Какой образ в сцене охоты подземных жителей в сказке погорельского отсылает к сказке гофмана

Бурштинская Е.А.,к.филол.н,

учитель русского языка и

литературы МБОУ «СОШ№18»

Образ ребёнка в сказке А.Погорельского»Чёрная курица, или Подземные жители» и в сказке Э.Т.А Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король»

Влияние немецкого писателя Э.Т.А.Гофмана на творчество А.А.Перовского бесспорно. В учебной статье, посвящённой биографии А.Погорельского говорится о его знакомстве с прозой немецкого композитора и писателя- сказочника Э.Т.А.Гофмана, «творчество которого произвело сильное впечатление на молодого русского офицера-будущего писателя»[ 2,с.120 Упомянутая в учебнике сравнительно-сопоставительная параллель далее не комментируется.

В данной статье влияние немецкого писателя на творчество А.Погорельского рассматривается в контексте жанра романтической сказки, основательно проработанной Гофманом. Немецкие романтики(Йенская и Гейдельбергская школы) возвели сказку в ранг серьёзной литературы, связанной с философским осмыслением действительности[ 1,с.33]. В сказочной форме романтики реализовали основной принцип романтизма- двоемирие. Существование двух планов повествования(реального и фантастического)заявлено уже на уровне названия немецкой и русской сказок. В ходе урока, посвящённого сказке Погорельского, детям предлагается поразмышлять над смыслом названий произведений. Изучая реальный план повествования в русской сказке необходимо обратить внимание школьников на культурно-исторический экскурс, имеющий просветительское значение(описание Петербурга,Васильевского острова, мужского пансиона, круга детского чтения и т.д.)Подробный анализ двуплановости повествования позволяет выйти на обсуждение специфики жанра(повесть-сказка).Ученики воспринимают произведение Погорельского как сказку в силу сложившегося представления о волшебном, сказочном сюжете. Принцип романтического двоемирия помогает понять сложность, контаминативность жанровой структуры.

Исследование художественных образов в немецкой и русской сказках убеждает в тесном взаимодействии реальности и фантастики. Почти все события сказочного плана объясняются фантазиями и мечтами героя-ребёнка. Так,кукольное царство,по которому путешествует Мари вместе со Щелкунчиком представляет собой мир сладостей, Алёша,увлечённый чтением рыцарских романов встречает в подземном царстве рыцарей в блестящих доспехах.

Романтики создали в художественных произведениях иной, отличный от литературной традиции образ ребёнка.Если в предшествуюшей литературе дети рассматривались как уменьшенная копия взрослых.то в романтизме ребёнок трактуется как носитель высшей мудрости.Аналогичную концепцию образа ребёнка встречаем в сказках Г.Х.Андерсена «Голый король» и А.Экзюпери «Маленький принц».Анализируя главных героев русской и немецкой сказок, предлагаем поразмышлять: «Почему только Мари и Алёша, в отличие от других детей, попадают в сказку?» Ученики рассуждают о нравственных качествах героев-детей(Алёша и Мари проявляют храбрость,доброту ,

милосердие, спасая Чернушку и Щелкунчика).

Происходящее с детьми Гофман и Погорельский преподносят как реальную историю ,которую каждый читатель вправе объяснить по- своему. Взрослые могут быть удовлетворены рациональной точкой зрения(болезнь ребёнка ).Однако писатели делают всё, чтобы читатели-дети поверили героям. В сказочной форме Э.Т,А,Гофман и А.Погорельский воплощают важный принцип романтизма-универсализм, противопоставляя обыденности и убогости реального мира неординарность и возвышенность ирреальности. Печальный финал сказки А.Погорельского вызывает в детях внутреннее сопротивление. В связи с литературной традицией школьники воспринимают сказку как произведение со счастливой концовкой. Для того чтобы примирить детей с авторским замыслом, можно предложить творческое домашнее задание, направлнное на создание своего финала произведения.

Список литературы

1.Берковский Н.Я.Лекции и статьи по зарубежной литературе.-СПБ.:Азбука-классика,2002.

2.Коровина В.Я.Литература.5классУчеб.для общеобразоват.организаций.В2 ч.Ч.1/В.Я.Коровина,В.П.Журавлёв,В.И.Коровин.-6-е изд.-М.-Просвещение,2016.

ГДЗ по литературе 5 класс учебник Меркин часть 1 страница 129-144

Ритм. Стихотворная и прозаическая речь

1*. Используя текст прозаических сказок из раздела «Русские народные сказки» и текст пушкинской «Сказки о мёртвой царевне. », покажите, в чём отличие прозаической речи от стихотворной.

Стихотворная речь отличается от прозаической четким ритмом и рифмой.

Возьмем отрывок из сказки «Царевна-лягушка»:

Мы видим, что в этом отрывке ударения располагаются без всякого порядка: после первого ударного два безударных, после второго ударного три безударных, после третьего ударного один безударный и. т. д.

Но невеста молодая,

До зари в лесу блуждая,

Между тем все шла да шла

И на терем набрела.

В этом отрывке основные ударные слоги располагаются ритмично: каждая группа состоит из двух безударных, одного ударного и одного безударного. Строки рифмуются попарно: первая со второй, третья с четвертой. В народной сказке рифмы нет.

2. Что такое ритм? Приведите примеры разного ритма из «Сказки о мёртвой царевне. ».

Найдите рифмы в первых четырёх строках стихотворения «Няне» и «Сказки о мёртвой царевне и о семи богатырях». Какие строки в отрывках рифмуются?

Подруга дней моих суровых,

Голубка дряхлая моя!

Одна в глуши лесов сосновых

Давно, давно ты ждёшь меня. Царь с царицею простился,

В путь-дорогу снарядился,

Села ждать его одна.

дряхлая моя-давно ты ждешь меня

1. Подберите к прилагательным «высокий», «глубокий», «хрустальный», «пустой» такие существительные, чтобы эти прилагательные стали художественными определениями, то есть эпитетами.

Высокий стиль, глубокий звук, хрустальный звон, пустой звук

2. В сказке Пушкина найдите три-четыре примера употребления эпитетов. Определите их художественную роль в тексте.

В «Сказке о мёртвой царевне и о семи богатырях» А.С. Пушкина мне показались наиболее интересными следующие авторские эпитеты:

1. поэт употребляет эпитет «ломлива» при описании характера царицы, что означает «капризная», «упрямая», «жеманная»;

2. так же при описании внешности царицы поэт использует эпитет «бела», который указывает на белизну кожи, что считалось признаком красоты и аристократизма. Но в сочетании «всех белее» он приобретает дополнительный оттенок: не совершившая преступления, не замаравшая свою честь неблаговидным поступком;

3. «мерзкое стекло» — так царица называет зеркало, которое обмануло её ожидания.

3. Какие эпитеты использует Пушкин для характеристики царицы и царевны? Объясните их.

«Правду молвить, молодица

Уж и впрямь была царица:

Высока, стройна, бела,

И умом и всем взяла;

Но зато горда, ломлива,

Своенравна и ревнива. «

-правда молодица-значит молодая, статная, видная дама;

-высока, стройна, бела-высокая, стройная и с красивым лицом;

-умом и всем взяла-умная, всем хороша;

-горда, ломлива-гордая, капризная, упрямая;

-своенравна и ревнива-любит делать всё по-своему, ревнивая, внимание должно уделяться только ей.

-добродушна, весела-только с зеркальцем,

-гордо глядясь-гордилась своей красотой.

«Но царевна молодая,

Между тем росла, росла,

Нраву кроткого такого. «

-царевна молодая-юная девушка;

-тихомолком расцвела-потихоньку выросла красавица;

-белолица, черноброва-красивое лицо, в яркими чертами;

-ласковой сестрою-богатырям она, как сестра, заботливая и ласковая.

1. Сказки каких авторов вы читали?

Сказки-поэмы: «Спящая царевна» Жуковского, «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» Пушкина.

Сказка-повесть: «Черная курица, или подземные жители» Погорельского.

Сказка-рассказ: «Медной горы Хозяйка» Бажова.

2. Назовите особенности литературной сказки, отличающие её от фольклорной.

В отличие от народной, у литературной сказки есть конкретный автор, текст литературной сказки постоянный и не имеет вариантов, в литературной сказке отражаются взгляды автора, даются оценки персонажей, проявляются авторские отношения к изображаемому, ей свойственен психологизм, то есть в ней раскрываются чувства героев, их индивидуальные черты и характер.

Для вас, любознательные

1. Прочитайте сказки Э.Т.А. Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король» и А. Погорельского «Чёрная курица, или Подземные жители».

2. Поразмышляйте над тем, чем похожи сказки немецкого и русского писателей. Как их главные герои спасают своих любимцев? Как совершают своё путешествие в сказочный мир? Какой образ в сцене охоты подземных жителей в «волшебной повести» Погорельского отсылает к сказке Гофмана?

3. Что имеет в виду крёстный Дроссельмейер, когда говорит: «Ах, милая Мари, тебе дано больше, чем мне и всем нам»?

4. Каким предстаёт Алёша в начале сказки? Какие качества характера он проявляет в путешествии к подземным жителям? Как меняется герой с получением волшебного подарка — конопляного семечка? Найдите соответствующие строки в тексте.

5. Как и за что Алёша был наказан? Объясните фразу Чернушки: «Пороки обыкновенно входят в дверь, а выходят в щёлочку». Какой фольклорный жанр напоминает этот афоризм? Как это выражение связано с общей идеей «волшебной повести» А. Погорельского?

Руслан и Людмила (Отрывок)

1. Найдите в тексте отрывка слова, свидетельствующие о том, что именно русские сказки вдохновили автора на создание поэмы «Руслан и Людмила».

В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идет, бредет сама собой;
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русской дух. там Русью пахнет!
И там я был, и мед я пил;

2. Какие персонажи русских народных сказок действуют в отрывке? Назовите сказки, в которых встречаются эти герои.

3. Найдите во введении в поэму сочетания слов, которые часто встречаются в произведениях устного народного творчества.

Песнь заводит, леший бродит, избушка на курьих ножках, царевна тужит, верно служит, ступа с Бабою-ягой, Кощей над златом чахнет, русский дух, мёд я пил.

4. Определите значение слов: дол, дядька, тужит.

Слово «тужит» теперь малупотребительно, только в поэзии. Означает оно- горюет, тоскует.

Со словом «дядька» сложнее. Оно всегда означало «брат матери или отца, а также муж сестры матери или отца» Но в 18-19 веках у него было также значение «крепостной или вольнонаёмный воспитатель барских детей». Позже оно стало означать «пожилой, но ещё не старый человек».

5. А.С. Пушкин использует в поэме старославянские по происхождению слова, например: златая, брег, чреда, злато, которые соответствуют русским словам: золотая, берег, череда, золото. Объясните значение родственных слов. Найдите в них общий корень. Укажите чередование гласных и согласных звуков:

а) злато, позолота, позлащённый, золотить, золотой;

б) брег, побережье, берег, прибрежный.

6. Как вы думаете, с какой целью поэт использует старославянские слова?

Старославянские слова придают тексту особую торжественность, высокое, приподнятое звучание, создают национальный колорит Древней Руси.

7. Выпишите из текста эпитеты и определите, с какой целью использовал их автор. Обратите внимание на тот факт, что поэт выбирает, как правило, один, самый яркий, эпитет, что подчёркивает близость его поэмы к произведениям устного народного творчества.

Зеленый, златая, неведомых, невиданных, ясных, морской, грозного, бурый. Автор использовал эти эпитеты для того, чтобы предать этому отрывку как в этих сказках все сказочно.

8. Выучите наизусть начало поэмы «Руслан и Людмила».

Источник

Расшифровка сказки А.С.Пушкина о мёртвой царевне и семи богатырях

Творчество Александра Сергеевича Пушкина имеет особое значение для русских людей. Наверное ни у одного автора в произведениях так полно не проявился Русский дух. Не стала и исключением «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях», которая была написана Александром Сергеевичем Пушкиным в Болдино в 1833 году.

Однакожь нам пора. Ведь я рассказ

Готовил; а шучу довольно крупно

И ждать напрасно заставляю вас.

А.С. Пушкин, «Домик в Коломне», XXI октава

ЦАРИЦА — СИМВОЛ ДОКРЕЩЕНСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Как и во многих произведениях Пушкина, мы полагаем, что царица — это символ докрещенской культуры и возможно правящей элиты, которая не смогла с момента предъявления ей ультиматума апостолом Андреем в течение 9 месяцев (столетий) «родить» концепцию управления обществом. И лишь по истечении 9-го столетия дохристианская культура и жреческий корпус пустили в самостоятельную жизнь народ, а сами покинули этот мир и перестали существовать как социальное явление.

Царь же — это благонамеренные управленческие структуры государственного уровня значимости — концептуально безвластен. Но свято место пусто не бывает…

Но как быть? и он был грешен;

Год прошел, как сон пустой,

Царь женился на другой.

НОВАЯ ЦАРИЦА — БИБЛЕЙСКАЯ КУЛЬТУРА

То есть произошла смены одной культуры (дохристианской) на другую — библейскую.

Уж и впрямь была царица:

Высока, стройна, бела,

И умом и всем взяла;

Но зато горда, ломлива,

Своенравна и ревнива.

Новая царица пленила своей внешней красотой (вспоминаются рассказы о том, как Владимир принял православие — за внешнюю красоту, но никак не суть). Так благонамеренные управленческие структуры Руси (княжеско-боярская корпорация), сами по себе концептуально неграмотные, как и сегодня, вляпались в библейскую концепцию и идеологию православия.

ЗЕРКАЛО — НООСФЕРА

Было зеркальце одно:

Свойство зеркальце имело:

В нашем понимании зеркало — это ноосфера планеты Земля, с которой связан каждый человек и откуда черпает информацию. В нём отражается всё, что происходит на Земле и от неё ничего не утаить.

С. ним приветливо шутила

И, красуясь, говорила:

«Свет мои, зеркальце! скажи

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?»

И ей зеркальце в ответ:

«Ты, конечно, спору нет:

Ты, царица, всех милее,

Всех румяней и белее».

И плечами пожимать.

И подмигивать глазами,

И прищелкивать перстами,

И вертеться подбочась.

Гордо в зеркальце глядясь.

МОЛОДАЯ ЦАРЕВНА — ТОЛПА, РАСТУЩАЯ В НАРОД

Между тем росла, росла.

Поднялась — и расцвела.

Нраву кроткого такого.

И жених сыскался ей,

Сват приехал, царь дал слово.

Семь торговых городов

Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь.

Вот царица, наряжаясь

Перед зеркальцем своим,

Перемолвилася с ним:

«Я ль, скажи мне. всех милее.

Всех румяней и белее?»

Что же зеркальце в ответ?

«Ты прекрасна, спору нет;

Но царевна всех милее,

Всех румяней и белее».

Как царица отпрыгнет,

Да как ручку замахнет,

Да по зеркальцу как хлопнет,

Каблучком-то как притопнет.

«Ах ты, мерзкое стекло!

Это врешь ты мне назло.

Как тягаться ей со мною?

Я в ней дурь-то успокою.

Вишь какая подросла!

И не диво, что бела:

Мать брюхатая сидела

Да на снег лишь и глядела!

Но скажи: как можно ей

Быть во всем меня милей?

Признавайся: всех я краше.

Обойди все царство наше,

Хоть весь мир; мне ровной нет.

Так ли?» Зеркальце в ответ:

«А царевна все ж милее,

Все ж румяней и белее».

И снимая обратные связи через ноосферу, она выяснила, что толпа в силу закона времени начала взрослеть от младенческого состояния, стала постепенно превращаться в народ. Это в перспективе означало, что народ со временем займёт её место, а значит установится и новая культура Человечности — царевна станет царицей.

И она решила избавиться от неё.

Черт ли сладит с бабой гневной?

Спорить нечего. С царевной

Вот Чернавка в лес пошла

И в такую даль свела,

Что царевна догадалась,

И до смерти испугалась,

И взмолилась: «Жизнь моя!

В чём, скажи, виновна я?

Не губи меня, девица!

А как буду я царица,

Народ, пребывая в состоянии толпы, не смог заблаговременно распознать грядущую опасность и всё-таки попал в дремучий лес. Кто такая Чернавка — вопрос также открыт?

МОЛВА — СМИ

Дочка царская пропала!

Тужит бедный царь по ней.

Помолясь усердно богу,

Отправляется в дорогу

За невестой молодой.

КОРОЛЕВИЧ ЕЛИСЕЙ — ДУМАЮЩАЯ ЧАСТЬ НАРОДА ИЛИ КТО?

Королевич Елисей — зная прочую символику пушкинских произведений, логично предположить, что он — наиболее думающая часть народа, которая взяла на себя ответственность за него.

В любом случае, чтобы вызволить народ, ей как и народу предстоит пройти путь повышения собственной меры понимания и вхождения в концептуальное управление цивилизацией. Остаётся открытым вопрос почему он королевич?

Возможно, король происходит от др. герм. «karlja» или «karlaz», что значит «свободный человек».

До зари в лесу блуждая,

Между тем всё шла да шла

И на терем набрела.

Ей навстречу пёс, залая,

Прибежал и смолк, играя;

В ворота вошла она,

На подворье тишина.

Пёс бежит за ней, ласкаясь,

А царевна, подбираясь,

Поднялася на крыльцо

И взялася за кольцо;

Дверь тихонько отворилась.

И царевна очутилась

В светлой горнице; кругом

Лавки, крытые ковром,

Под святыми стол дубовый,

Печь с лежанкой изразцовой.

Видит девица, что тут

Знать, не будет ей обидно.

Никого меж тем не видно.

Топот по двору раздался:

Входят семь богатырей,

Семь румяных усачей.

Старший молвил: «Что за диво!

Всё так чисто и красиво.

Кто-то терем прибирал

Да хозяев поджидал.

Кто же? Выдь и покажися,

С нами честно подружися.

Коль ты старый человек,

Дядей будешь нам навек.

Коли парень ты румяный,

Братец будешь нам названый.

Коль старушка, будь нам мать,

Так и станем величать.

Коли красная девица,

Будь нам милая сестрица».

Кто такие эти семь богатырей, с кем жила в лесу царевна молодая. Вопрос остаётся открытым. А как считаете вы, наши читатели? Напишите в комментариях.

Если оценивать следующий фрагмент, то возможно семь богатырей — это государственная власть Руси и ключевые её правители?

Всё в лесу, не скучно ей

Перед утренней зарею

Братья дружною толпою

Серых уток пострелять,

Руку правую потешить,

Сорочина в поле спешить,

Иль башку с широких плеч

Или вытравить из леса

В терему меж тем одна

Приберёт и приготовит,

Им она не прекословит,

Так идут за днями дни.

Однако, государственная власть хотела бы всё-таки войти в союз с народом и прекратить смуту:

Полюбили. К ней в светлицу

Раз, лишь только рассвело,

Всех их семеро вошло.

Старший молвил ей: «Девица,

Знаешь: всем ты нам сестрица,

Всех нас семеро, тебя

Все мы любим, за себя

Взять тебя мы все бы рады,

Да нельзя, так бога ради

Помири нас как-нибудь:

Прочим ласковой сестрою.

Что ж качаешь головою?

Аль отказываешь нам?

Аль товар не по купцам?»

«Ой вы, молодцы честные,

Братцы вы мои родные, —

Им царевна говорит, —

Коли лгу, пусть бог велит

Не сойти живой мне с места.

Как мне быть? ведь я невеста.

Для меня вы все равны,

Все удалы, все умны,

Всех я вас люблю сердечно;

Но другому я навечно

Отдана. Мне всех милей

Тем самым молодая царевна (будущий народ) говорит, что она суждена тому, кто обретёт концептуальную власть?

Да в затылке почесали.

«Спрос не грех. Прости ты нас, —

Старший молвил поклонясь, —

Коли так, не заикнуся

Уж о том». — «Я не сержуся, —

И отказ мой не вина».

Женихи ей поклонились,

И согласно все опять

Стали жить да поживать.

Положила иль не жить,

Иль царевну погубить.

Кто такая эта старушка? Она — это обернувшаяся злая царица или ещё один персонаж?

Милых братьев поджидая,

Пряла, сидя под окном.

Вдруг сердито под крыльцом

Пес залаял, и девица

Видит: нищая черница

Ходит по двору, клюкой

Отгоняя пса. «Постой,

Бабушка, постой немножко, —

Ей кричит она в окошко, —

Пригрожу сама я псу

И кой-что тебе снесу».

Отвечает ей черница:

«Ох ты, дитятко девица!

Пёс проклятый одолел,

Чуть до смерти не заел.

Посмотри, как он хлопочет!

Выдь ко мне». — Царевна хочет

Выйти к ней и хлеб взяла,

Но с крылечка лишь сошла,

Пес ей под ноги — и лает,

И к старухе не пускает;

Лишь пойдет старуха к ней,

Он, лесного зверя злей,

На старуху. «Что за чудо?

Видно, выспался он худо, —

Ей царевна говорит, —

На ж, лови!» — и хлеб летит.

И Чернавка и черница в русле Божиего Промысла и не могут причинить вред царевне (Бог тебя благослови).

Приглядимся: а ведь пёс похож на самого Александра Сергеевича Пушкина? Что хотел нам сказать поэт? Какому процессу он пытался помешать, подобно тому, как пёс Соколко пытался помешать съесть отравленное яблоко?

Пёс бежит и ей в лицо

Жалко смотрит, грозно воет,

Словно сердце пёсье ноет,

Словно хочет ей сказать:

Брось! — Она его ласкать,

Треплет нежною рукою;

«Что, Соколко, что с тобою?

Ляг!» — и в комнату вошла,

Дверь тихонько заперла,

Под окно за пряжу села

Ждать хозяев, а глядела

Соку спелого полно,

Так свежо и так душисто,

Будто медом налилось!

Видны семечки насквозь…

Подождать она хотела

До обеда, не стерпела,

В руки яблочко взяла,

К алым губкам поднесла,

И кусочек проглотила…

Вдруг она, моя душа,

Пошатнулась не дыша,

Белы руки опустила,

Плод румяный уронила,

Головой на лавку пала

И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой

С молодецкого разбоя.

Им навстречу, грозно воя,

Пес бежит и ко двору

Путь им кажет. «Не к добру! —

Братья молвили,— печали

Не минуем». Прискакали,

Входят, ахнули. Вбежав,

Пес на яблоко стремглав

С лаем кинулся, озлился,

Проглотил его, свалился

Надкушенное яблоко — не только символ корпорации «Apple», но и Запада в целом, отравленное ядом Западной культуры, блокирующей раскрытие познавательно-творческого потенциала каждого человека.

Братья в горести душевной

Все поникли головой

И с молитвою святой

С лавки подняли, одели,

Хоронить ее хотели

Как под крылышком у сна,

Так тиха, свежа лежала,

Что лишь только не дышала.

Ждали три дня, но она

Не восстала ото сна.

Гроб её к шести столбам

На цепях чугунных там

И решеткой оградили;

И, пред мертвою сестрой

Сотворив поклон земной,

Старший молвил: «Спи во гробе.

Вдруг погасла, жертвой злобе,

На земле твоя краса;

Дух твой примут небеса.

Нами ты была любима

И для милого хранима —

Не досталась никому,

Царевна заснула, отравленная ядом библейской культуры, до того момента, пока королевич Елисей не разбудит её ото сна.

Доброй вести ожидая,

Втайне зеркальце взяла

И вопрос свой задала:

«Я ль, скажи мне, всех милее,

Всех румяней и белее?»

И услышала в ответ:

«Ты, царица, спору нет,

Ты на свете всех милее,

Всех румяней и белее».

Так от людей, обретающих концептуальную властность, отворачиваются многие люди, которые не поднялись по мере своего понимания, и для них мудрёны вопросы Елисея, либо же эти поиски кажутся им смешными и глупыми, а кто отворачивается из страха за себя и свое будущее.

Красно солнце — тоже символ для размышлений. Можно было бы его соотнести с древней символикой обществ «солнцепоклонников», из которых выросла мифология многих орденов и частью — мифология исторически сложившегося христианства.

Напрасно Елисей спрашивает его, он давно не различает свет истины и не может подсказать Елисею, куда идти.

Самая прямая ассоциация, что ясный месяц — это исторически сложившийся ислам и окружающие его ордена, который точно также, как ордена исторически сложившееся христианства, ходят по ритуальному кругу, но не обладает методологией познания и творчества и не может подсказать Елисею, где искать его невесту.

Тем не менее исторически сложившийся ислам даёт подсказку, у кого искать — может Ветер знает путь. А как считаете вы, наши читатели?

К ветру кинулся, взывая:

«Ветер, ветер! Ты могуч,

Ты гоняешь стаи туч,

Ты волнуешь сине море,

Всюду веешь на просторе.

Аль откажешь мне в ответе?

Не видал ли где на свете

Ты царевны молодой?

Я жених её». — «Постой, —

Отвечает ветер буйный, —

Там за речкой тихоструйной

В ней глубокая нора;

В той норе, во тьме печальной,

Гроб качается хрустальный

На цепях между столбов.

Не видать ничьих следов

Вкруг того пустого места,

В том гробу твоя невеста».

Что это за социальное явление — ветер, который боится только Бога одного? Может тут стоит вспомнить другие два пушкинских произведения:

Волхвы не боятся могучих владык,

А княжеский дар им не нужен;

Правдив и свободен их вещий язык

И с волей небесною дружен.

Но вдруг знакомый слышит глас,

Глас добродетельного Финна:

«Мужайся, князь! В обратный путь

Ступай со спящею Людмилой;

Наполни сердце новой силой,

Любви и чести верен будь.

Небесный гром на злобу грянет,

И воцарится тишина —

И в светлом Киеве княжна

Перед Владимиром восстанет

Ветер — это могут быть носители русского богословия, которые, живя в среде народной, знают всё обо всех (тут вспоминаются калики-перехожие) и не связаны той или иной ритуальщиной, застилающей глаза и ум. Они-то и подсказали Елисею — каков прямой путь. При этом, в отличие от поэмы Руслан и Людмила, они не говорят, как оживить царевну, только указывают путь.

Может быть Ветер — это сам Бог в образе ветра…

Ожила. Глядит вокруг

И, качаясь над цепями,

«Как же долго я спала!»

И встаёт она из гроба…

В руки он её берет

И на свет из тьмы несёт,

В путь пускаются обратно,

И трубит уже молва:

Оживляет царевну Елисей, поскольку в ходе своих поисков он поднялся до уровня концептуальной власти. Концептуально властная часть общества соединяется с народом, в беседе происходит повышение уровня концептуальной грамотности общества и они совместно вступают в управление цивилизацией.

Народ изумлённо смотрит на то, что с ним произошло, пока он был в библейском плену.

Злая мачеха сидела

Перед зеркальцем своим

И беседовала с ним,

Говоря: «Я ль-всех милее,

Всех румяней и белее?»

И услышала в ответ:

«Ты прекрасна, слова нет,

Но царевна все ж милее,

Все румяней и белее».

Злая мачеха, вскочив,

Об пол зеркальце разбив,

В двери прямо побежала

И царевну повстречала.

Тут её тоска взяла,

Новая человечная концепция вступает в полную силу в мире, а старая концепция пытается убежать от новой, но бежать некуда — вся человеческая цивилизация изменилась. Обман старой концепции уже не действует и она испускает дух.

Свадьбу тотчас учинили,

И с невестою своей

И никто с начала мира

Не видал такого пира;

Я там был, мед, пиво пил,

Да усы лишь обмочил.

Царевна и Елисей вместе — это будущее Русской культуры. И Бог с ними вместе.

Продолжение следует… если мы вместе ещё детальнее расшифруем матрицу этой сказки. Пишите в комментариях свои соображения.

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

Источник

Какой образ в сцене охоты подземных жителей у Погорельского отсылает к сказке гофмана

© Сапожков С., вступительная статья, 1992

© Аникин В., послесловие и примечания, 2007

© Дехтерев Б., наследники, иллюстрации, 1992

© Оформление серии. ОАО «Издательство «Детская литература», 2007

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

«Гений, парадоксов друг…»

Ощущение какой-то двойственности, недосказанности остается у читателя, когда он закрывает последнюю страницу повестей Антония Погорельского.

В самом деле, только что сватавшийся к Маше титулярный советник Аристарх Фалелеич Мурлыкин, выйдя из дому, «вдруг повернул за угол и пустился бежать как стрела. Большая соседская собака с громким лаем во всю прыть кинулась за ним…» И хотя, как уверяет Машу Онуфрич, «титулярный советник не может быть котом или кот титулярным советником», факт остается фактом: Аристарх Фалелеич умудряется быть тем и другим одновременно! Также и Алеша из «Черной курицы» поначалу никак не может взять в толк, кого же он, в конце концов, спас: главного министра подземного королевства, как его уверяют, или всего лишь обыкновенную курицу, «которую не любила кухарка за то, что не снесла она ни одного яйца»? Но теперь уже «опровержение» короля: «Мой министр не курица, а заслуженный чиновник!» – звучит для читателя явно комично, ведь мы-то прекрасно знаем, что в мире Алеши этот «заслуженный чиновник» – точно – курица… Подчас кажется, что в сознании персонажей Погорельского реальный и фантастический миры сосуществуют параллельно, совершенно не пересекаясь. Так, для одних жителей смерть Маковницы выглядела вполне обыкновенно и заурядно. Но другие в то же самое время наблюдали странные и непонятные вещи: прыгающие огоньки, вой собак, сильную бурю вокруг дома старухи, «тогда как везде погода стояла тихая». Кажется, еще немного – и мы готовы воскликнуть, как памятный всем читатель гоголевского «Носа»: «Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… нет, нет, совсем не понимаю. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… Но и во-вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это…» Действительно, или кот – или титулярный советник, или курица – или министр, или обычные похороны – или «блуждающие огоньки»… Надо бы что-то одно, понятное, устойчивое… А тут знакомое, очевидное, не переставая быть таковым, вдруг ни с того ни с сего замерцает, засветится своей неожиданно открывшейся глубиной. А волшебное, опять-таки оставаясь волшебным, кажется естественным продолжением обыденного, привычного. И тогда напрашивается крамольный вывод: так неужели разница между курицей и государственным министром не абсолютна, но относительна?! Но в этом случае рушится «порядок» и наступает сущее «беззаконие». Выходит, все то, что на первый взгляд представляется волшебным, отнюдь не всегда оказывается подлинно фантастическим, а то, что есть действительно, часто вовсе не является одновременно и реальным. Такое открытие для «государственного министра», безусловно, чревато большими неприятностями… Посчитал же учитель откровенный рассказ Алеши о подземной стране злой насмешкой над ним, ученым и солидным человеком!

Таким образом, действительность в изображении Погорельского предстала не плоскостной, не одномерной. Она вдруг обнаружила таящиеся внутри нее новые, доселе неизвестные стороны, принципиальную неисчерпаемость, несводимость к какому-либо одному толкованию или смыслу. И это открытие писателя имело громадное значение для всей последующей русской литературы. Уже Пушкин и Гоголь в своей фантастической прозе 1830-х годов развили найденный Погорельским принцип относительности бытия, показав парадоксальную многомерность и объемность жизни. Недаром в «Гробовщике» Пушкин вспоминает именно почтальона Онуфрича, обозначив исток культурной традиции.

«Гений, парадоксов друг…» – этой знаменитой пушкинской формулой можно определить суть художественного новаторства Погорельского в жанре фантастической повести.

Всматриваясь в биографию писателя, мы тоже видим в ней не одного, а по крайней мере двух совершенно не похожих друг на друга людей. Один развлекается, шутит, вплоть до того, что, прикинувшись отвергнутым любовником, отчаянно прыгает в старый, заросший тиной пруд, насмерть перепугав простодушного отца невесты. Другой ревизует губернии, слывет исполнительным, аккуратным чиновником. Один эпатирует официальное мнение, сначала отказавшись от богатого состояния отца, а затем восстав против рутины университетских церемоний. Другой ратует за сохранение телесных наказаний, сводит на нет и без того уже иллюзорную самостоятельность университетов и до смешного самолюбиво оспаривает с губернским предводителем дворянства место у гроба с телом покойного Александра I.

Читатель вправе спросить: так какой же из двух настоящий Перовский? Думается, и тот и другой! Мы сталкиваемся здесь с так называемым явлением жизнестроения, весьма характерной чертой литературного быта 1810–1820-х годов. Не удовлетворенные наличным ординарным миром, писатели-романтики старались всячески эстетизировать этот мир, организовать его по законам одухотворенной литературной игры. Стремясь быть поэтами не только в своих сочинениях, но и в реальных поступках, романтики как бы поверх действительного мира воздвигали мир своей фантазии, и уже в этом случае поэтическая игра, взятая литературная «роль» осознавалась не как фикция, а становилась самой жизнью. «Жизнью земною играла она, как младенец игрушкой» – смысл этих слов A. А. Дельвига, адресованных хозяйке известного литературного салона С. Д. Пономаревой, отчасти можно отнести и к такому мастеру поэтической мистификации, каким был Антоний Погорельский.

Через два с небольшим года после окончания Московского университета, в 1810 году, двадцатитрехлетний доктор ботаники и коллежский асессор Алексей Алексеевич Перовский, будущий писатель Антоний Погорельский, возвращается в Москву. Здесь он сближается со своим давним знакомым, уже известным к тому времени поэтом П. А. Вяземским.

И вот вчерашний ревизор буквально на глазах московской публики перевоплощается в забавного шутника и остроумца. Он с головой окунается в атмосферу веселых розыгрышей, на какие только была способна неистощимая фантазия членов «дружеской артели» поэтов (в нее кроме Вяземского входили В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, Д. В. Давыдов, B. Л. Пушкин, Ал. Тургенев). Об озорных проделках молодого Перовского в Москве ходили легенды, часть из которых Вяземский сохранил в своей «Старой записной книжке».

 
Абдул визирь
На лбу пузырь
Свой холит и лелеет,
Bayle, геометр,
Взяв термометр,
Пшеницу в поле сеет.

Эта шуточная галиматья Перовского (а в таком духе было написано еще семь куплетов) была им поднесена самому А. А. Прокоповичу-Антонскому, тогдашнему ректору Московского университета и председателю общества любителей словесности. Или еще эпизод, зафиксированный все тем же Вяземским. Однажды, выдав себя за великого мастера масонской ложи, Перовский уверил сослуживца в том, что он самолично может принять его в масоны. «Тут, – рассказывает Вяземский, – выдумывал он разные смешные испытания, через которые новообращенный покорно и охотно проходил. Наконец заставил он его расписаться в том, что он бобра не убил».

Такое поведение молодого человека на первый взгляд плохо согласуется с карьерой преуспевающего чиновника, побочного сына вельможи, министра просвещения при Александре I графа Алексея Кирилловича Разумовского. Но это только на первый взгляд. На самом деле подобный образ жизни связан, пусть и косвенно, с глубинами общественного сознания человека 10–20-х годов XIX века. Сошлемся лишь на пример И. А. Крылова. Уже при жизни биография великого баснописца обросла легендами. То он, желая испробовать прелесть «золотого века», наряжался Адамом и, обросший, «дикий», представал в таком виде перед своим сановным покровителем. То мог явиться к государыне по ее просьбе и «вдруг» обнаружить, что из порванного сапога торчат пальцы… Оборотной стороной такого чудачества было явное желание как бы выйти за рамки социального стереотипа поведения, нарушить незыблемую норму общественного этикета. По сути, тут многое восходило к национально-культурной маске древнерусского шута, юродивого, который как бы выпадал из системы существующих общественных связей, а потому мог подчас сказать царю то, на что не отважился бы и самый приближенный вельможа.

При всей консервативности убеждений Перовского отголоски не этого ли образа мыслей проглядывают в некоторых фактах его духовной биографии? Вот Перовский демонстративно в 1822 году, после смерти Разумовского, отказывается от богатого завещания, стремясь, по словам брата, доказать, что они (т. е. он и брат) – «выше расчетов и интересов» и что «перед Богом нет разницы между детьми законными и незаконными…». В 1829 году сенатор Горголи пожалуется ему, уже действительному статскому советнику и попечителю Харьковского учебного округа, – профессор Харьковского университета Брандейс, видите ли, осмелился во время торжественного акта произнести речь не в мундире, а во фраке! И Перовский вновь дерзко подчеркнет условность границы между «законным» и «незаконным»: «…Неимение университетского мундира… я считаю обстоятельством столь маловажным, что если бы 30 августа мне случилось быть в Харькове, то я нимало бы не усумнился позволить г. Брандейсу читать сочиненную им речь во фраке».

Литературные герои Погорельского, под стать их автору, в некоторых случаях поступают «выше расчетов и интересов», отказываются от себя «обычного», «нормального» – и именно в этот-то миг они и обретают свое подлинное «я». Маша из «Лафертовской Маковницы» (1825) – послушная дочь своей матери. Лишь один раз осмелилась она «согрешить», ослушаться: не согласилась выйти замуж за назначенного ей первого жениха – богатого титулярного советника Мурлыкина, неожиданно выбросила в колодец так долго хранимый ею дьявольский ключ… Именно в эту минуту непокорная, «неправильная» Маша, оказывается, и совершает первый правильный поступок и, как следствие, соединяется с любимым Улияном.

Уже современники писателя отмечали заметную связь фантастических образов «Лафертовской Маковницы» с «нереальной реальностью» или, точнее, с двоемирием знаменитого немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана. Однако у Погорельского вторжение фантастики в действительность, в отличие от Гофмана, отнюдь не является чем-то гибельным, фатальным, тем, что герои изменить не в состоянии.

Человек в мире Погорельского находится не по ту сторону добра и зла. Именно от его нравственного выбора и зависит, что в конечном счете восторжествует. Поэтому кульминацию своих повестей Погорельский весьма отчетливо строит как ситуацию выбора – она-то и решает исход конфликта. Так, Маша делает выбор между двумя женихами – Мурлыкиным и Улияном. Алеша тоже делает свой выбор, отвечая на вопрос короля о том, что бы он хотел пожелать себе в награду… Нет нужды здесь подробно объяснять, что именно выбрал в сходной ситуации каждый из этих героев. Читатель, прочитавший повести, и сам без труда это сделает. Стоит лишь отметить, что Погорельский намеренно заостряет вопрос о личной ответственности человека за все происходящее в этом прекрасном, но таком хрупком и непрочном мире, предвосхищая пафос этических исканий героев Ф. М. Достоевского.

Таким образом, Погорельский дал впервые глубоко национальный по своей сути и форме вариант фантастической повести.

Уже говорилось, в частности, о влиянии фантастических повестей немецкого романтика Гофмана на «Лафертовскую Маковницу». Сюжетные параллели можно найти и в «Черной курице». Так, сцена охоты на крыс в повести напоминает образы знаменитой сказки Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король». Еще больше сходства у «Черной курицы» со сказкой-новеллой другого известного немецкого романтика Л. Тика «Эльфы». В ней тоже рассказывается о жизни ребенка – девочки Марии в сказочной стране эльфов и о гибельных последствиях, которые повлекло возвращение героини в ее обычный мир. Мария сразу повзрослела на семь лет, «земной блеск казался ей мрачен, присутствие людей ничтожно».

Но как же по-разному объясняют немецкий и русский романтики причины и смысл постигшей детей трагедии! Для Л. Тика ребенок олицетворяет как бы первооснову жизни: своей непосредственностью детское сознание быстрее и лучше проникает в сущность природы, чем разум родителей, отягощенный несовершенством и вещной материальностью их взрослого мира. Для немецких романтиков столкновение ребенка с жестокой реальностью не страшно до тех пор, пока он – ребенок. Алеша же Погорельского изначально вовсе не идеальный «сын гармонии», а обычный мальчик с точно обрисованными особенностями детской психики. Детство само по себе, с точки зрения Погорельского, вовсе не является «охранной грамотой» от дурных и необдуманных поступков. Если немецкие романтики особенно ценили в ребенке простоту и непосредственность его натуры, то Погорельский дает понять, что именно эти качества Алеши и привели к разрушению сказочной идиллии. Сначала любопытство мальчика, который не мог утерпеть, чтоб не попросить у кошки лапку, чуть не погубило Чернушку. Затем Алеша, по-детски не обдумав своего поступка, высказал королю подземной страны опрометчивое пожелание. И наконец, опять-таки не понимая, что делает, раскрыл в классе тайну подземного царства… Погорельский, таким образом, никак не хочет согласиться с мыслью о несовместимости детского и реального миров, которую декларирует в тех же «Эльфах» Л. Тик: «Малютка наша неестественно хороша, земля ей не может нравиться».

Погорельский-писатель неотделим в «Черной курице» от Перовского-педагога. Ведь и задумывалась волшебная повесть для племянника писателя – Алеши, будущего знаменитого русского писателя А. К. Толстого. Последние годы своей жизни (Перовский умер в 1836 году, видимо от туберкулеза) он почти без остатка отдал воспитанию племянника. Поездка с ним в Германию, где мальчик познакомился с Гёте. Усиленные занятия иностранными языками, для чего приглашались лучшие учителя и гувернеры… Затем путешествие с юным воспитанником по Италии.

«В очень короткое время я научился отличать прекрасное от посредственного, я выучил имена всех живописцев, всех скульпторов и немного из их биографии, и я почти что мог соревноваться с знатоками в оценке картин и изваяний», – записывал Алеша Толстой в своем путевом дневнике. Но не только отрешенное чувство изящного стремился воспитать в мальчике мудрый наставник. Красота, с точки зрения Перовского, одухотворена любовью ко всему живому. А потому он то опишет юному воспитаннику свои впечатления от петербургского зверинца, то пришлет в подарок мальчику живого лося, но предупреждает, что он опасен: «Помни же, мой милый Алехаша, и сам близко не подходи, и маму не пускай». То просит стараться быть умным, кланяться гувернеру и не забыть погладить собачку Каро…

«Искусство… которое диких и скитающихся людей делает кроткими и общежительными» – так определял девятнадцати летний доктор наук сущность ботаники. Можно с уверенностью сказать, что этому непростому искусству учат и публикуемые здесь две повести Погорельского да и все его творчество, знакомство с которым у читателя этой книжки, несомненно, еще впереди.

С. Сапожков