Кафе сказка мурманск 1988г фото

Более того, по причине доступности Мурманска чаще всего эти гости с настоящим Крайнем Севером не знакомы, что относилось и ко мне во все мои прошлые приезды. И колорит, конечно, справедливо затмевает всё, однако есть в Мурманске и неплохой исторический центр. Сегодня пост формата «продома» — архитектурная прогулка за полярным кругом.

В первой части: Мурманск. Часть 1: вокзал, причал и «Ленин» я показывал Старейшее здание Мурманска — то ли портовый склад (1916), ровесник города, то ли казарма или штаб английский интервентов (1918). Во всяком случае он не похож ни на что из показанного далее — в стройках и разрушениях этот дом оставался константой, но городом из дикого камня Мурманск так и не стал.

А выглядел Романов-на-Мурмане в основном примерно так:

К началу 1920-х годов в Мурманске жило всего лишь около 2 тысяч человек, но довоенный СССР осваивал Арктику не менее отчаянно, чем послевоенный СССР — космос. Народ валил сюда валом, и даже «чемоданов» (быстровозводимых английских домов из гофрированного железа, как на кадре ниже) тут не хватало на всех — доходило до того, что люди приезжали в теплушках, снимали эти теплушки с колёс и оставались в них жить: такие кварталы назывались Красные деревни.

Уже к 1940-м годам в Мурманске было 120 тысяч жителей, что вдвое больше, чем в современном (и стабильно растущем) Тромсё, замыкающем ныне тройку крупнейших городов Заполярья. Был тот Мурманск, как в былинах, деревянным, но пожалуй самым основательным из русских деревянных городов:

Тут было много интересных образцов советского деревянного зодчества, а может быть и от Романова-на-Мурмане что-то оставалось:

Но 792 авианалёта и 185 тысяч сброшенных бомб, в основном зажигательных, уничтожили всё это начисто. К концу войны Мурманск, без преувеличения, напоминал Хиросиму:

И всё же среди этих бескрайних пустырей, покрытых серым пеплом, устоял десяток каменных домов — на самом деле советской довоенки не так уж мало в любом «разрушенном до основания городе», будь то хоть Волгоград, хоть Севастополь, хоть Мурманск. Более того, отчасти дерево спасло камень: немцы работали по Мурманску в основном зажигательными бомбами, вызывая грандиозные пожары, но общая приземистости города не давала этим пожарам перерасти в «огненные смерчи», а сами коробки стен прогоревших каменных зданий вполне подлежали восстановлению. Второе по возрасту здание города (1927) — Универмаг ТПО (Транспортного потребительского общества), с 1987 года занятый художественным музеем:

Теперь он стоит посреди обширного Сквера кинотеатра «Родина» по соседству с портом и вокзалом:

За ближайшим домом сам вокзал (1954) с широким куполом, автостанция с её Верхней и Нижней площадками, путепровод над путями, «Ленин» за цехами рыбзавода и Абрам-мыс на том берегу — поясняю просто для привязки этой части к двум предыдущим.

Странная конструкция посредине — поставленный в том же 1927 году памятник Жертвам интервенции над братской могилой этих жертв. Если точнее — узников концлагеря в Йоканьге (сутки пути от Мурманска по морю). И вот не знаю точно почему, но хоть под немцами, хоть под финнами, хоть под поляками, хоть под англичанами смертность в русских концлагерях была в разы выше, чем под «сталинскими палачами» — за полгода из 1080 заключённых в живых осталось 680, а ещё две сотни были серьёзно больны. С установлением в Мурманске советской власти узники Йоканьги подняли бунт и сумели дождаться эвакуации в Мурманск на советских ледоколах. Многих вывозили тяжело больными, 24 человека умерли на борту, и вот их-то и похоронили на пригорке у вокзала. В целом, памятники жертвам интервенции на Северах советская власть ставила охотно, и трибуна над обелиском как бы намекает, что памятник должен был стать центром городской жизни:

Но в итоге центр сместился буквально на пару сотен метров, а площадь вокруг памятника сделалась сквером кинотеатра «Родина». Сам он (1939) стоит с краешку в печальной разрухе:

На кадре выше — Ленинградская улица, тихий дублёр проходящего чуть выше проспекта Ленина, северная перспектива которого красиво упирается в Зелёный мыс. Обратите внимание на контраст разноцветного Старого Мурманска и серых микрорайонов по сопкам:

По проспекту и пойдём с севера на юг. На кадре выше хорошо видно огромное здание Дома Советов и с двух сторон от него симметричные башни (1939) бывших Дома Севморпути и военного госпиталя. Но до них ещё неприятно крутой спуск с улицы Папанина и полукруглый дом с цветастой стелой:

Здесь — царство послевоенных сталинок, но даже в нём маячащие сопки, чахлые деревца и свинцовое небо не дают забыть, что мы на 69-й широте:

А на подходах к Дому Севморпути — зелёный колонный фасад краеведческого музея, восстановленного в 1957 году из разбомбленной в войну Шестой школы (1937):

Музей, ныне закрытый на реконструкцию, я посещал в свой первый приезд в 2007 году, и по тогдашней своей привычке не сделал в нём ни единого кадра. В целом, музей невелик и бедноват, однако в таком регионе просто не может не быть интересным. С улицы же отдельная достопримечательность — памятник «Ермаку» (1898), первому в мире ледоколу открытого моря. Тут надо заметить, что первым в мире судами ледового класса были деревянные поморские кочи, по опыту которых в 1864 году петербургский судовладелец Михаил Бритнев построил первый в мире ледокол — с мощными винтами и тяжёлой паровой машиной на борту его буксир «Пайлот» не только выезжал на лёд своим ходом, но ещё и проламывал его под собой. В России этот опыт так и остался экспериментальным, а вот в Европе, где зимы тогда были не чета нынешним, пришёлся очень ко двору, и вот уже Россия заказывала тяжёлые ледоколы в Англии и Германии. Но все они предназначались для речной («Саратовский ледокол»), озёрной («Ангара» и «Байкал» в Иркутске) или хотя бы прибрежной («Большой Тылль» в Таллине) навигации. Построенный же на верфях Армстронга «Ермак», хотя и работал в основном на Балтике, своим ходом достигал Земли Франца-Иосифа и в принципе был первым судном, теоретически способным одолеть за одну навигацию Северный Морской путь. И хотя по факту это впервые удалось сделать лишь в 1930-е годы на ледоколе «Фёдор Литке», «Ермак» готовили к такому походу ещё до революции. В 1918 году «Ермак» вывел Балтийский флот из ставшего чужим Гельсингфорса в Кронштадт, страшной полярной зимой 1938 года вызволял из ледового плена суда Северного Морского пути, а в 1941 году эвакуировал из Финляндии гарнизон советской базы Ханко. Но ни былые заслуги, ни старания общественности (кажется, впервые в СССР озаботившейся сохранением старинного судна!) не спасли «Ермака» в 1963 году от утилизации. О том, что его не уберегли, краеведы и флотофилы хватаются за голову до сих пор, хотя откровенно говоря — в ХХ веке и других не менее ценных исторических судов Россия потеряла множество. От «Ермака» уцелела лишь кое-какая обстановка с кают в московском Морском музее да якорь в Мурманске:

Дальше по проспекту, на одной линии с кинотеатром «Родина» — памятник Анатолию Бредову (1958). Столь экспрессивный, что кажется, будто с немцами он бился вот на этом самом месте и в одиночку удержал весь фронт. На самом деле пулемётчик Бредов пережил годы позиционных боёв, а погиб в наступлении на Печенге — израсходовав патроны и попав в окружение, подорвал себя гранатой вместе с немцами.

Огромный Дом Советов, вмещающий администрации и города, и всей Мурманской области, сам строился как памятник Победе (1949):

От него ещё полквартала до Центрального парка, в заполярном городе представляющего собой скорее ухоженный сквер — вместо парков тут тундра на сопках. За парком видны, слева направо, суд, Дворец имени Кирова и областная дума, построенная в 1939-50 годах для «Севрыбы». Перед ней виднеется ещё и памятник Кирову (1940), убранный в леса. Концентрация Кировых в Мурманске немногим выше общесоветской, с той разницей, что здесь он куда как более уместен — ведь именно Сергей Мироныч курировал индустриализацию этого региона, население которого с 1910-х по 1980-е выросло в рекордные даже для советского Крайнего Севера 500 раз. И даже за вычетом нынешней депопуляции — в 300.

Дворец Кирова, впрочем, тоже непрост. 4 октября 1916 года, когда рядом уже разросся посёлок Семёновский и на станции считали дни до прибытия первого поезда с юга, здесь был заложен Никольский собор, а с ним (де-юре) и город Романов-на-Мурмане. Собор мог бы получиться действительно интересным, очень северным и, что закономерно в порту, похожим на маяк. Да и по рисунку домов на заднем плане видно, что Романов, подобно столичной Петроградской стороне или Хельсинки, представлялся царским проектировщикам городом «северного модерна».

И город в итоге построили, а вот собор — нет. Но в советском градостроительстве нишу соборов быстро заняли Дома культуры, и на фундаменте Никольского храма в 1930 году возвели Дворец Кирова:

После войны вместо изначального конструктивистского облика восстановленный в духе «высокого сталианса»:

Поэтому едва ли не более зрелищен у Дворца задний фасад напротив консульства Норвегии на параллельной улице Софьи Перовской:

В центральном парке же нашлись кусочек довоенной мостовой под запотевшим до непроницаемости стеклом и новенький памятник Треске, здесь играющей примерно ту же роль, что салака в Калининграде, корюшка в Питере, кефаль в Одессе или осетровые в Астрахани.

Мы, между тем, поравнялись со сквером кинотеатра «Родина» и памятником жертвам интервенции. На него через Ленинградскую улицу глядела гостиница «Арктика» (1933) на 100 номеров, постояльцами которой были полярники Отто Шмидт и Иван Папанин, учёные Сергей Вавилов и Николай Книпович, писатели Константин Симонов, Венеамин Каверин и Валентин Катаев, музыкант Юрий Визбор…

…но послужной список в очередной раз не уберёг исторически памятник — в 1977-84 годах на том же месте была построена новая 18-этажная «Арктика», ставшая высочайшим (72 метра) зданием мирового Заполярья. В Мурманске она — натурально, центр композиции, а одинаковая практически с любой точки форма трилистника добавляет ощущения константы. Все свои приезды в прошлые годы я видел «Арктику» закрытой на ремонт и увешанной баннерами, а вот в последний визит жил в ней на «НеФоруме» блоггеров и многие кадры сделал сквозь её пыльные стёкла.

В том числе — на Центральный парк слева и сквер кинотеатра «Родина» справа: они теперь, как крылья, примыкают к огромной главной площади в двух сотнях метров от вокзала. Большую часть истории Мурманска тут был пустырь, так и не застроенный после войны. С началом реконструкции в 1977 году его нарекли площадью Советской Конституции, но народное название Пять Углов здесь прижилось настолько, что в 1992 году сделалось официальным. Ещё я знаю о Пяти Углах в Питере и в далёком сахалинском Корсакове, но только в Мурманске это главная площадь всего города. Напротив «Арктики» — ещё одна гостиница «Меридиан», торцы которой украшены областным гербом и меняющимся раз в год детским рисунком. Проспект Ленина же здесь заворачивает под 45 градусов мимо тонкой чёрной стелы Города-героя (1985), и продолжается своей самой парадной частью:

Здесь сразу бросается в глаза этажность — по 7 этажей строили далеко не в каждом областном центре и даже не в каждой столице ССР, а в Мурманске с его низкорослыми деревьями и редуцированными балконами любые дома кажутся выше. Кажется, здесь просто идея «столицы Арктики», тем более в отсутствии вечной мерзлоты, была понята властью буквально:

А воплощаться начала ещё до войны — вот за спиной у Ильича (1956) явно довоенное здание (1937):

Конструктивистский дом (1934) напротив не только бомбёжку пережил, но и отстроился в первоначальном виде:

Зелёный Дом специалистов (1935):

А напротив пара Капитанских, или Микояновских домов (1935). Ведь был тогда Анастас Микоян наркомом пищевой промышленности, а здесь речь шла о квартирах для тех, кто должен был накормить Страну Советов рыбой. Были эти дома изначально мебелированными, и лично нарком перед сдачей обходил их квартиры, чтобы убедиться, что у люстры в каждой шёлковый абажур. Обратите внимание и на пару странных рёбер — в нереставрированном доме напротив такие тоже есть, и там из них ещё и торчит арматура: это основания для арки, которую так и не успели построить.

Вторая гимназия (1935) напротив:

Можно представить, как всё это выглядело для людей, только вернувшихся из Белого Безмолвия!

Дальше УВД 1960-х годов, уже куда как более обычное — к тому времени арктический фронтир растянулся на многие тысячи километров, Мурманск остался в нём главным, но уникальности подрастерял:

Мурманский областной драмтеатр, что удивительно, лишён посвящения — ярких драматургов в Арктике как-то не нашлось, тем более в её льдах сама жизнь показывала драматичные сюжеты и оставляла далеко позади любой приключенческий роман.

Театр был основан в 1939 году, и здание его вполне могло бы быть из тех времён, но нет — возведено в 1963 году, а прежде труппа базировалась во Дворце Кирова.

Понемногу проспект теряет исторический облик:

И разве что Ильич на здании районного суда (1968) хорош:

Поэтому свернём лучше на улицу Книповича, рядом с именем которого особенно уместно смотрится ПИНРО. То есть Полярный институт рыбного хозяйства и океанографии, арктический филиал московского ВНИРО, курирующего всю рыбную отрасль России. Более того, это его исходная часть: в 1921 году в Мурманске был основан Плавучий морской научный институт, в 1929 году причаливший к берегу и ставший ГОИНом (Государственным океаногрфическим институтом). В 1933 году его объединили со столичным ВНИИМОРХом (институтом рыбного хозяйства), и лишь затем в состав получившегося ВНИРО вошли многочисленные научные объекты от Крыма и Каспия до Камчатки, ставшие в новом статусе бассейновыми институтами, как например ТИНРО и СахНИР на Дальнем Востоке.

Ну а мои давние читатели понимают, почему я так подробно об этом пишу: во ВНИРО работает мой отец, а через бассейновые институты он уходил в промысловые и научные рейсы. В основном — на Дальний Восток, где в 1990-2000-х работать было опасно, но и платили достаточно, чтобы оставаться в науке. В Баренцево море папа стал ходить уже в конце 2000-х, когда и оклад позволял жить неплохо, и время шальных денег в тихоокеанских морях прошло. Но после пиратского Дальнего Востока здесь он натурально наслаждался спокойствием обстановки, законопослушностью начальства и общей адекватностью людей. Последние экспедиции, в которых он участвовал, изучали границы распространения камчатского краба, завезённого ПИНРО в Баренцево море в 1960-х годах и к 1977 году дошедшего до Норвегии. Фотографии с одного из рейсов, те берега, до которых вряд когда-нибудь доберусь сам, я даже как-то выкладывал в блоге:

На стене института — мемориальная доска погибшим на войне сотрудникам. А во дворе — ребро синего кита, который в наших водах вообще-то не водится, но Северная Атлантика тоже входит в зону работы ПИНРО:

Короткая улица Книповича выводит на улицу Шмидта, параллельную проспекту Ленина и Кольскому заливу. Более того, она и проектировалась как набережная, хотя до воды отсюда ещё железнодорожная станция и порт. Застройка тут и сейчас по одной стороне, но на другой промзону закрывают чахлые деревья. На перекрёстке с Книповича — конструктивистский рыбколледж (1932):

С памятником Рыбаку, которого тут принято угощать сигаретой. Ну, или было принято лет 10 назад — потому и выкладываю фотку 2009 года, что при нас Рыбак закона «О курении» не нарушал.

Теперь завернём обратно в сторону вокзала, до которого около километра над портом. По пути — контора Тралфлота (1938), имитирующая московские высотки в миниатюре.

В сквере перед ней — памятник морякам промыслового флота (1961): в Великую Отечественную с северных морей не вернулось 32 траулера. Стела символизирует столб поднятой взрывом воды, а несколько раз в сутки под шум моря и крики чаек здесь играет «Прощайте, скалистые горы». Вокруг — многочисленные инфостенды о судах и исторических вехах тралфлота. Который в общем исправно работает и сейчас — рыбопереработка в Мурманске развалилась не от того, что нечего ловить, а от того, что уловы владельцы предпочитают сбывать за границей.

А на пороге «Тралфлота» — белый медведь, в натуральную величину и готовый к атаке. На самом деле, вопреки расхожему мнению, в Мурманской области белые медведи не водятся — ведь мигрируют они в основном по плавучему льду, а Баренцево море не замерзает. Лишь несколько раз, в аномально холодные годы, их видели на островах у Святого Носа…

Рядом — подземный переход с мозаикой, соединяющий «Тралфлот» с рыбным портом. Этим переходом мы ходили в июльский приезд — это в августе я жил в главной гостинице города, а в июле на борту стоявшего в рыбном порту пассажирского судна.

Дальше улица Шмидта сменяется улицей Коминтерна, проходящей мимо вокзала и бывшего Универмага ТПО из начала поста. Улица Коминтерна же становится улицей Челюскинцев, и вот этот дом является проходной стадиона «Труд» (1960), на который с другой стороны выходят окна Дома Советов.

Сквер же скрывает обветшалый ДК Моряков (1936-53) с ещё одной группой белых медведей:

И ещё одним памятником (1985) «англосаксонского цикла» — на этот раз Содружеству Антигитлеровской коалиции. Рядом ещё и небольшая мемориальная доска Джеффри Шелтону, ветерану Королевского ВМФ с авианосца «Виндекс», поэту и историку Северных конвоев. В Мурманске его называют не иначе как «друг города»:

Ещё квартал мимо конструктивистских домов — и на углу встречает памятник Покорителям Арктики, на котором я умудрился проглядеть самый важный элемент — барельефы «Святого Фоки», «Ермака», «Красина» и «Ленина», то есть судов-вех освоения Арктики. Но глобус навёл меня на странную мысль, что своей атмосферой холодный морской Мурманск местами напоминает знойный степной Байконур. Тут — берег Арктики, там — берег Космоса, сред к человеку безмерно враждебных, а потому становящихся местом действия нового эпоса. Думается, если бы Советский Союз добрался до освоения Марса — то именно Мурманск и Норильск стали бы в планетонавтике кузницей кадров.

А в соседнем дворе — вот такая вот милота на здании детского садика:

С другой же стороны — одно из самых красивых в городе здание, принадлежащее Мурманскому пароходству. Строилось оно в 1954 году как Дом межрейсового отдыха моряков, теперь же здесь какие-то офисы пароходства (не центральный) и его музей:

Очень симпатичные детали:

Само же пароходство, несмотря на бурный рост грузооборота в торговом порту, дышит на ладан и мучительно сползает к банкротству. Известие об этом и сподвигло меня не откладывать путешествие — помимо торговых судов в распоряжении ММП была ещё и пассажирская «Клавдия Еланская», о возможности прокатиться на которой я знал лет 10. Тот рейс, на который я попал, она совершала прл началом уже не Мурманского, а Северного пароходства с конторой в Архангельске, которое благодаря госзаказам на северный завоз оказалось более успешным.

По улице Челюскинцев можно снова выйти на улицу Папанина, где стоит необычайно стильное здание железнодорожной общаги (1955):

А вот чудом уцелевший деревянный дом на Кольском проспекте, существенно южнее центра. Происхождение его, мягко говоря, не очевидное — это Дом Леса (то есть лесохраны), построенная в 1984 году реплика «Синего платочка» — так называли некое общественное здание на Ленинградской, где красноармейцы прощались с матерями и жёнами, уходя на фронт. Что удивительно, «Синий платочек» пережил войну, но не пережил реконструкции Пяти Углов, однако в отличие от «Ермака», его воссоздать было нетрудно:

Вернёмся в центр. Вот ещё несколько памятников, местоположения которых я не вспомню — жертвам репрессий, полярным конвоям (1991, как я понимаю — тот был от наших, а этот — от англичан), военным строителям (1974).

Улица Воровского, начинаясь от вокзала, пересекает Пять Углов, в их Н-образном перекрёстке играя роль перекладины. В конце она переходит в Кленовую аллею, прозванную так за форму плиток. По всей длине её — гигантские бабочки, а в одном из домов обнаружилась кондитерская с очень вкусными пирожными, к каждой из которых бесплатно наливают иван-чай.

У стильных, как часто бывает в Мурманске, многоэтажек…

…аллея переходит в лестницу к школе №1 (1935):

Раньше на ней были гранитные стелы с историей города, но после реконструкции их не вернули на место, зато поставили огромного Николая Угодника, покровителя моряков, с впечатляющим списком фундаторов на пьедестале. В перспективе виднеется купол вокзала:

А на Рябиновой аллее слева от школы ещё один памятник англосаксонского цикла — бронзовый Валентин Пикуль (2013). В Лапландии не нашлось ни Чехова, ни Арсеньева, поэтому парадоксальным образом именно Пикуль, если тут и бывавший, то разве что гостем, выходит главным мурманским писателем. Хотя конвой PQ-17, на 2/3 уничтоженных немцами в холодных морях Северной Атлантики, шёл не в Мурманск (где тогда от немецкого огня было особенно жарко), а в Архангельск, куда в итоге и прорвались уцелевшие суда. Но всё же в Мурманске находилась английская военно-морская миссия, и в истории войны он запомнился пристанищем полярных конвоев.

Рябиновая аллея выводит на улицу Полярные Зори — в арктической столице всё же много романтических названий. Но там — уже серые бетонные дома и пластиковые торговы центры, а разноцветный Старый Мурманск остался в припортовой низине.