
Кричат в кустах коростели, бьют перепела, гудит выпь, горят первые звезды, а заря еще долго дотлевает над далями и туманами.

Цветы

У самой воды большими куртинами выглядывали из зарослей мяты невинные голубоглазые незабудки. А дальше, за свисающими петлями ежевики, цвела по откосу дикая рябина с тугими желтыми соцветиями. Высокий красный клевер перемешивался с мышиным горошком и подмаренником, а над всем этим тесно столпившимся содружеством цветов подымался исполинский чертополох. Он крепко стоял по пояс в траве и был похож на рыцаря в латах со стальными шипами на локтях и наколенниках.

Нагретый воздух над цветами «млел», качался, и почти из каждой чашечки высовывалось полосатое брюшко шмеля, пчелы или осы. Как белые и лимонные листья, всегда вкось, летали бабочки.
А еще дальше высокой стеной вздымался боярышник и шиповник. Ветки их так переплелись, что казалось,будто огненные цветы шиповника и белые, пахнущие миндалем цветы боярышника каким-то чудом распустились на одном и том же кусте.

Шиповник стоял, повернувшись большими цветами к солнцу, нарядный, совершенно праздничный, покрытый множеством острых бутонов. Цветение его совпадало с самыми короткими ночами — нашими русскими, немного северными ночами, когда соловьи гремят в росе всю ночь напролет, зеленоватая заря не уходит с горизонта и в самую глухую пору ночи так светло, что на небе хорошо видны горные вершины облаков.

Осень

Словарь родной природы

Невозможно перечислить приметы всех времен года. Поэтому я пропускаю лето и перехожу к осени, к первым ее дням, когда уже начинает «сентябрить».

Увядает земля, но еще впереди «бабье лето» с его последним ярким, но уже холодным, как блеск слюды, сиянием солнца. С густой синевой небес, промытых прохладным воздухом. С летучей паутиной («пряжей богородицы», как кое-где называют ее до сих пор истовые старухи) и палым, повялым листом, засыпающим опустелые воды. Березовые рощи стоят, как толпы девушек-красавиц, в шитых золотым листом полушалках. «Унылая пора — очей очарованье».

Потом — ненастье, обложные дожди, ледяной северный ветер «сиверко», бороздящий свинцовые воды, стынь, стылость, кромешные ночи, ледяная роса, темные зори.

Так все и идет, пока первый мороз не схватит, не скует землю, не выпадет первая пороша и не установится первопуток. А там уже и зима с вьюгами, метелями, поземками, снегопадом, седыми морозами, вешками на полях, скрипом подрезов на розвальнях, серым, снеговым небом…

***

Часто осенью я пристально следил за опадающими листьями, чтобы поймать ту незаметную долю секунды, когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю, но это мне долго не удавалось. Я читал в старых книгах о том, как шуршат падающие листья, но я никогда не слышал этого звука. Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека. Шорох листьев в воздухе казался мне таким же неправдоподобным, как рассказы о том, что весной слышно, как прорастает трава.

Я был, конечно, неправ. Нужно было время, чтобы слух, отупевший от скрежета городских улиц, мог отдохнуть и уловить очень чистые и точные звуки осенней земли.

Как-то поздним вечером я вышел в сад к колодцу. Я поставил на сруб тусклый керосиновый фонарь «летучую мышь» и достал воды. В ведре плавали листья. Они были всюду. От них нигде нельзя было избавиться. Черный хлеб из пекарни приносили с прилипшими к нему мокрыми листьями. Ветер бросал горсти листьев на стол, на койку, на пол. на книги, а по дорожкам сала было трудно холить: приходилось идти по листьям, как по глубокому снегу. Листья мы находили в карманах своих дождевых плащей, в кепках, в волосах — всюду. Мы спали на них и насквозь пропитались их запахом.

Бывают осенние ночи, оглохшие и немые, когда безветрие стоит над черным лесистым краем и только колотушка сторожа доносится с деревенской околицы.

Была такая ночь. Фонарь освещал колодец, старый клен под забором и растрепанный ветром куст настурции на пожелтевшей клумбе.

Я посмотрел на клен и увидел, как осторожно и медленно отделился от ветки красный лист, вздрогнул, на одно мгновение остановился в воздухе и косо начал падать к моим ногам, чуть шелестя и качаясь. Впервые услыхал шелест падающего листа — неясный звук, похожий на детский шепот.

Мой дом

Особенно хорошо в беседке в тихие осенние ночи, когда в салу шумит вполголоса неторопливый отвесный дождь.

Прохладный воздух едва качает язычок свечи. Угловые тени от виноградных листьев лежат на потолке беседки. Ночная бабочка, похожая на комок серого шелка-сырца, садится на раскрытую книгу и оставляет на странице тончайшую блестящую пыль. Пахнет дождем — нежным и вместе с тем острым запахом влаги, сырых садовых дорожек.

На рассвете я просыпаюсь. Туман шуршит в саду. В тумане падают листья. Я вытаскиваю из колодца ведро воды. Из ведра выскакивает лягушка. Я обливаюсь колодезной водой и слушаю рожок пастуха — он поет еще далеко, у самой околицы.

Светает. Я беру весла и иду к реке. Я отплываю в тумане. Восток розовеет. Уже не доносится запах дыма сельских печей. Остается только безмолвие воды, зарослей вековых ив.

Впереди — пустынный сентябрьский день. Впереди — затерянность в этом огромном мире пахучей листвы, трав, осеннего увядания, затишливых вод, облаков, низкого неба. И эту затерянность я всегда ощущаю как счастье.

Зима

Прощание с летом

(В сокращении…)

… Однажды ночью я проснулся от странного ощущения. Мне показалось, что я оглох во сне. Я лежал с открытыми глазами, долго прислушивался и, наконец, понял, что я не оглох, а попросту за стенами дома наступила необыкновенная тишина. Такую тишину называют «мертвой». Умер дождь, умер ветер, умер шумливый, беспокойный сад. Было только слышно, как посапывает во сне кот.
Я открыл глаза. Белый и ровный свет наполнял комнату. Я встал и подошел к окну — за стеклами все было снежно и безмолвно. В туманном небе на головокружительной высоте стояла одинокая луна, и вокруг нее переливался желтоватый круг.
Когда же выпал первый снег? Я подошел к ходикам. Было так светло, что ясно чернели стрелки. Они показывали два часа. Я уснул в полночь. Значит, за два часа так необыкновенно изменилась земля, за два коротких часа поля, леса и сады заворожила стужа.
Через окно я увидел, как большая серая птица села на ветку клена в саду. Ветка закачалась, с нее посыпался снег. Птица медленно поднялась и улетела, а снег все сыпался, как стеклянный дождь, падающий с елки. Потом снова все стихло.
Проснулся Рувим. Он долго смотрел за окно, вздохнул и сказал:
— Первый снег очень к лицу земле.
Земля была нарядная, похожая на застенчивую невесту.
А утром все хрустело вокруг: подмерзшие дороги, листья на крыльце, черные стебли крапивы, торчавшие из-под снега.
К чаю приплелся в гости дед Митрий и поздравил с первопутком.
— Вот и умылась земля, — сказал он, — снеговой водой из серебряного корыта.
— Откуда ты взял, Митрич, такие слова? — спросил Рувим.
— А нешто не верно? — усмехнулся дед. — Моя мать, покойница, рассказывала, что в стародавние годы красавицы умывались первым снегом из серебряного кувшина и потому никогда не вяла их красота.
Трудно было оставаться дома в первый зимний день. Мы ушли на лесные озера. Дед проводил нас до опушки. Ему тоже хотелось побывать на озерах, но «не пущала ломота в костях».
В лесах было торжественно, светло и тихо.
День как будто дремал. С пасмурного высокого неба изредка падали одинокие снежинки. Мы осторожно дышали на них, и они превращались в чистые капли воды, потом мутнели, смерзались и скатывались на землю, как бисер.
Мы бродили по лесам до сумерек, обошли знакомые места. Стаи снегирей сидели, нахохлившись, на засыпанных снегом рябинах… Кое-где на полянах перелетали и жалобно попискивали птицы. Небо над головой бьшо очень светлое, белое, а к горизонту оно густело, и цвет его напоминал свинец. Оттуда шли медленные снеговые тучи.
В лесах становилось все сумрачнее, все тише, и, наконец, пошел густой снег. Он таял в черной воде озера, щекотал лицо, порошил серым дымом леса. Зима начала хозяйничать над землей…

Рассказы

Разговор во время ливня

Это была странная встреча. Ко мне кто-то осторожно постучал. Я прислушался. За разбитым, заклеенным газетой окном гремел по ржавым крышам ночной ливень. На чердаке, визжа, возились крысы. В порту ревел, как гигантский шакал, шведский наливной пароход.

Стук раздался снова, такой же робкий и неуверенный.

– Кто там?

– Я, сэр. Джон Паркер.

Я открыл. Ах да, Джон Паркер. Я вспомнил: с ним я познакомился в союзе моряков. Джон Паркер – американский моряк.

Он вошел, стряхивая с кепи капли дождя. Его промокший красный галстук был завязан австралийским узлом.

Он вошел, и запах сырости, дождя и горького табака в моей комнате сменился тепловатым и пряным запахом рома.

– Мне негде спать, – сказал он и виновато посмотрел на меня и на сырые оттиски своих ботинок-дредноутов на пыльном полу. – В американской миссии на меня смотрят как на большевика, я не говорю им своего настоящего имени и никогда не скажу. А они требуют, чтобы я показал им документы.

– Ночуйте здесь.

Он снова виновато посмотрел на меня, крепко потряс мою руку, поколебался и вытащил из кармана небольшую бутылку рома.

Гвоздем он ловко вытащил пробку, щелкнул ногтем по глянцевитой физиономии негра на этикетке, – физиономии, обведенной венком золотых ананасов, – и налил мне и себе по полстакана.

– Вот, черный, – сказал он многозначительно, кивнув на скалившего зубы негра.

– Что черный? – спросил я, и ром зажал мне горло горячей спазмой. – Что вы говорите о черных?

На глаза у меня навернулись слезы. Паркер внимательно посмотрел на меня, прислушался к шуму дождя, к глухому ворчанью собаки в пустом коридоре и сказал:

– У черных будет свой Ленин. И они тогда нам покажут, – он ткнул пальцем в свой австралийский галстук, – нам, американцам. Всех судей в штатах мы вываляем в клейстере и перьях.

– Это несчастный народ, – сказал он, помолчав, и спокойно выпил свой ром. – Их заражают.

– Как заражают?

– Просто, сэр. Наше правительство сознательно заражает их чахоткой, чтобы они поскорее вымерли. Должно быть, в Америке стало тесно. Их вытравляют так же, как краснокожих. Краснокожие падают, как мухи от ядовитой бумаги. Только на Западе оставили несколько красных племен, чтобы показывать изящным леди. Вы понимаете: леди и джентльмены едут развлечься в Иеллустонский парк, и там им демонстрируют красных. Леди щелкают кодаками и дают их детям шоколад, а вечером на террасах отелей, в плетеных качалках, когда джентльмены кутают их плечи в меха, они небрежно говорят: «Вилли, правда ведь это презабавный народ?»

– Да, это очень забавно! – громко сказал Паркер и ударил кулаком по столу. – Очень, очень забавно, но для одного джентльмена эта забава окончилась довольно плохо.

На чердаке взвизгнула укушенная крыса. Паркер рассеянно прислушался и продолжал:

– Я был тогда около Фриско. Меня выгнали с парохода за грубость. У капитана были розовые дамские уши, и он, видите ли, не мог слышать настоящих морских слов, сказанных по его адресу. А я – матрос, и матрос не из тех, что возят дачников с покупками из Фриско на острова. Я из Сиатля, привык иметь дело с китобоями и клондайкскими молодцами. В результате, конечно, капитан меня выгнал.

Я ехал поездом в восточные порты, чтобы поступить на пароход. По дороге на одной из станций сидела семья красных и смотрела на поезд. Вы никогда не сможете себе представить, как они смотрят. Они смотрят так, словно все, что происходит вокруг, – прозрачное, смотрят куда-то вдаль и так презрительно, так настороженно, точно боятся, что вот-вот их ударят или подымут на смех.

Из вагона вышла мисс Грэв. Вы, конечно, не знаете Грэва. Это – крупная дичь, он у нас во Фриско был, кажется, мэром. Одним словом, он имел неограниченное право сажать таких молодцов, как я, в исправительный дом.

Вслед за мисс Грэв соскочил на платформу молодой джентльмен с таким гладким пробором, будто его облизала корова.

Мисс Грэв подошла к красным и, брезгливо морщась, поцеловала одного из малышей. Вы понимаете, это был каприз. Насколько я понял, она хотела выиграть пари. Мать быстро взяла ребенка, а я подошел к мисс и шепнул ей на ухо с притворным ужасом:

– Что вы наделали, мисс! Теперь вы пропали. Она резко и вопросительно взглянула на меня.

Читать дальше