Какой нравственный урок дает этот рассказ современным читателям лично вам мона лиза

На городской площади очередь выстраивалась с пяти утра,  когда петухи
только начинали кричать за городом, а огни еще не зажигались.   Туман 
прилипал к разрушенным домам, но с первыми лучами солнца, часам к семи,
он рассеивался. Люди собирались по двое и по трое,  чтобы отметить 
праздничный день.

В очереди около небольшого залива стояли двое мужчин,  они громко о
чем-то разговаривали,  и разговор казался еще громче из-за холодного
воздуха.  Мальчик притоптывал от мороза и дул на покрасневшие руки,
посматривая на людей в засаленной грубой одежде, образовавших длинную
очередь.

— Эй, парень, что ты делаешь здесь так рано? – спросил стоящий за ним человек.
— Занимаю свое место в очереди – ответил мальчик.
— Почему бы тебе не смыться и не отдать место тому, кто больше тебя понимает?
— Оставь мальчика в покое, – внезапно поворачиваясь, сказал стоящий впереди человек.
— Я пошутил. — Человек положил руку на голову мальчику.  Мальчик
недовольно ее сбросил.  — Я просто удивился, что парень так рано
проснулся.
— Этот мальчик понимает толк в искусстве, чтоб вы знали, – сказал
защитник мальчика, человек по имени Григсби,-  Как тебя зовут, мальчик?
— Том.
— Том  будет плевать точно, правда, Том?
— Еще бы!
Смех прошелся по очереди.
Кто-то  в очереди продавал кофе в разбитых чашках. Том  увидел маленький
огонь и стоящую на нем  ржавую кастрюлю с кипящей  жидкостью, мало
походившей  на кофе.  «Кофе» приготавливался из ягод, растущих на лугах
за городом, и  чашка стоила всего один пенни, но главное что он согревал
желудки;  тем не менее, его не покупали, т.к. у людей не было денег.

Том смотрел в начало очереди, туда, где она скрывалась за разбитой стеной.
— Говорят, что она улыбается, – сказал мальчик.
— О да —  сказал Григсби.
— Говорят, что она сделана из масляных красок и полотна.
— Это правда.  И это заставляет меня думать, что она ненастоящая. 
Настоящая, я слышал, была нарисована на дереве много лет назад.
— Говорят, ей четыреста лет.
— Может и больше.  Никто не знает точно год.
— 2061.
— Да, это то, что они говорят.  Обманщики.  Это мог быть любой другой
год. Кто его знает. Все превратилось в ужасное месиво тогда.  У нас
остались лишь кусочки.
Они продвинулись вперед по холодной брусчатке.
— Сколько нам еще ждать? —  нетерпеливо спросил Том.
— Еще несколько минут. Они должны были поставить ее на четырех медных
подставках и огородить толстым бархатным канатом от зрителей.  Запомни,
никаких камней, Том;  они не разрешают бросать в нее камни.
— Да, сэр.

Солнце уже поднялось высоко,  и пришедшее тепло заставило мужчин снять  телогрейки и засаленные шляпы.
— Почему мы в очереди? – спросил Том  наконец. — Почему мы так обозлены?
Григсби не стал смеяться над ним,  и посмотрел на солнце. — Понимаешь,
Том,  есть много причин.  Он бессознательно полез в карман, которого не
было, за сигаретой, которой тоже не было.  Том видел этот жест миллион
раз. — Том,  во всем виновата ненависть. Ненависть по отношению ко всему
прошлому. Я спрашиваю, Том, как мы дошли до всего этого —  города в
мусоре, дороги в воронках от бомб,  половина полей светится от
радиоактивности по ночам?  Разве не свинство, скажи мне?
— Да, сэр.
— Все из-за этого, Том.  Понимаешь, ты ненавидишь все, что тебя довело
до такого состояния.  Такова человеческая природа.  Безмозглая, может
быть, но  все-таки человеческая.
— Нет почти ничего или никого, чтоб мы не ненавидели,- сказал Том.
— Точно! Всю ораву людей из Прошлого, тех, кто управлял миром. Поэтому
мы  с тобой и стоим здесь, утром  в четверг, с подведенными кишками, на
холоде, живем в пещерах, не курим, не пьем, и ничего у нас с тобой нет,
кроме фестивалей, Том, наших фестивалей.

И Том уже неоднократно думал о фестивалях, идущих последние несколько
лет.  О том моменте, когда они разорвали все книги на площади, сожгли
их, а потом напились и смеялись.  О фестивале науки месяц назад, когда
они вытащили последний автомобиль и выигравшим в лотерею разрешили 
отправить его под пресс.
— Помню ли я это, Том?  Помню ли я? А кто разбил лобовое стекло, ты знаешь?  Боже,  какой прекрасный звон! И треск!
Том видел как стекло брызнуло блестящими осколками.
— А Билл Хендерсон должен был разбить мотор. О, он прекрасно с этим справился, с большой эффективностью. Бац и всё!
Но лучше всего, вспоминает Григсби, было время, когда они распотрошили завод, выпускавший  самолеты.
— Боже, это было так волнующе! – сказал Григсби. — А потом мы нашли
бумажную фабрику и склад оружия и подорвали их вместе.  — Понимаешь,
Том?
Том задумался. — Наверно.

Наступил полдень.  Разрушенный город уже начинал вонять от горячего воздуха,   между зданиями послышалась возня.
— Возвратится ли все когда-нибудь, мистер?
— Что, цивилизация? Ее никто не хочет.  Я, по крайней мере. 
— А я мог бы согласиться кое с чем – сказал человек, стоящий в очереди. — Там были некоторые элементы красоты.
— Не забивай себе голову – крикнул Григсби. — Для нее тоже нет места.
— Ах, – сказал человек из очереди. — Настанет день, кто-нибудь придет с
воображением и починит.  Помяните мои слова. Кто-нибудь с душой.
— Нет – сказал Григсби.
— А я говорю да. Кто-нибудь, с душой  ради прекрасных вещей.  Может быть
даст нам своего рода ОГРАНИЧЕННУЮ цивилизацию, такой ее тип, который
позволит жить в мире.
— Первое, что ты должен знать: есть война!
— Но может быть следующий раз все будет иначе.

Наконец они стояли на главной площади.  Человек на лошади проскакал на
некотором расстоянии.  В руке у него был листок бумаги.  Посреди площади
находилась зона, окруженная канатом. Том, Григсби и другие собирали
свою слюну и двигались вперед, готовые к действию, широко раскрыв глаза.
Том почувствовал, как сильно и возбужденно  колотится сердце, и как
земля обжигает его голые ноги.

— Начинаем, Том, давай!
Четыре полицейских стояли по углам огражденной зоны с желтыми повязками
на запястьях.  Они стояли, чтобы не допустить швыряние камней.
— Сюда – сказал Григсби. — Каждый хочет добраться до нее, понимаешь, Том?  Теперь, иди!
Том стоял перед картиной и смотрел на нее долгое время.
— Том, плюй!
Но рот у мальчика пересох.
— Давай, Том!  Скорей!
— Но,- нерешительно сказал Том, — Она…  прекрасна.
— Слушай, я плюну за тебя!  Григсби плюнул и плевок полетел на солнце.
Женщина на картине улыбалась Тому спокойно, таинственно, а Том смотрел
на нее в ответ и  сердце  у него колотилось,  музыка неслась в его ушах.
— Она прекрасна,- сказал он.

Очередь молчала. В один момент они начали кричать на Тома за то, что он не двигается,  но теперь они слушали человека на лошади.
— Как они называют ее, сэр? —  тихо спросил Том.
— Картину? ‘Мона Лиза’, кажется. Да,  ‘Мона Лиза’.

— У меня есть объявление – сказал человек на лошади. — Правительство
издало указ, согласно которому сегодня в полдень портрет, выставленный
на площади, будет отдан в руки населению чтобы оно приняло участие в
разрушении —

Том даже не успел вскрикнуть, прежде чем толпа понесла его, с гиканьем и
кулаками, к портрету.  Послышался резкий  треск разорванного полотна.
Полиция спасалась бегством.  Толпа, как стая голодных  птиц, начала
яростно клевать портрет.  Том почувствовал как его буквально проносят
через порваное полотно.  Слепо подражая толпе он оторвал кусок полотна,
затем упал, кто-то ударил его ногами и он откатился от толпы. Весь
разорванный, в крови, он видел, как старые женщины жевали куски картины,
мужчины разбивали раму,  топтали ногами остатки картины и рвали ее на
мелкие части.

Том стоял в стороне от беснующейся площади и молчал.  Он смотрел на то,
что было зажато у него в руке. Он тайно прижимал кусочек картины к
груди.
— Эй Том!- крикнул Григсби.
Не отвечая, Том побежал в слезах.  Он убегал по испещренной бомбами
дороге, в поле,  мимо мелкого ручья,  не оглядываясь, крепко прижимая
руку и пряча ее под пальто.
К закату он добрался до деревни и пошел дальше.  К девяти часам подошел к
разрушенной ферме,  той ее части, которая еще не была разрушена и где
спала его семья — мать, отец и брат.  Он проскользнул тихо в дверь, и
лег запыхавшись.
— Том? – позвала мать из темноты.
— Да.
— Где шлялся?- прорычал отец. — Я тебя выпорю утром.
Кто-то стукнул его.  Это был брат, который остался дома, чтобы работать на  небольшом участке земли.
— Спи – прикрикнула мать.
Еще толчок. Том лежал, постепенно приходя в себя.  Все затихло.  Его
рука прижималась к груди все сильней и сильней. Он пролежал в таком
положении с полчаса, с закрытыми глазами.
Затем почувствовал холодный свет луны. Небольшой лучик пробился к нему и
осветил пятнышко на постели.  Только тогда его рука разжалась. 
Медленно и осторожно, прислушиваясь к тем, кто спал вокруг него, Том
вытащил руку.  Он волновался, задерживал несколько раз дыхание, но
потом, все-таки открыл руку и развернул кусочек полотна.

Весь мир спал в лунном свете.
А на его руке играла Улыбка.
Он смотрел на нее в лунном полночном свете.  И тихо думал про себя: Улыбка, милая Улыбка.

Через час он ее все еще видел, даже после того, как осторожно сложил и
спрятал. Он закрыл глаза и Улыбка осталась в темноте.  И она продолжала
оставаться там, теплая и нежная, даже когда он заснул, даже, когда мир
замолчал и луна поднялась и опустилась в холодное утреннее небо.

Ray Bradbury
The Smile

1952 

Рассмотрите репродукцию картины Леонардо да Винчи «Джоконда» («Мона

Лиза».)

Обсудите с одноклассниками слова Р. Брэдбери: «Будущее рождается из настоящего. Будущее создаётся нами и сейчас. В каждую минуту, которую мы проживаем, нам дана возможность творить его» или «Люди просят меня предсказывать будущее, а я хочу всего лишь предотвратить его». Сделайте выводы.

Какой нравственный урок даёт этот рассказ современным читателям? Лично вам?

Улыбка – это короткая история, написанная в 1952 году, за год до Фаренгейта 451, с которым она разделяет некоторые идеи. Действие происходит в будущем 2061 году, когда последние кусочки цивилизации уничтожаются самим человечеством:

• Сжигают книги;
• Выкапывают растения;
• Разбивают машины;
• Оплевывают и рвут художественные произведения.

Но есть человек, который чувствует неправильность всего этого разрушения. Его зовут Том, и он ребенок, стоящий в очереди, чтобы увидеть картину. Это – «Мона Лиза». Очередь длинная, в ней четыре полицейских и веревка, чтобы не подпускать людей слишком близко.

Так начинается история. Раннее утро, видение разрушенного города, длинная очередь и босой мальчик который стоит в ней. Это позволяет читателю увидеть, что мир пережил нечто ужасное, создает атмосферу отчаяния, а также знакомит нас с двумя персонажами. Первый и главный – мальчик Том. Второй – мужчина впереди в очереди, которого зовут Григсби. История разворачивается постепенно через их беседу.

Мальчик спрашивает Григсби о цивилизации, тот отвечает, что она не вернется. Среди толпы есть мужчина, который видит в ней хорошие стороны. Он предсказывает, что появится умный человек, душа которого открыта всему прекрасному, и что он вернет старую, ограниченную, залатанную цивилизацию.

Нам рассказывают, в каком состоянии находится мир, хотя и не о том, что с ним случилось. Мы знаем только то, что само человечество привело его в это состояние. Можно догадаться, что это была ядерная война. Теперь люди перенесли ненависть к тем, кто разрушил мир, на остатки цивилизации, которая у них была. Нынешние люди называют уничтожение этих останков праздниками и не находят в этом ничего плохого. Кульминация истории произошла, когда Том не смог плюнуть в картину. Затем, толпа разорвала полотно на куски.

Том сам оторвал кусок холста в отчаянной попытке что-нибудь спасти. И это оказалась знаменитая улыбка, прекрасная и красивая, теплая и нежная. Окончание истории дает надежду читателю на то, что если есть такой человек, как Том, то может быть, мир еще не потерян.

Произведение стилистически достаточно богато. Некоторые графические стилистические приемы, такие как курсив, используются, чтобы подчеркнуть интонацию. Ближе к концу истории он используется в сочетании с заглавными буквами, чтобы еще больше подчеркнуть, насколько важна улыбка Моны Лизы для Тома.

Другие лексические стилистические приёмы:

• Метафора;
• Симуляции;
• Метонимия;
• Гипербола.

Это используется либо для придания выразительности речи персонажей, либо для достижения более свежего стиля.

История довольно интересная и заставляет задуматься. Прежде всего, она вызывает те же мысли, что и Фаренгейт 451. Эта мысль о том, что люди готовы ненавидеть то, чего они не понимают, и разрушать то, что они ненавидят. Повесть заставляет грустить и вызывает страх за будущее. Но она также создает обнадеживающие мысли.

Это также история о прощении. Люди ненавидят свое прошлое, которое они больше не понимают. Том прощает. Может, он и не знает об этом, но это то, что он делает. Он прощает прошлое за Улыбку.

Анализируем рассказ Рэя Брэдбери «Улыбка»

30.11.2020

Тема будущего, пожалуй, основная в произведениях Рэя Брэдбери. Он рассматривает пути развития человечества с разных ракурсов, анализирует, предполагает и часто предостерегает. Рассказ «Улыбка» не был исключением. В нем автор рисует наиболее мрачную и удручающую антиутопию.

Кстати, краткое содержание рассказа, кто подзабыл, можно прочитать здесь :).

2061 год. Цивилизация разрушена. Холод, нищета и полный упадок кругом. Очередь из людей к великой картине – «Улыбке Моны Лизы». Но не для того, чтобы насладиться искусством, а для того, чтобы надругаться над ним. Люди с утра стоят в огромной очереди, чтобы плюнуть в это полотно. В толпе желающих стоит и мальчик-подросток, Том. Из разговора Тома с мужчиной из очереди, Григсби, мы узнаем, что основная радость для людей из будущего – это разрушить что-то, сломать. Они даже гордятся этим. Например, Григсби бахвалится, что поучаствовал в уничтожении автомобиля, был одним из тех, кто взорвал типографию и разгромил завод, производящий самолеты.

Брэдбери изобразил общество не только вне технического прогресса, но и вне культуры как таковой. Это общество не стремится создавать, а только разрушает. Люди движимы ненавистью, «они ненавидят Прошлое», так объясняет происходящее мальчику Григсби. Но ненависть к прошлому уничтожает и будущее тоже. Кругом убогость, разруха и уродство. Да, была многолетняя война, но она не закончилась. В головах людей она идет и до сих пор.

Фактически, мы видим здесь не эволюцию, а деградацию. Тяжелый труд, бедность (никто из стоящих в очереди не может даже купить кофе по цене 1 пенс за чашку, люди оборванные и босые), интеллектуальный распад (воспоминание Тома о сжигании книг), бездумное следование за толпой. Мальчик пытается убедить толпу, что картина красива, а женщина, изображенная на ней, прекрасна. Но его никто не слушает. Агрессивные люди разрывают на части бесценный холст.

Есть ли надежда у такого общества? Несмотря на открытый финал, предположу, что да. Об этом свидетельствуют 2 эпизода. Первый, когда кто-то из толпы высказывает предположение, что найдется мудрый человек, который вернет цивилизацию. Самое главное, чтобы душа у него «лежала к красивому». Тогда все получится, и новый мир будет не разрушительным и враждебным, а мирным. А второй эпизод – это спасение части картины с улыбкой. Когда Том украдкой любуется кусочком доставшегося ему полотна, мы понимаем, что он и есть, возможно, тот человек с чувством прекрасного, который в будущем сможет построить новый мир.

В какой-то степени основная тема рассказа продолжает главную идею романа «451 градус по Фаренгейту», написанного шестью годами раньше. В романе уничтожение книг привело к упадку цивилизации, здесь же автор пошел еще глубже – уничтожение и книг, и предметов искусства, непременно приведет общество к краху. Символически люди уничтожили не только свой интеллектуальный потенциал, способность к развитию и образованию, которые символизируют книги, но и свою душу, которую символизирует Мона Лиза.

Рассказ предостерегает и заставляет задуматься. Не только о будущем всего человечества, но и о себе лично. Прямо сейчас. Насколько мы способны не идти на поводу у неразумного большинства? Хватит ли у нас мужества и благоразумия сохранить свою душу вопреки всему? Сможем ли мы созидать, когда все вокруг разрушают? Именно в творчестве и в способности создавать что-то прекрасное, полезное и новое, Рэй Брэдбери видел смысл жизни. Своей и каждого человека.

Не жадничаем, делимся в соцсетях, если статья оказалась полезной::

Войти через Google

или

Запомнить меня

Забыли пароль?